Возвращение волшебника или Мечты сбываются (веселая городская притча для взрослых детей)

вот так же, не спрашивая интеллигентно открыла дверь. Так что теперь Ляля, наступая на горло своим хорошим манерам, дотошно допрашивала всех, кто стучал. Глазка в двери, к сожалению, не было. Борькина бабушка заказывала дверь давно на заводе, где когда-то работала и где, в виду отсутствия государственных заказов, в тяжелые времена наловчились варить входные двери бдительным жителям многоэтажек. Это сейчас можно спокойно выбрать себе дверь подходящего дизайна, толщины и секретности замка, а тогда все двери были одинаковы по конструкции и отличались только цветом покрывавшей их краски.
- Семен, - пояснил Семен. - Борис пригласил меня в гости.
- Сейчас, - ответила Ляля и пошла справиться у Борьки про Семена и про приглашение.
- Какой Семен? - не понял Борька. Он полулежал в кресле с ноутбуком на коленях и просматривал новости.
- Говорит, что ты его пригласил.
Борька сразу же вспомнил Семена, парня, с которым он утром разговаривал на скамейке около кардиоцентра. Он действительно пригласил того в гости поговорить, но адреса Семену не давал. Это точно. А, может, дал? Борька вздохнул, слез с кресла, подтянул сползшие джинсы и пошел к двери. Приоткрыв, он действительно увидел парня в допотопных джинсах и странных сандалиях.
- Привет, - сказал он Семену.
- Привет, - улыбнулся Семен. - Я вот пришел, как ты просил.
Ну, положим, Борька вовсе не просил его приходить, но, раз уж пришел, то:
- Проходи, - и Борька распахнул дверь.
Семен вошел в прихожую, освещавшуюся лампочкой из ванной комнаты, дверь в которую была нараспашку.
- Заходи, гостем будешь, - сказал Борька, проходя в комнату, которая служила столовой, гостиной, спальней и кабинетом – квартира была однокомнатной. Обеденная, спальная и кабинетная зоны отличались по цвету. Угол, где стояла софа, отделенная от остальной части комнаты самодельной ширмой, был, как и сама ширма, выкрашен в зеленый цвет. Обеденная зона у окна была голубой, то есть стол, стулья, салфетки, ваза для фруктов и шторы были синими или голубыми, а посередине в светло-коричневых тонах была зона кабинета и гостиной, там стояли два глубоких кресла, журнальный столик и старомодный книжный шкаф.
- Располагайся, - кивнул Борька на одно из кресел.
Семен сел. Ляля была на за ширмой, наверное, читала.
Борька расположился в другом кресле, и они начали общаться. Впрочем, разговор не очень клеился.
- Слушай, а как ты меня нашел? - спросил Борька, которому покоя не давал вопрос, откуда Семен узнал адрес. Борька мог поклясться, что не говорил, где живет.
- Ты же меня пригласил, - ответил Семен. И то была чистая правда.
Они еще о чем-то поговорили, не о погоде, конечно, а так, общие ничего не значащие, но с подтекстом фразы, многозначительное молчание, вздохи, улыбки. Борька посмотрел на часы – почти пять.
- Знаешь, приятная беседа с интересным собеседником обязательно..., - Борька, не докончив предложения, встал и выудил из книжного шкафа чуть початую бутылку коньяка. - Ляль, будешь?
Ляля вышла из-за ширмы. Коньяк был хорош, гость – скучен, а на работе – неприятности. Она принесла из кухни три пузатых рюмки, нарезанный лимон, посыпанный сахарной пудрой, и села в кресло. Борька устроился у ее ног и разлил коньяк по рюмкам. К Семену на какое-то мгновение вернулось чувство, которое он обычно испытывал, когда нужно было пить алкогольные напитки. Он не любил спиртного, особенно крепкие напитки, но отказываться было никак нельзя – засмеют,  оскорбят и, что самое обидное,  больше никогда не пригласят как неподдерживающего компанию. Но это было давно, а теперь, он просто закрыл на секунду глаза, будто зажмурился, и залпом выпил то, что ему налили.
- Ну ты, брат, даешь, - с усмешкой сказал Борька. - Это же не shot of whiskey и не кактусовая водка, чтобы так хлебать. Коньяк дорогой, хорошей выдержки. Лялькин дед привез из дьюти-фри, из самой Франции тащил. Жди теперь своей очереди.
Семен не возражал. Разговор продолжился. С выходом Ляли он немного оживился, поскольку она время от времени делала остроумные или ироничные замечания, цинично шутила, цеплялась к словам, в общем, как могла наслаждалась общением. Борька большей частью цитировал незнакомых Семену авторов, использовал слова, очевидно, иностранного происхождения, смысла которых Семен не знал. Постепенно разговор коснулся смысла жизни.
- Да нет никакого смысла, - заявил Борька, взбалтывая жидкость в своей рюмке. - Да если бы и был, нам-то об этом никто не потрудился рассказать.
Ляля, у которой последнее время стало многовато проблем, включая Борькино пьянство и безденежье, заметила:
- Смысла, может быть и нет, но нормы есть. Для того, чтобы жить нужно каждый день есть и пить, а для этого в кармане должны деньги, если не шуршать, то звенеть хотя бы.  
- Только не говори мне, что смысл жизни в деньгах, - прервал ее Борька и налил себе еще коньяку.
- Ни в коем случае! - выразительно произнесла Ляля и тоже подлила себе в бокал.
- А почему вы оба так несерьезно к этому вопросу относитесь? - спросил Семен.
- От степени серьезности подхода к проблеме, суть не изменится, - сказал Борька и подозрительно посмотрел на свою рюмку.
- А в чем суть?
- Да кто ж его знает? Кто этим только не занимался и древние, и иррационалисты, и гуманисты, и позитивисты, нигилисты, экзистенциалисты, трансгуманисты, богословы всех цветов и мастей, а согласия как не было, так и нет, и не будет никогда, - закончил Борька перечисления, взял бутылку и зачем-то стал ее нюхать.
- Ты что? - удивилась Ляля.
- Ты ничего не заметила? - взглянул на нее Борька.
- Нет, а что?
- Градуса нет, - пояснил Борька. - Я вторую рюмку пью, а кайфа нет.
- Это коньяк, а не дурь, - напомнила Ляля. - Впрочем, я тоже как-то не очень...
- Что за черт, - Борька налил себе еще коньяку в рюмку и снова стал нюхать.
- Ты лучше на вкус попробуй, - усмехнулась Ляля.
Борька сделал глоток.
- Вкус тот же, аромат есть, а градус куда-то делся. Может, сегодня буря какая-нибудь магнитная? - предположил он.
- Какая буря? - набросилась на него Ляля. - Поди сам коньяк вылакал, а потом налил в бутылку чего попало...
- Ты что гонишь? - возмутился Борька. - Ты его сама попробуй. Такой аромат на нашей кухне не сварганишь, да и алкоголь язык пощипывает, а градуса нет. Чушь какая-то.
Семен понял, что это его рук, то есть его усилий, дело.
- Постойте, - вмешался он. - Боюсь, что это моя вина.
Борька с Лялей в первый раз посмотрели на него с интересом.
- Кажется, хоть один из нас опьянел, - усмехнулась Ляля. - Может, все дело в способе употребления?
- Нет, - покачал головой Семен. - Все дело в желании.
- Чьем? - Ляля снова потеряла к гостю интерес.
- Так получилось, что моем, - улыбнулся Семен.
- И чего же мы пожелали? - поинтересовался Борька.
- Дело в том, что я с юности не люблю крепкие напитки, - начал объяснять Семен.
- А Вы уверены, что в отрочестве не застряли? - спросила Алла, которой было двадцать семь лет, а Семену она определила максимум двадцать три.
- Абсолютно, - вполне серьезно отозвался Семен. - Я хотел сказать, что у меня не было желания пьянеть, испытывать как все вокруг распадается и расплывается...
- Так зачем тогда пить? - поинтересовалась Ляля. - Вам же объяснили, что коньяк дорогой, привезен издалека. Попросили бы чаю или просто воды.
- Да, наверное, я так и должен был сделать. Вы правы. Извините.
- И что мне с Вашими извинениями теперь делать?
Ляля была раздражена и этим странным гостем, и бессмысленным разговором, и коньяком, который не давал приятного расслабления. Она встала.
- Послушайте, - произнес Семен. - Я хочу угостить вас ужином. Позволите?
Впервые за многие годы он почувствовал, что противен самому себе за малодушие, неумение высказаться и сформулировать так, чтобы тебя услышали безо всяких дешевых трюков с материализацией, но по другому обратить внимание на то, что он хотел рассказать, ради чего двадцать лет провел в обучении, потом покинул монастырь и пришел к людям, не было никакой возможности. Его просто не слушали.
- Позволим, - снова усмехнулась Ляля и предложила:
- Пармезан?
“Пармезаном” звался недавно открытый ресторан  с сумасшедшими ценами и, как говорили, изысканной кухней.
- Нет, - ответил Семен, ничего не знавший про “Пармезан”, и закрыл глаза.
Он не слышал еще пары шпилек от Ляли, так как был занят. Через минуту на столе между бутылкой безалкогольного уже коньяка и рюмок появились лепешки, миска с чем-то горячим и ароматным, несколько тарелочек с пастами, закусками и зеленью.
- Это что? - спросила Ляля. Выдержки ей было не занимать.
- Обед, как я и обещал, - улыбнулся Семен.
- Я вижу, что обед, но откуда он взялся?
- Я его придумал, - объяснил Семен.
- Я думала, что мы в ресторан пойдем, - с наигранной разочарованностью сказала Ляля. - Так и я могу, вон, в холодильнике позавчерашняя курица еще осталась.
В отличие от Ляли, Борька примолк, смотрел на накрытый стол, не мог поверить своим глазам и, как говорится, мучительно соображал, то ли это коньяк начал, наконец, действовать, то ли весь этот базар ему просто снится.
- Угощайтесь, - пригласил Семен.
- А Вы пока грабить будете? - спросила Ляля.
- Грабить? - не понял Семен.
- Ну да, мы в гипнозе как в анабиозе, а Вы в это время шарите по полкам и холодильнику в поиске денег и драгоценностей. Должна разочаровать – наличных в доме не держим, золота тоже – из моды вышло.
- Зачем мне Ваши деньги? - спросил Семен.
- Действительно, зачем дяде деньги? - нервно засмеялась Ляля. Обед на столе манил неизвестными ароматами, из миски шел пар,  лепешки были свежими, а Ляля голодной.  
- Вы лучше присядьте, - предложил Семен. - Попробуйте лепешки.
Борька, для психики которого накрытый стол был не просто испытанием, а крушением всего его, пусть и псевдо, нигилизма и всех других измов, наконец, обрел дар речи и спросил:
- Ты что, Воланд или его приспешник?
- Воланд? - не понял Семен, хотя имя показалось ему смутно знакомым.
- Дьявол, - пояснила Ляля, по спине которой пробежал холодок – кто его знает, что может быть на белом свете.
- А, - вспомнил Семен замечательную книжку, которую несколько раз перечитывал во время своих дежурств на стоянке. - Это там, где...
И тут он произнес слово, которое я не решусь передать звуками, которыми владею; оно было произнесено на выдохе и потому, что Семен сделал небольшую паузу, стало ясно, что слово это очень важное, и, даже, наверное, не столько само слово, сколько то, что он означало.
- ... почему-то облачено в черные одежды, и как бы противостоит самому себе?
- Что Вы сказали? - не совсем поняла Ляля. - То слово, я не понимаю по-китайски.
- Это не по-китайски, - покачал головой Семен.
- Не важно, что оно означает?
- Не знаю, то есть я знаю, но не могу подобрать знакомого вам слова..., - Семен смутился.
- Вы уж постарайтесь, - Ляля уже пришла в себя снова начала язвить. Она кожей почувствовала, что от парня опасности не исходит, а понять, что же творилось в гостиной части их комнаты, ей очень хотелось.
- Ну, это что-то вроде Совершенства, только больше, намного больше...
- Как солнце? - Ляля достала сигарету и закурила.
- Нет, гораздо больше, и оно невидимое, что ли...
- Вы уж как-нибудь потрудитесь объяснить все словами языка, на котором мы с Вами разговариваем безо всяких “что ли” и другого мусора.
- Погоди, Ляля, - пришел, наконец в себя Борька. - А ты... Вы только стол умеете или все