Сказ про туристов

заблудиться (он вообще постоянно ездил сюда отдыхать, тренироваться и прекрасно знал местность).
Навалилась темень. Оставшиеся поняли: что-то случилось, так долго ходить просто невозможно. Но с неба посыпались обильные снежные хлопья, идти в ночь было небезопасно, и они остались. Снег валил всю ночь. Когда на следующее утро рассвело, Сергей с Андреем, наспех перекусив, встали на лыжи. Добравшись до скал, они увидели, что веревки сняты, следов вокруг нет. Покрутились в округе – всё безрезультатно, а снегопад всё не прекращался. Сомнений не оставалось: произошло что-то непредвиденное, нужно срочно двигать в Междуреченск, обращаться к спасателям, и чем быстрее, тем лучше.
Спасотряд обнаружил Кривопалова и Горбатенко на второй день после начала поисков, в двух шагах от тропы, километрах в двух от избушки – вытаяла рука одного из несчастных. Миша лежал на наломанном и наспех кинутом на снег еловом лапнике, прикрыв локтем глаза, а Кривопалов полусидел-полулежал рядом с ним прямо на снегу. Рядом валялся его рюкзак с веревками. Создалось впечатление, что он сорвал их в крайней спешке и тромбовал в рюкзаке вперемежку со снегом чуть ли не ногой. Хотя друзья-альпинисты вспоминали его большим аккуратистом: для него грамотно сбухтить и бережно уложить веревки всегда было делом принципа, частью альпинистской этики. Присутствия следов посторонних людей или диких животных обнаружено не было. Как и следов насильственной смерти на телах: вскрытие констатировало классическую смерть от переохлаждения, хотя в ту злосчастную ночь температура опускалась всего-то до минус шести – апрель-месяц. Поэтому и «дело» заводить не стали.
Все мы терялись в догадках: что же произошло? Бурмистров с Шестаковым тоже ничего не могли объяснить: накануне, дескать, все было в полном порядке, ничего и близко не предвещало трагедии. Некоторую ясность внес друг Горбатенко Леша Бирюков. Он рассказал историю, которая случилась с Мишей еще в студенчестве. Горбатенко был родом из таежного города Боготола, что в Красноярском крае, и обожал ходить в одиночку в тайгу. И вдруг однажды у него посреди тайги неожиданно отказали ноги – пришлось три дня поддерживать костер, благо под рукой были кое-какие продукты, котелок с водой. Ноги «включились» также внезапно, как и «выключились». Горбатенко обследовался и, будучи студентом-медиком, пытался получить грамотные консультации, однако ничего не выявилось, врачи только разводили руками: «вроде всё в норме, молодой человек». Миша запомнился мне длинным нескладным парнем. Я не сомневался, что тот случай с ногами был свидетельством какого-то скрытого серьезного системного сбоя организма.
Поэтому мы предположили следующий ход событий. Ребята вышли, прошли пару километров, Горбатенко занедужилось. Прихватило так же внезапно, как тогда в тайге. «Ну, что, может быть, обратно вернемся? Ты как?» – «Терпимо. Да чего возвращаться-то, время терять? Ты сходи, я тут подожду» – «Ну, ладно, давай, я тебе лапничка подстелю, чтоб удобней было, я быстро…». Напомню, стоял погожий апрельский денек – солнышко, капель, устойчивый плюс. И Миша остался.
А Кривопалов спешил. Он так торопился, срывая и сматывая веревки, нервно впихивая их в рюкзак, что в нем оказалось полно снега. И скорее, скорее к Мишке. Вернулся, а он спит. Просто спит, развалившись на лапнике и заслонившись от света рукой. «Вот и я! Пошли! Ты что, уснул? Миш! Э, слышишь?! Миша-а-а!..»
Так это было в действительности или нет – никто не узнает. Но других вариантов просто не возникает. И если с Горбатенко можно хоть что-то более-менее правдоподобное предположить, то, что потом случилось с Кривопаловым, не укладывается в уме. Без сомнения, парень, поняв, что друг умер, находился в состоянии крайнего потрясения, колоссального шока. В общем-то, это понятно. Но вот что дальше? Дальше-то что? «Снесло крышу», сел в снег и замерз «за компанию»? Или как? Ведь чтоб погибнуть, нужно было постараться: на нем был горный пуховик, а ночью не опускалось даже до десяти мороза. И это днем, рядом с тропой, недалеко от избушки! Что-то другое просто не приходит в голову. Так и остались рядом на снегу два товарища – Кривопалов и Горбатенко.
Написал и опешил от открытия еще одной мистической параллели: первыми из погибших дятловцев обнаружили двоих лежавших друг подле друга у кедра туристов со схожими фамилиями – Кривонищенко и Дорошенко. Они же, похоже, и погибли тогда первыми…
И заключительный аккорд в дьявольской череде мистических событий и совпадений. Всего через несколько месяцев после трагической истории на Зубьях, в августе, находясь в отпуске в Казани, мой друг Сережа Бурмистров пропал… Просто пропал, как иногда пропадают люди «без вести». Вышел вечерком из ресторана со своим казанским другом и его подругой, пошел прогуляться, пообещав другу вернуться к нему переночевать (тот хотел проводить свою девушку), и больше его никто никогда не видел… Но, все равно, «погиб» и «пропал без вести» – не одно и то же. И я верю, что Серега жив. Пусть он где-то далеко, пусть под другим именем, но жив. Жив!
Впрочем, достаточно эмоций и мистики.

Глава 2. Про убийцу по имени «Страшный Холод»

А теперь слово моему другу Рудалю, бывалому туристу, который сподвиг меня на написание Сказа.

«Впервые я услышал о группе Дятлова несколько лет назад по телевизору. Журналисты туго знают свое дело. У меня осталось впечатление, что туристы ослепли в буквальном смысле. Что же их так напугало, а потом еще и ослепило? Смотрел передачу и только качал головой. Бедные, бедные ребята. Ползают, на морозе, слепые… Мистика какая-то…
Больше к этой теме не возвращался.
Но как-то глянул материал про них в Википедии. Прочел, но уже другими глазами. Где же вы нашли мистику?
Но не для полемики я это пишу. Хочу рассказать о небольшом приключении, которое произошло со мной и двумя моими друзьями несколько лет назад. Уж очень ситуация была похожа на ту, в которую попали ребята из группы Дятлова. Похожа не внешне, а по существу и по тем действиям, которые совершали мы и они.
Отправились мы тогда в небольшой однодневный поход на лыжах. Пройти предстояло около пятидесяти километров по самому началу Салаирского кряжа – не слишком много, но все же достаточно для троих «бывалых» молодящихся старых кренделей. Стоял февраль, температура не ниже минус пяти, но очень ветрено. На открытых местах мело безбожно, поэтому старались идти лесом. Там, правда, свои «прелести» – все изрезано оврагами, по дну многих из них текли ручьи.
Вышли затемно. То, что заблудились, мы поняли рано, где-то около трех часов дня. Гораздо позже мы поняли, что в этот день до людей уже не доберемся. Стемнело, мы смертельно устали. Шутка ли, не менее двенадцати часов на лыжах, да еще, в основном, по лесу, через овраги… Вышли прогуляться, а предстоит совершенно неподготовленная ночевка в зимнем лесу. С этого момента, собственно, и началась наша борьба за жизнь, очень напоминающая ситуацию у ребят из группы Дятлова, когда они были уже у кедра… Конечно, Салаирский кряж недалеко от Новосибирска – это не Северный Урал. Но и не Сочи, уверяю вас. Вся наша одежда и обувь были насквозь мокрыми (двое вообще были на пластиковых беговых лыжах, в обычных «советских» лыжных ботинках, один в вибрамах на лыжах «Турист»). Вот «чайники»!
Мы попали в такую ситуацию по своей глупости. Как же попали к кедру ребята из группы Дятлова?
_____________

Я не сторонник мистики, привык руководствоваться принципом «экономии мысли». Жизненный опыт учит меня, что причин никогда не бывает много. Обычно все бывает очень просто. Если это лавина, то это лавина, если  камнепад, то это камнепад, если это Черный Альпинист, то это Черный Альпинист. Кто бы ни напугал ребят, кто бы ни выгнал их из палатки почти раздетыми на улицу, тот их и убил. Он не отстал от них, он проследовал за ними до кедра. Их убил серийный убийца, его имя – Страшный Холод…
Сперва он заглянул в их палатку через разрыв ската. Ребята не растерялись и заткнули дыру меховой курткой. Но Страшный Холод очень терпеливый убийца. Он подождет и заглянет к ним потом, когда они уснут. Почему я считаю, что ребята уже легли спать? У одного из них обнаружили стельки на груди, их всегда укладывают прямо перед сном. Страшный Холод не мог заглянуть к ним в тот момент, когда они, еще разгоряченные, только переодевались. Он подождет, пока некоторые из них уснут, подождет, пока мозги в их головах немного остынут…
Всё как положено, всё по правилам. Все носки на ногах (много пар одевают только на ночь, но не на переходе), все свитера и штаны на телах, но валенки и ботинки сняты, в них не спят. Все одеяла и ватники сверху, всегда так делают.
Думаю, всякий, кому довелось ночевать в палатке в горах на ветру при минус 25, согласится, что «Страшный Холод» – это не просто образное выражение. Это вполне материальное тело. К нему можно прикоснуться, его можно пощупать, только после этого обычно отмерзают пальцы… Его можно увидеть. У Страшного Холода лицо не такое, как у молодого Алена Делона: глаза вытекли, язык откушен, рот запал, кожа черная… И взрослый испугается. А тут – такие ребятишки… Моему сыну сейчас двадцать пять. Сыну моего друга, тоже туриста (прим. автора: речь идет обо мне), двадцать пять. Да разве согласился бы я отправить их одних ночевать на снежном склоне, на ветру, в палатке! Да лучше я в одиночку голышом на Северном полюсе ночевать буду! Эх, ребятишки, ребятишки… Такие молодые, такие сильные. И такие беззащитные… Трудностей захотелось? Да сколько еще их будет на вашем веку, зачем самим себе их создавать? Кто же ночует на голом склоне, если всего в полутора километрах – лес, дрова.
Дрова! «Как много в этом звуке…»
Грешен, однажды на Тянь-Шане я шел по леднику и собирал вешки гляциологов, такие деревянные палки, хотя понимал, что это, мягко говоря, нехорошо. Мои друзья укоряли меня, пытаясь не выдать нотки восторга в голосе, ведь будет костер! Неделю уже в снегах… Я, как мог, защищался: «Так ведь это нерабочие вешки… скорее всего. Не видно же гляциологов нигде…» Железная логика?
Строить предположения – неблагодарное занятие. Дятловцы могли поссориться: кто-то предлагал ночевать в лесу, кто-то – на склоне. Только кажется мне, что сама близость леса могла сыграть злую шутку. Эдакая возможность спасения, отступления в последнюю минуту. Кажущаяся возможность. Не было бы такой возможности – никуда бы не бежали, теснее бы жались друг к другу. Отчаянно замерзли бы, но выжили. А так терпели до последнего, дождались легкой гипотермии, когда слегка мутится разум. Кто-то увидел страшный лик или услышал страшный голос – и поднял панику. Кто-то побежал со страха, кто-то спросонья, кто-то побежал ловить бегущих, кто-то успокаивать. Кто-то надел валенок, кто-то полваленка, кто-то ничего не надел. Но всех манил к себе лес. И костер.
Костер! «Как много в этом звуке…»
Очнулись у кедра. Они забыли взять с собой валенки и ватники, но Панику взять не забыли. Почему я уверен, что они не забыли Панику? Да просто анализируя их дальнейшие поступки и решения…
А Страшный Холод никуда не побежал. Этот товарищ не из тех, кто спешит и суетится. Этот знает себе цену. Он подождал немного, и не спеша