шумно. Они юркнули во двор Алешки, рядом с которым оказались, пробежали двор, обогнули дом, притаились за оградой. Глаза их горели. Впервые Володька и Алешка столкнулись с большим, взрослым делом, ничего в нем не понимали, но так хотели узнать больше! Чтобы лучше слышать, они почти перестали дышать. Сначала раздавались отдельные фразы: «собрать всех», «только утром», «боимся стариков». Когда все четверо подошли, через щели в заборе мальчишки первый раз смогли их рассмотреть. Парень среднего роста в черной толстовке и темно-синих джинсах, с коротко стриженными русыми волосами и обыкновенным, простым, но будто натянутым от сосредоточенности лицом говорил:
- Я не волшебник, я не могу обещать безопасности. Я сам боюсь. Не столько бездарей в высоких кабинетах, сколько русской толпы. Дури в ней – никем не меряно. Так что толпу будем собирать по одному человечку. Могу и поклясться. Хотите – Богом, хотите – чертом…
- Не надо, Витя, - сказал с участием Андрей Николаевич.
- Попробую убедить. Вот Петя, - Витя показал на здоровенного парня с грубым лицом, на две головы выше всех остальных. – Сразу видно – он бы в два дня перевешал бы на столбах все начальство в городе.
- Легко, - ухмыльнулся Петя.
- На третий день он возьмет власть в свои руки, начнет раздавать команды и строить новую жизнь, - Витя все больше напрягал голос, переводя взгляд с Андрея Николаевича на Петю и обратно. – А на четвертый день наш новоявленный станет такой же мразью, как и те, что болтаются в петле…
- Ты че? – отшатнулся, а потом подался вперед Петя.
- Как бы он ни правил, – поднял ладонь Витя. Петя остановился. – Какие бы конституции ни писал, хорошим царем он не станет. Закон природы. Хороших царей не бывает.
- А вы, конечно, хотите в России жить без власти? – с любопытством ухмыльнулся Андрей Николаевич.
Витя с пониманием улыбнулся.
- Одно могу обещать точно – будет очень тяжело. Очень. Мы себе даже не представляем как тяжело. Думаем, натерпелись перестроек и реформ, и хватит на нашу долю? А главное-то, впереди. Попробуйте-ка уверить себя, что можно без власти! Не власти усатого или власти лысого! А вообще без власти! Да большинству царь еще как нужен! Они без него как брошенные дети в песочнице – понятия не имеют, что им лепить. А мне – уже нет. Он мне не нужен.
Андрей Николаевич сразу не ответил, а потом с большим вниманием посмотрел на него.
- Но учтите, сами себе они очень нужны. Они ни от чего не откажутся. Никакая демократия им не нужна. Им и так хорошо. И они вас зубами за эту демократию рвать будут.
Все четверо, не сговариваясь, двинулись к дороге, где заканчивался район частных домов и наступали многоэтажки. Мальчишки у забора повернули головы и прильнули ушами к промежуткам между досками.
- И поверьте, страшно не на выборах провалиться, не потерпеть поражение на баррикадах, - снова говорил, стихая в отдалении, звонкий голос Егора. –Страшно – запятнать совесть. Тогда выйдет – твои идеи, твои стремления – дороже жизни людей. А этого не может быть. Риск здесь – даже не проиграть. Риск – оскотиниться… Как всегда у нас и было.
Голос говорившего смешался в отдалении. Мальчишки не решались открыто выйти из двора и только наблюдали, как все четверо еще немного прошли по дороге, дошли до перекрестка, попрощались и разошлись.
МАЛЬЧИКИ В ГАЛСТУКАХ
Марина Захаровна проехала стоянку, припарковалась у входа в клуб, отключила от зарядки планшетный компьютер, взяла смартфон, портфель с документами, оглядела себя в зеркало и уверенно направилась к дверям. На ступеньках ее догнал первый заместитель председателя:
- Марина Захаровна, все готовы, ваш доклад роздан. Еще звонили от Валерия Валерьяновича – приказ об избрании вас председателем молодежного совета при администрации готов. Избраны единогласно, - усердно заулыбался он.
- Спасибо, Евгений. Папа передал вам документы, - она протянула ему папку. – Надо собрать подписи, все оформить… Займитесь… А то меня в университете экзаменами замучили… Юрий Петрович здесь?
- Конечно. Ждем вас.
Душный зал был забит студентами, старшеклассниками и группой каких-то одинаковых, измученных жарой, молодых людей солидного вида в светло-серых костюмах, занявших целиком второй и третий ряды. Первые кресла неизменно занимали полнотелые начальники отделов администрации и еще более важные и дородные депутаты в легких светлых рубашках с короткими рукавами, под руководством главы города Юрия Петровича.
Выбивая дробь из досок пола, в зал вошла Марина Захаровна. Первые три ряда синхронно повернулись к ней и облегченно вздохнули. Марина Захаровна стрельнула глазами двум девушкам. Те стали раздавать в зале печатные листовки. Сама вошедшая села подле главы, который подал ей руку и расплылся в улыбке, но тут же болезненно вздрогнул от натяжения плохо еще зажившего шрама, что алой полосой пересекал его левую щеку.
В строгой тишине на трибуну мерным шагом поднялась полная женщина, лет за пятьдесят, с крупным распомаженным лицом, полным выражения достоинства в себе и в происходящем.
- Дорогие ребята, - весомым, статным голосом начала она. – Сегодня перед вами выступят лидеры нашего партийного отделения. Все вы недавно проявили должную активность, вступили в молодежный совет и сегодня на открытом голосовании вам предстоит избрать нового главу молодежного совета. Как вы, наверное, знаете, прежний глава добровольно покинул ряды совета по решению президиума совета… - она внимательно оглядела зал, будто высматривая кого-то.
Мест не хватало, ребята, а кое-где и девушки жались по стенам. В дальнем конце зала у входа толпилось человек десять. Прислонившись к дверному косяку, Витя обернулся к Саше:
- Так ты, оказывается, еще и добровольно…
- Я – всегда добровольно, - прищурившись, Саша осматривал зал. – Особенно когда отец-ректор рискует местом. А ты думал, по «обвинению в противодействии»? Зато и выбирали меня закрыто, а не поднятыми вверх ручками. Во нагнали… Смотри, Вить, вон какая, с медицинского. Видишь, вторая от окна? - он кивнул в сторону девушки с длинными волнистыми волосами в синем платье.
- А губа у вас не дура, товарищ Троцкий. Вы, поговаривают, и в Мексике художницами не пренебрегали, - зашептал ему на ухо Витя. – Почему и нет? Раз приперлись…
На трибуну легко, несмотря на комплекцию и возраст, поднялся глава города. Весь его вид говорил о его крупной должности – шарообразная голова с ухоженной стрижкой, мощная золотая оправа очков, черные усы, свободный пиджак, широкий галстук в полоску.
- Дорогие ребята! В этот ответственный момент вся наша вера, все наши надежды устремлены на вас – будущее нашей страны…
Саша с улыбкой взглянул на друга:
- Этому грамотею никто не сказал, что вера не может быть устремлена на кого-то?
- …мы уверенны – вы оправдаете оказанное вам высокое доверие. Не подкачайте! Мы много с вами добились. Но еще больше предстоит сделать… - говоривший поднял глаза куда-то вперед, поверх голов, будто смотрел вдаль, и до конца выступления не сводил взгляда с линии, где задняя стена зала сходилась с потолком. Говорил убежденно, как говорил уже много лет, еще с первых комсомольских заседаний, где блистал без секундного сомнения, что делает все правильно и полезно.
- Дэвушка, красавица, - Витя, с улыбкой до ушей, пробрался и наклонился к сидящей недалеко школьнице в трехцветном – под флаг – завязанном на шее платке, с надписью белой краской «МЫ» во всю спину красной футболки. – Как вы оцениваете шансы правящей партии на предстоящих выборах?
Девушка повернулась к нему, ничего не ответила и раскрасневшись, уткнулась в ладони. Через два ряда сидели три девушки сплошь в черной одежде с громадными металлическими украшениями: гроздьями железных серег в ушах, на бровях и в носу, очерненными волосами и богато разрисованными смоляного цвета косметикой лицами. Решив, что если цирк – то цирк до победного, Саша направился к ним.
- Яхонтовые мои… в смысле, смородиновые… Поделитесь кулинарным секретом - ботаников в очках какой диоптрии вы предпочитаете на обед по вторникам и четвергам?
По ряду, склонившись и цепляя сидящих, к Вите пробирался пухлый человек лет тридцати пяти в лощеном светло-сером костюме, с двойным подбородком и зачесом на рано лысеющей голове.
- Молодой человек, не мешайте! Вернитесь на место! – и, не дождавшись ответа. – Вы кто?
Витя лениво обернулся, и по его лицу поползла улыбка плохо скрываемого пренебрежения.
- Ну что вы… товарищ парторг… как можно… А, впрочем, не подскажете, чему я мешаю? – притихшим голосом, не привлекая внимание, сказал Витя.
- Вы мешаете проведению собрания… встречи с общественностью. Займите свое место!
- Прекрасно! Встреча с общественностью. Так вот, господин парторг, - продолжал Витя заговорческим шепотом, - я и есть общественность, провожу встречу, - он кивнул глазами на девушку в футболке, которая выпучила на Витю глаза и не знала куда ей деться, - выясняю картину политических настроений в молодежной среде…
- Вы нарушаете порядок! Мешаете выступлению! – повысил тот голос. Вокруг стали оборачиваться. – Вернитесь на место! Или выйдите из зала!
Витя неожиданно посмотрел ему в самую середину глаз.
– А тебя, дружок, в каком классе приняли в комсомол? Или сразу с детсада записали? А? Гринева до рождения в «семеновцы», а тебя в комсомол?
Парторг, стоя в согнутом положении и отдуваясь от духоты, оторопел, хотел было что-то сказать, поперхнулся и, наконец, выдавил:
- В десятом…
- Поделись ощущениями – и как там, между молотом и наковальней? – Витя приятельски похлопал его по плечу. Тот замер и стал наливаться красным.
Главу города на трибуне сменил Евгений, который встречал Марину Захаровну у входа. С недвижимым лицом он монотонно читал доклад.
- В апреле мы организовали субботник с участием двух тысяч школьников! Приняли активное участие в первомайской демонстрации! В День России активисты прошли по улицам города с флагами…
Саша увидел, как вдоль рядов, вдогонку к парторгу, к Вите пробираются двое депутатов и бросился спасать ситуацию.
- Простите! – встал он во весь рост и взглянул на Витю, который со всем залом тут же обернулся к нему. – Вопрос можно? Поясните мне, непонятливому, а куда все-таки двигаются молодежные движения?
В зале повисла недоуменная тишина, а когда выступающий что-то забормотал, Саша продолжил:
- Пардон, уважаемый. Я совсем не то хотел спросить! – посмотрел он на сидящих вокруг, улыбнулся, и все вокруг будто облегченно вздохнули. Кто-то даже снисходительно, с поддержкой заулыбался в ответ его оплошности. – А каковы затраты на тихомирское отделение вашей партии? Содержит это скопище патриотов, я понимаю, наш дистрофичный бюджет?
Молодой человек на трибуне нервно задохнулся, с праведным гневом в глазах посмотрел на первый ряд, будто что-то там увидел и тут же пришел в себя.
- Я готов всячески опровергнуть эти лживые подозрения! Ни копейки из бюджета не идет на финансирование партии!
В первом ряду заметилось шевеление. В сторону Саши стали поворачиваться массивные коротко стриженные головы и объемные надушенные прически.
Бросив на парторга полный небрежности взгляд, от которого тот, чувствуя нарастающую бурю, попятился назад, поднялся и
