нетерпеливого коня, против ожидания, ничем не выказал своего недовольства и, с ядовитой усмешкой на грубом лице, просто отослал Оанэ на помощь к Герману. Но он бы не был самим собой, если бы не бросил вслед удаляющемуся пыркэлабу:
- Надо было к главным воротам ставить Думу! Уж он бы справился! – Комендант
делал вид, будто не замечает того, о ком он только что говорил. Дума приблизился к немногочисленной конной свите коменданта на взмыленной лошади.
- Збиеря, плохо дело!
Скрежеща, позвякивая и поскрипывая сверкающими в свете факелов доспехами, Збиеря поворотился к говорившему.
- Что так?
- Турки налаживают артиллерию по всему нашему периметру! – Лошадь под
Думой пошла боком, захрапела и с недовольным ржаньем встала на дыбы.
- Пушек – не сосчитать! И всё подвозят!
- Нам не впервой, Дума! Пусть себе палят. Уверен, что господарь уже спешит к нам на помощь. Сломает себе хребет султанишка! О наши стены сломает!
- Это не всё, Збиеря! Ров они засыпают!
- Что?! Ров?! Какой ров?! Наш?! Засыпают?! Ох-хо-хо-хо! – От неожиданно громкого смеха коменданта, пугливо попятились лошади свиты. Збиеря схватился за бока, откинулся в седле и хохотал заливисто, искренне и заразительно. Он никак не мог остановиться, и вот уже загоготал кое-кто из свиты, а ещё мгновение спустя покатывались со смеху все сопровождавшие коменданта военачальники. И даже сам Дума заулыбался. Смеялась в рукава рассыпанная поодаль личная охрана Збиери. Странно было посреди ночи слышать этот весёлый смех.
- Видишь, Дума, ты и сам смеёшься, - С трудом отдышавшись, сказал комендант,
- Пугает нас султанишка, головы нам морочит! Пальнуть надо, разок-другой, хоть и ночь на дворе. Распорядись, - Обернулся он к кому-то из сопровождающих. Тотчас от группы отделился один из всадников и растворился во мраке крепостного двора.
- А как думаешь, Збиеря, не попробовать ли мне, с моим отрядом, как пушкари шуму наведут, пощекотать их немного?
- Да как же, Дума? Оанэ, только что, еле ноги унёс! Вояка…
- Вот потому и хочу попробовать. Нас сейчас, точно, не ждут. Что скажешь?
- А что? Мысль – добрая! С богом!
Несколько неожиданных залпов со стороны крепости, произведённые почти наугад, в кромешную тьму, внесли в копошащихся у рва турок настоящую панику. В стремительном отступлении к своему лагерю никто из них не заметил мчавшихся им наперерез всадников Думы. То, что не могли сделать пушки, довершили сабли и алебарды лихих молдавских гвардейцев. Стоны, хрипы и мольбы о пощаде разрывали тишину ночи и слышались с разных сторон. Увлечённые преследованием воины пыркэлаба едва не достигли турецких костров. Спохватились уже почти у границы вражеского становища. Дума скомандовал отход, и отряд, слыша и чувствуя организованную неприятелем погоню, мчался теперь, что было духу, к стенам родной крепости. Последний из всадников широким прыжком успел заскочить на уже начавший подниматься мост. В диком улюлюканье преследователей слышалась свирепая и бессильная ярость. Туркам не хватило буквально нескольких секунд.
Отряд Думы был встречен дружными приветствиями защитников крепости. Сам комендант со свитой выехал ему навстречу. Несколько гвардейцев отчаянного пыркэлаба истекали кровью. Сам Дума тоже был ранен. В пылу сражения и погони никто из них не заметил своих ранений и не почувствовал боли. И, самое главное, отряд вернулся без потерь, в том же составе, в котором уходил на рискованное мероприятие.
- Ай да Дума, - Гремел на всю площадь комендант,
- Засвидетельствовал почтение турецкой голытьбе! Пощекотал, называется! Ха-ха-ха! Слава пыркэлабу Думе!
- Слава!
- Слава! – Неслось с разных сторон.
Подскакавший Герман радостно обнял соратника. Дума смущённо улыбался. В отдалении, за спинами обитателей Четатя-Албэ, высыпавших сейчас на площадь и торжествовавших пусть малую, но так необходимую победу, недосягаемый для света факелов, восседал на вороном коне королевский посланник, пыркэлаб Оанэ. И глаза его полыхали пламенем ненависти, а лицо исказила судорога зависти и глубоко затаённой мести.
Батальные сцены выписаны мастерски.
Перед глазами читателя разворачивается картина жестокой и беспощадной борьбы за Аккерманскую крепость ("золотой ключ от желанных ворот всего Чёрного моря").
...грохот и рёв орудий... падающие со страшным свистом раскалённые ядра... запах кипящей смолы, смешанный с запахом заживо сваренной человеческой кожи... душераздирающие вопли... жар огня... земля, не успевающая впитывать реки крови...
И над всем этим "замершая от творимого ужаса Днестровская степь"...
В кровавых отблесках заката "расползался в разные стороны густой дым". Красное и чёрное. Кровь и копоть.
Мир погрузился во тьму, в которой родилась "странная и неожиданная тишина, разбавляемая жуткими стонами тысяч раненных".
Омытая отгремевшей грозой, ярко сверкающая бесчисленными звёздами и молодым народившимся месяцем, трепещущая порывами ласкового ветра, над Днестровским лиманом, над всей необъятной Днестровской степью, распростёрла свои чарующие объятия тёплая и прекрасная украинская ночь. Стряхивая с себя последние дождевые капли, перешёптывались с нею высокие степные травы. В негустой рощице ухал филин. Запоздалые птицы торопились найти приют в кронах уснувших деревьев. Заяц, выискивающий место посуше, бил лапами кусты. Волны слабеющего на лимане прибоя одаривали ночь завораживающей морской сказкой. Прислушиваясь к ней, готовилась к беспокойному сну и осаждённая угрюмая крепость. А её защитники, собравшиеся на широких стенах, с тревожным вниманием вглядывались в поражающие бесчисленностью огни вражеского полчища...
Насколько величественна природа в своей первозданной красоте! И как же мал и суетен человек на её фоне.
Прочитав "Осаду", начинаешь с особым чувством относиться к мирному небу над головой — самой главной ценности жизни, подлинному "золотому ключу".