политработники в экипаже так и не узнали, но Олег Петрович оказался внимательным, заботливым, участливым в личных делах руководителем и, на удивление, хорошим политработником. С точки зрения экипажа. Он сумел так построить политическую работу, что она вдруг стала не нудной и не наказанием для затюканных командиров всех ступеней. Всем понравилась его забота о быте офицеров и матросов, создание работоспособного микроклимата в экипаже. Поэтому и пришло стойкое убеждение, что замена Кузьмичу хорошая - настоящий политработник. И человек хороший. Как определили в экипаже – сплаваемся! Действительно, у Гордея все получалось и вскоре он стал на корабле не только полити-ческим руководителем, но и товарищем в самом глубоком смысле этого слова. Гордею не удавались только отношения с политотделом дивизии, где к нему относились почему-то прохладно, хотя все его аттестации были вполне положительными. Может быть, потому что – инженер? Служить бы да служить, но коварная фортуна не преминула показать зубы…
Гордей ужинал в мурманском привокзальном ресторане (”правом отличительном”) убывая в Москву на очередную учебную сессию. Все, как всегда – сто граммов водки, бутылка пива, салат и отбивная. Отужинав, вышел в гардеробную, куда сдал шинель и шапку. В случаях, когда военная одежка была в ресторанном гардеробе единственной, обычно гардеробщики не выдавали номерки. И в этот раз Гордей тоже воспользовался этой традицией, но при выходе гардеробщик, изрядно употребивший горячительных напитков разных расцветок и степе-ни крепости, вдруг потребовал его у Гордея. .
- Но ты же мне его не давал... Вот моя шинель и кроме нее у тебя и шинелей – то больше нет! – возмутился подводник. . - Нет, номерок я тебе выдал! Верни его, а то не отдам шинель! – хри-пел пьяный гардеробщик. . . - Послушай, да пошел ты... Будешь мне тут…, я тороплюсь! – и капитан 3 ранга Гордей, протянув руку за стойку, снял с вешалки свою шинель с шапкой в рукаве и, одевшись под аккомпанимент мата гардеробщика, вышел на улицу. Настроение слегка потускнело, но, затянувшись сигаретой, Гордей отбросил мрачные мысли. Вдруг кто –то тронул его за рукав. Перед ним стоял пехотный старший лейтенант с повязкой „Патруль” на рукаве. .
- Товарищ майор, пройдемте с нами! - козырнув, предложил старлей.
–Это куда еще, –удивился Гордей.
- В комендатуру, там разберемся! – старлей был преисполнен чувства высокой ответственности. . –А чего мне с вами разбираться?
- Вы в пьяном виде устроили дебош в ресторане, нам поступил сигнал... - Какой дебош? – Гордей поперхнулся дымом, - Сынок…, я пьян по - твоему? Никуда я с тобой не пойду, я старший офицер и ты не имеешь права...
-Я вам не сынок, а старший офицерского патруля! - гордо парировал старлей. - Не дорос еще мной командовать, иди и лови самовольщиков! – Гордей бросил окурок в урну, развернулся и пошел прочь, махнув старлею рукой. Но чего-то не учел моряк. Наверное извечную пехотную неприязнь к флотской элите… Через пару минут Гордея остановил уже капитан, представившийся железнодорожным военным комендантом, а, стало быть, по службе имеющий право задержать старшего по званию. За его спиной маячил толстожопенький старлей с торжествующей мордой. .
- Пройдемте в комендатуру! - потребовал капитан. Делать было нечего, пришлось пройти в вокзальную комендатуру, где пребывал уже изрядно влитый гардеробщик и, сопя, писал объяснительную про Гордеев дебош, про номерок,и про оскорбления.
- Какие оскорбления, ты что, дядя?! - вконец обозлился Гордей.
- Вот видите, товарищ капитан, на „ты”, и опять грубит. Наслушаешься от них за смену. Он пьяный, вы же видите! - Ты что, алкоголик! Ты сам пьян, вы посмотрите на него, капитан! – вокзальный комендатурщик, с пропитой, видимо, на совместной службе с гардеробщиком, физиономией, мрачно изрек:
- Предъявите ваши документы, товарищ майор, и напишите объяснительную! - Гордей извлек удостоверение личности, командировочное предписание и билет на утренний поезд:
- Какой я вам майор? Я – капитан 3 ранга! И ничего я писать не собираюсь! Никакого номерка не было в природе, а этот мазурик не хотел отдавать шинель. Я просто взял свою...
- Майор или капитан 3 ранга – мне все едино! Пили? - спросил капитан. - За ужином – сто грамм водки и бутылку пива, - честно признался Гордей. . . - Ну во-о-т! – удовлетворенно прогундосил капитан, сгреб Гордеевы документы и заявление пьяного гардеробщика, - в машину его и на гарнизонную гауптвахту, пусть там с ним разбираются, - преисполненный чувства служебного рвения, старлей взял Гордея под локоток, но тот вырвался и самостоятельно вставился в драндулет и комендатурский транспорт затарахтел всеми своими разболтанными частями по мурманским улицам в сторону гауптвахты. На «губе» дежурный майор определил его в камеру с изрядно выпившим летным капитаном. –Завтра разберутся, – буркнул дежурный. Хотелось выть от безысходности и бесправия. Сто граммов выветрились еще на вокзале. Капитан бушевал часа два. Выдохшись, уснул. Гордей не спал до утра, скрипя зубами от стыда пребывания на гауптвахте, на которой не бывал даже в курсантские годы. Утром комендант гарнизона, полковник, выслушал убедительные объяснения Гордея и его естественную просьбу ввиду фактической невиновности не посылать „телегу” на флот, почесав толстым, как сосиска, пальцем за ухом, решил:
- Все ясно. Ладно уж, информации не будет. Но… чтобы вас обоих до обеда в Мурманске не было! Валите отсюда! – с сугубо коменда-турским лексиконом сделал он одолжение Гордею и изрядно помятому летному капитану. Но не сдержал честного пехотного слова полковник, хозяин мурманской гауптвахты. „Телега” все-таки пришла в штаб флота. Оттуда, по принадлежности Гордея, в политуправление флота. Ход дальнейших событий был отчетливо предсказуем. Политуправление флота затребовало характеристику на Гордея у политуправления флотилии с объяснением причины. Те в свою очередь запросили политотдел дивизии и в запросе естественно, указали, что политработник был задержан за пьяный дебош в Мурманском вокзальном ресторане и сидел на гарнизонной гауптвахте. Политотдельцы дивизии на всякий случай срочно переделали хорошую аттестацию в плохую. В ней суровым языком канцелярского жанра довольно убедительно было показано, что Гордей плохо занимался воспитанием личного состава, скверно вел политическую работу и не организовывал соцсо-ревнование (отличник боевой и политической подготовки, к тому же политработник, не может фигурировать в деле о пьяном дебоше в ресторане!) Бумага была подписана всеми, кому надо, снизу вверх и ушла в политуправление флота. Далее еще проще – представление в ВПА (Военно-политическую академию им. Ленина) и вышибание из нее “пьяницы и дебошира” капитана 3 ранга Гордея О.П. Лавина не-приятностей закончилась снятием с должности заместителя команди-ра подводной лодки, несмотря на все ходатайства командира Марко-ва, и собственных попыток Гордея сходу объясниться во всех инстан-циях. Сходу не получилось. Характеристики уж больно... не того... Гордей был гордым человеком и отстаивал свое достоинство с не-вероятным для тех времен упорством. Другой бы на его месте давно плюнул, ввиду полной бесперспективности любых действий против ветра... Однако он в конце концов добился приема у члена Военного Совета флота и в течение целого года объяснительных и доклад-ных записок, встреч со всеми действующими лицами и исполнителям, ко всеобщему удивлению, отстоял себя. Но это было уже потом. И назначили-то его после всего в другое место... А в течение целого года он пребывал в статусе снятого с должности и сверх штата (ну, вы знаете - куда пошлют...) по заявлению пьяного гардеробщика мурманского ресторана при вокзале.
Штурман Петров. „Волны над нами.”
Штюрманъ хоть и натура хамская, до вина и . бабъ охочая, но за знание наукъ навигацкиъ, хитростныхъ . . в каютъ – компанию пущать повелеваю и чаркой водки не обносить (Петр 1)
Северный драмтеатр готовился к постановке спектакля о под-водниках. После долгих переговоров с флотским начальством и труд-ными согласованиями с компетентными органами, двум артистам те-атра с большим скрипом и предосторожностями было разрешено по-сетить атомную подводную лодку, чтобы вжиться в образы своих героев, имея их прообразы живьем. Компетентные органы упирались до последнего, профессионально оберегая флотские тайны, которые между тем, успешно выбалтывали вышестоящие штабы, а за границей - очень компетентные товарищи из компетентных органов. Наконец, график и план посещения были разработаны и артисты допущены на корабль с инструкцией под личную ответственность старпома Пергамента – „туда не пускать, сюда не ходить, этого не говорить, по сторонам не смотреть, с… и до..., и - с записью в вахтенный журнал.” Атомная лодка пару дней назад пришла из дальнего и длительного похода и бока ее еще не остыли от тепла работающей ядерной установки, на них таял снег – вывод не разрешили. Наверное, снова в море с какой-нибудь наукой. - Вечно нам, как идиотам, “везет” с такими приходами, - ворчал старший лейтенант Петров, бывший
