сыпать в докторский компот витамины и следить, чтобы кружки за столом не перепутали. В экипаже еще долго обсуждалась тема таблеток “от баб”, а кое - кто даже утверждал, что ощутил первые симптомы.
Как началась война
Кому война, а кому-мать родна… (известная поговорка )
Что-то приключилось со связью, ее вовсе нет. Могилевич с опечаленным видом метался между своими приемниками-передатчиками, но “квитанции” с Большой земли на свое радио полу-чить так и не смог. Пашка доложил командиру, что по его предполо-жениям водорослями и планктоном затянуло корпус, рубку, выдвиж-ные устройства, антенны связи и поэтому…
- Вечно у вас все не слава Богу, - проворчал Леонид Васильевич, поскольку стало ясно, что при таком раскладе нужно всплывать и чис-тить антенны, а обстановка-то боевая, американский авианосец рядом со всем своим противолодочным окружением, - ну смотри, Могилевич! - местный “маркони”, виновато съежился и скрылся в своей рубке. Но без “квитанций” нельзя. Никак нельзя. Без “квитанций” подводники не знают - получила ли Москва их сообщение. Ведь если радио в штабе не получено, то субмарина считается потерянной и Москва может предположить - что-то случилось. Через установленное нормативами время начнется поиск. Разыскивать пропавшую подводную лодку занятие трудное, дорогостоящее, а в условиях боевых действий в Средиземном море вообще немыслимое. Но без связи подводники не имеют разведсводок, не знают, что сейчас творится в море и в мире, что там дома, как там их родные. Мироощущение ограничено замкнутым пространством и отсутствием информации. Вырабатывается своеобразная психология и складывается микромир. Мудрый в житейских делах капитан - лейтенант Лисицын объяснил - человек такая скотина, что привыкает ко всякому неподобству.
Всплыли субтропической ночью и, вдыхая ароматный морской воздух, чистили антенны от толстого слоя зелени, подтягивали кре-пеж. Надышались, накурились, погрузились. Радиосвязь наладилась, уже пошли разведсводки и бытовая информация о том, о сем - что, где, когда. Нестерпимо хотелось повидать того урода, который эту информацию готовил и набить ему физиономию, такая она (информация) серая и бестолковая, попросту - никакая. Морда, сочиняющая ее, наверное, такая - же - серая… Ни уму, ни сердцу - о соцсоревновании и чуть-чуть о погоде…И как лыжница Сыромятникова одержала победу в гонке на 10 км. Хорошо, что старший от политотдела догадался еще на берегу записать на магнитофон приветы от офицерских жен и Шарый на третьем месяце похода услышал милый Настин голосок - “Андрюша, родной…” И Алешкин - “па-а-апочка-а-а!”…Впечатения непередаваемые - дух захватывает, и, чего греха таить, слеза набегает... День за днем на позиции лодка нарезает галсы - то по диагонали, то по периметру. Иногда меняет глубину. Проходят тренировки для поддержания и повышения „боевого мастерства”, как выражается заместитель командира по политической части. Будет приказ и экипаж исполнит все, что нужно в боевой обстановке… Полетят ракеты, если дело дойдет! Артиллерист - ракетчик, который главный на кнопке, глазом не моргнет… - Валек, а ведь тебя мировой трибунал признает военным преступником и объявит в международный розыск, - подкалывают ракетчика Кумынина, - миллиона два завалишь своими дурами! Неужели на-жмешь кнопку? - в двух ракетах из восьми – ядерные боеголовки. Не слабо!
- Нажму, - говорит Валек, и родниковая чистота его глаз не замутняется глубиной мысли. . - А мне по барабану! У меня приказ! Это они там наверху пусть разби-раются! А я - кто? Я - что? - становится как-то не по себе от изуверской простоты ситуации. Все стараются об этом не думать – может обойдется? Но эти мысли не проходят, или проходят, но ненадолго, потом опять возвращаются. Они навязываются прочным корпусом, повседневной подготовкой, направленной пропагандой политработника с постоянным упоминанием вероятного противника и необходимости люто его ненавидеть. Честно сказать, люто почему – то не получается. Но напряжение есть, потому что образ мысли сформирован и есть внутренняя готовность…ко всему. Два часа ночи. Вахта на пульте ГЭУ. Стрекочут приборы, гул механизмов ровный, ход постоянный, готовность 2. Часть экипажа, что не на вахте.Спать хочется нестерпимо - "собачья вахта”. С ноля до четырех. Хотя с четырех до восьми тоже… не кошачья… Офицеры управления на пульте главной энергетической установки Донцов и Лисицын пытаются разговорами победить дремоту. Только что всплыли на сеанс связи. Может будет что-то новенькое? Ждут… И точно - шифровальщик притащил в центральный пост радиограмму с сообщением о начале войны арабов с Израилем. Эту „приятную” новость все, кто в центральном посту, читали в расшифрованной радиограмме. В ней была расписана роль и позиция подводной лодки относительно 6-го американского флота, как вероятного противника в этом конфликте. Замполит стал белым, как бумажный лист формата А-4. В застывших стеклянных глазах читались глубокое сожаление об избранной служебной стезе, безысходность и полная прострация. Возбудителя боевого духа, штатного Илина, стало жалко, как несправедливо наказанного ребен-ка. Хотелось по-матерински прижать его к груди, гладить по лысею-щей головке и шептать на ушко ласковые слова. Через несколько минут, правда, он спохватился и его охватила судорожная энергия какого-нибудь действия. Дрожащими руками Илин включил все тумблеры громкоговорящей связи с отсеками и на пульт управления, где несли вахту операторы Донцов с Лисицыным, хлынул поток звуков из центрального поста - шум и его истошный вопль:
- Внимание, внимание! Началась война! - и “Каштан” отключился. Офицеры оцепенели! Все! ВСЕ!!! Это начало – ракетно-ядерная война??! Мысль пронзает и в животе ноет от предчувствий… Их ракеты уже накрыли нашу базу вместе с военным городком, где жена и ребенок, теперь подлетают к Горькому, где родители. Ступор, глаза в одну точку – неужели началось? Не успели обменяться впечатлениями, как включился динамик громкоговорящей связи и голосом замполита продолжил: - в Израиле! - чтоб ты пропал! Отпускает медленно, но впечатление остается надолго. На целый день. Илин не хочет, да и не может своими куриными мозгами понять, что же он такого плохого сделал: . - Я объявлял, а мне мешали! - ему мешали! А мы …? Кто нам открутит назад завернутые в жгут нервы? Завернутые двумя словами - на-чалась война! Всего - навсего тринадцатью буквами русского алфавита! А сколько в них страшного содержания! Согласно разведсводке один авианосец 6-го флота США в этот незабываемый момент уверенно выходил из Гибралтара в океан, другой стоял в Барселоне, по коему поводу матросы отчаянно негодовали: . .
- Вот это чудеса - американцы с испанскими девками по кабакам, а мы тут воздух в боевые баллоны торпед набили и принимаем целеуказания, кого бы…Ну где справедливость?, - правда, два других авианосца находились в восточной зоне Средиземного моря. Через несколько дней американцы, однако, спохватились и их “Фантомы” с авианосцев стали облетывать средиземноморскую эскадру Черноморского флота над топами мачт (что, вообще-то, запрещено международной конвенцией), а орудия их крейсеров взяли на прицел корабли 5-й оперативной эскадры Черноморского флота. Облетывали, правда, до поры до времени, пока один лихой советский командир, обозлившись не на шутку, не расстрелял очередного лихача F- 4. из корабельной зенитной артиллерии Шутник - бедолага упал за кормой и пустил пузыри. Москва на запросы командира -″что делать?″ на всякий случай промолчала, а американцы после этого облетывать перестали. Поняли, что у советских тоже есть “Кольт”, в понятии янки - великий уравнитель, и веселье здесь неуместно. Даже дипломатическую ноту не прислали. В Москве, в Главном штабе ВМФ, долго дискутировали - наградить лихого командира или, наоборот, наказать по всей строгости, чтобы неповадно было? Ждали до последнего - будет американская нота или нет. Изнасиловали запросами Министерство иностранных дел, и, когда, наконец, выяснилось, что ноты нет и не будет, облегченно вздохнули и, расщедрившись, наградили проблемного командира аж "Красной Звездой" - за героизм и решительные действия в сложной боевой обстановке. А лихой уже месяца два в расстройстве чувств пил горькую, готовясь к вольной гражданской жизни, поскольку на местном уровне по приходу ему намекнули, что самодеятельность на нашем флоте не поощряется и что за это его самоуправство он будет уволен в запас вчистую без прав на пенсию и ношение военной формы одежды…Теперь пришлось пить уже за орден... И все повалили к нему… поздравлять. Даже тот, кто готовил приказ на его увольнение...Капитан-лейтенант Лисицын, которого “началась война” зас-тала за сочинением личных социалистических обязательств, c перепугу наваял специально для замполита Илина, слабоватого в ядерной физике, заманчивый почин: - 12. Каждый нейтрон - в ядро! - это он о ядерном реакторе... А вы спросите его, что он при этом имел в виду? Экономию ядерного топлива? Но Илину очень понравилось и на всех планерках он ставил Лисицына в пример. Война отменяется. Горячая. А холодная продолжается
БОЦМАН
Боцманъ имеетъ въ своемъ хранении канаты,якори, анкаръ-штоки и буи (Уставъ Морской Петра перваго 1720г. Книга вторая Глава третия. О боцмане)
Главное достоинство боцмана чувствовать рули, глубину, лодку и уметь удерживать ее на перископе, чтобы не показывать врагу рубку и не проваливаться дальше 9-11 метров. Гучкас это умел. За 23 года службы он побывал на подводных лодках всех четырех флотов Союза и дослуживал на Севере. 43 года еще не старость, но уже и не молодость. Вацлав содержал боцманское хозяйство в порядке и на всякие случаи у него были припасены нужные вещи. Умел заводить полезные знакомства для повседневной жизни, и на всех четырех флотах их имел. Он умел плести маты, сращивать концы, что сегодня довольно редкое качество в морской практике, а швартовое хозяйство с
