СКАЗка о Кощее Бессмертном

Баюн… А вот она… Минутное дело – и бегала бы девчонка…
Натворил Баюн делов,
Да и...
А Яге теперь расхлёбывай!
Между словами, обращёнными к больной, бабка тихо поругивала колдуна, чувствуя, как в ней тяжелеет прилипчивый комочек жалости к его искусству. По сути дела, предел совершенства в руках Яги превратился в бесполезную, но опасную кучу знаний, постоянно пугающую, держащую в напряжении, заставляющую жить на грани пропасти, где любое неосторожное, случайное движение могло навсегда связать её с чужим, не добрым слоем вселенной, превратить в тоннель, по которому с грохотом мчатся, из мира в мир, неведомые и оттого ещё более пугающие, чудовища. Она устала жить полушажками, устала бояться широких движений – роскошная колдовская мантия, некогда накинутая на неё Баюном, превратилась в смирительную рубашку, которая в последнее время начала прирастать, преодолевая ослабевшие силы механизмов отторжения. На помощь приходило сознание, что уже не так много осталось, оно поддерживало, питало, успокаивало, обещало…
Чудо сжалилось над Ягой, и всё-таки случилось: Василиса стала выздоравливать. А когда бабка сообщила ей, что Иван жив, здоров, то даже поднялась и станцевала, пригласив и хозяйку на пару па. Яга сердито отвечала, дескать, не к лицу бабке девичьи пляски.
- А хорошо у тебя здесь, бабушка! Тихо.
- В болоте тихо, да жить в нём лихо. Говорят: на чужбинке словно в домовинке. А я и на чужбинке, и в домовинке… на чужой спине беремя легко.
- Ты бы отдохнула, бабушка, а я поделаю что надо.
- Пролежням не до перины. Сиди уж, работница, выздоравливай.
- Так, значит, Ваня ищет меня? Ой, бабушка, если б ты знала, как я его люблю!..
- Певали и мы эту песню, – хмуро отвечала Яга.
- Душа душу знает, а сердце сердцу весть подаёт. Чувствую, что скоро мой Ваня появится здесь! А когда он, бабушка, у тебя гостил, говорил обо мне? Сильно он любит меня?
- Нет таких трав, чтоб знать чужой нрав. Рысь пестра сверху, а человек лукав изнутри… Как в кремне огонь не виден, так в человеке душа.
Уже светало, а Василиса с Ягой всё говорили и говорили, беспорядочно прыгая с темы на тему, не умея нигде зацепиться. Догорающая свеча своим неровным потрескиванием подчёркивала рваность времени. Яга накидала на себя каких-то тряпок:
- В старой кости тепла нет.
- Где ж это ты, бабушка, ноги так поранила?
- Руку, ногу переломишь – сживётся, а душу переломишь – не сживётся.
- А не тесно тебе здесь, бабушка?
- На что вороне большие хоромы? Я одна живу. Лишь нечисть лесная хаживает иногда. Их народец ведь журить, бранить есть кому, а жаловать некому…
Помолчали. Внезапно бабка с нежданной от неё резвостью подскочила:
- А хочешь посмотреть на своего Ивана?

Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовётся.
Ф.И. Тютчев

Яга подошла к многочисленным полкам, спохватилась и со словами «Как же это я замоталась, совсем забыла?»  нырнула в полумрак ещё робкого утра. Василиса слышала её хриплое ворчание на погоду: «Сипит да дует, что-то будет». Через минутку бабка вернулась, держа в руке только что сорванный цветок, заменила им другой, уже увядший, и, согрев руками холод каменных лепестков, – уже знакомых читателю – втащила под свет лучины то, ради чего поднималась. Гостья увидела небольшое плоское блюдце. Яга растолковала, что оно волшебное, и показывает то, о чём думает держащий его в ладонях. Василиса осторожно взяла блюдечко… Надо ли говорить, что она думала о своём женихе?! Блюдце сыграло радужными всполохами, и в нём показался Иван, сидевший рядом с …похитителем своей невесты.
- Смотри, бабушка, как мирно они беседуют! – вырвалось у Василисы.
- Кобыла с волком мирилась, да домой не воротилась.
Но Василиса уже не слушала бабку, жадно внимая событиям у костра.
- Что ж тебе так мало поспалось? – спрашивал Иванов попутчик.
- Мало спалось, да много виделось – с глухим надрывом отвечал Иван. – За глупою головою и ногам нет покою. А за ветром в поле не угонишься! Куда, куда я помчался, ровно белены объелся?! Пословица недаром молвится: не радуйся нашедши, не плач потерявши. Ну, лишился я Василисы, так что ж теперь? Жить-то всё равно надо. Жить, а не бегать за призраком!.. А ещё ведь и так говорят: не бери жену богатую, бери непочатую! Что ж мне за всеми подбирать теперь что ли?!
- Уходили Сивку крутые горки? Передо мной-то зачем оправдываться? – разочарованно ответил ему собеседник.
- Море житейское подводных каменьев преисполнено… - споткнувшись на фразе, Иван взорвался. – Да ещё неизвестно как оно всё обернётся! Небось, Кощей не глупее нас с тобой. Не мы первые пробуем, а ему хоть бы что – скелету ходячему. Многих убил и нас погубит не за сизо пёрышко… А я жить хочу! и ничего в этом плохого нет. Живой смерти не ищет, понимаешь?! Не ищет живой смерти!!!
…Иван ещё долго горячился, кричал, надсаживался, но никто его уже не слышал: ни Кощей, ни Василиса, ни Яга... На предложение поделиться имеющимися транспортными средствами Кощей безразлично махнул рукой, мол, бери что хочешь. Иван, разумеется, выбрал ковёр-самолёт и улетел, не прощаясь и не оглядываясь.
Браво, Ваня! Вот только не знал ты, какая разношёрстная публика собралась посмотреть твой блистательный спектакль.
Блюдечко показало мутную рябь, выскользнуло из ослабевших рук и разбилось; Яга с грустью посмотрела на осколки своего верного друга и помощника; уникальные произведения Баюна пропадали, унося с собой красоту и широту замыслов своего творца. В избушку ворвалась жуткая тишина - слышно было, как растёт на поляне трава. Яга прокручивала и прокручивала в голове только что виденную сцену у костра, с каждым разом ей становилось ясней: врал Иван, и с каждым разом она всё больше и больше боялась, что Иван только думал, будто врёт. Семена лжи ой как неприхотливы! Прорастут, поднимутся и будут правдивее сотен правд. О, сомневающийся, приди - пощупай!
Василиса дрожала как осиновый лист; не оправившийся от болезни организм не вынес нового удара.
- Ах ты, - спохватилась бабка – посинела, как на льду посидела… Пошла Настя по напастям… Молодое сердце – не уклончивое… Из огня да в полымя… От горя бежала, да в беду попала… Свалилась, как с корня обрезана… Раскинула печаль по плечам, пустила сухоту по животу…
На сей раз Яга ухаживала за больной с ещё большим старанием, – видимо чувствуя себя отчасти виноватой, но Василиса угасала прямо на глазах.

По небу облака, по челу дума… «Живой смерти не ищет…» - Ивановы слова стали поперёк Кощея как кость поперёк горла. Всё нутро схватило болезненной судорогой.
- Вот ведь как ударил, паршивец… попал не хуже баюновского лука.
Мысли, едва зародившись, рвались и легкими облаками уносились прочь, гонимые разбушевавшейся болью:
- Стоячая вода гниёт… и камень, лёжа, мхом обрастает…
- Промеж жизни и смерти… ни туда ни сюда…
- На думах как на вилах…
- У кого желчь во рту, тому всё горько…
- Не тот живёт больше, кто живёт дольше…
Кощей заметил, что всё это и не мысли вовсе, а обрывки когда-то давно им услышанного:
- Свет велик, а деться некуда… сколько можно торчать как пугало в горохе?..
- От старости лишь могила лечит… родила мама, что не принимает и яма…
- Никто, ничто и звать никак…
- Сам заварил кашу, сам и расхлёбывай…
... … …
Кощей не знал, сколь долго он просидел у потухшего костра терзая тетиву баюновского лука. К чему торопиться? «Живой смерти не ищет…» Расклад более-менее был понятен: остров, дуб, … , игла. Недостающие детали – не столь существенны и быстро прояснятся. Кроме кинжального «Живой смерти не ищет…», что-то ещё мучило и настораживало его, но это что-то никак не улавливалось сознанием. Он оглянулся; вечер уже подточил силы дня и был готов захватить всё в свои руки, чтобы тут же передать своей повелительнице - ночи. Кощей удивился: как точно сегодняшний день проецировался на его жизнь!.. Видимо, это удивление что-то всколыхнуло в нём, отодвинуло диэлектрическую завесу, разорвало вуаль слепоты: «Дуб!.. Ах, Яга, ухитрилась за безделушками спрятать здоровенный дуб!!». Уже мчась в сапогах-скороходах, Кощей вспомнил:
Не всё там безделушки были.
Ну, декоратор! Ну, Яга!-
Вися на ветке, в звёздной пыли,
Плыла там полная луна!
Она манила и шептала
Неразличимые слова…
Потом - к зиме – её не стало,
И он забыл ходить туда.
«Всё, всё просчитала старая… Да какая ж старая! Она тогда была молодая. Обожженная, но молодая. А вот…» - Кощей встрепенулся: неужели он тогда уже был старый? Ведь у него уже тогда всё было(!) - в прошлом.

Боль разочарования бывает невыносима, поэтому мы зачастую опасаемся поверить в свой успех, как боялся поверить в свою удачу Иван, летя под облаками. Пытаясь стряхнуть с себя оцепенелость, он без конца вызывал лицо Василисы, тщась представить его, увидеть, узнать… Ничего не получалось – блестяще сыгранная роль перенастроила какие-то жизненно важные струны. Но в глубине души он был спокоен: главное освободить Василису - камертон, по которому всё опять настроится как надо.

Конец – делу венец

Что бы ни делала Яга – всё было бесполезно: свет мерк в Василисиных очах. Бабка потерялась во времени, но не сдавалась, в ход шли травы и коренья, отвары и порошки, уговоры и обещания. Как-то больная уснула, повернувшись лицом к стене. Плохая примета! Яга хотела было повернуть её на другой бок, но тут в лесу раздалось гиканье, ауканье, вой, рёв, что означало: рядом появился чужой. Сказав про себя пару «добрых» слов о лешем и его системе оповещения, Яга вышла …в лес. Вакханалия звуков сразу же прекратилась. День только разгорался; над озером кружили потревоженные птицы. Бабка, в который раз, пожалела о пришедшей в негодность ступе
и безропотно побрела
к обещавшейся быть развязке.
…вот какие, мой друг, дела.
Всё кончается - даже сказки.
«Так ли, сяк ли – уж один конец», - рефреном стучало у Яги в голове. Она подошла к озеру как раз вовремя (или как раз не вовремя – не мне решать): Иван уж вскрывал сундук; через чуть приоткрывшуюся крышку норовил выпрыгнуть заяц, но не тут-то было: ловкая рука схватила его за уши, подняла… и вылетела из того зайца утка и полетела прочь. Пустил стрелу Иван, да мимо! Никак нельзя было промахнуться! Но он промахнулся. Ёкнуло сердце! Оборвалась душа! Страшно чужим стало всё вокруг. Время остановилось.
Если бы Иван смог подумать, он бы удивился, как бесконечно долго может тянуться мгновение. Оно рассыпалось несметным множеством других мгновений, каждое из которых тут же рождало мириады себе подобных. Всё это распадалось, росло, тысячекратно отражалось друг в друге, умножалось на бесконечность, угрожая поглотить всё и вся… В нечаянной створке мгновения блеснул зловещий оскал непостижимой вечности.
…не мог Иван ни удивляться, ни думать. Время напрасно беспокоилось за свои тайны. Но время суть хищник, и оно старательно помечает свои владения, оставляя неизгладимое клеймо в сердцах, которым однажды приоткрылось.
Камнем застыл Иван, словно утка эта уносила с собою всё живое, что было в нём. Бел-горюч камнем застыл он… И не понял, что случилось. Не видел он, как на другом конце застывшего мгновения из прибрежных зарослей чёрной молнией вылетела стрела и насквозь пронзила улетающую утку, последняя камнем полетела к сверкающей поверхности озера. Иван