ШАЛЬ

обиделась, а сказала:
– Что ж, жалко... Но, если захочется, то непременно заходите в сорок первую квартиру, не стесняйтесь! У меня и варенье разное есть…
Она подтянула на плечах серую шаль, которая давно истёрлась, истончилась и почти не грела её плечи, и оставила компанию в покое. Она ушла, а подростки, выставив «шухер», пообрывали листья у оставшихся цветов, сняли с гвоздиков репродукции, а с кнопок – каллиграфически выписанные Заповеди Божии, бросили на пол. Тут Лира Ящимирская с первого этажа громко кашлянула, и ребята бросились на четвёртый этаж в надежде, что до них не дойдут.
Бруно Афанасьевич жил на первом этаже, в однокомнатной 36-й квартире, и мелкие хулиганы облегчённо вздохнули. Хотя, что бы он им сделал? Парни сильные, и девчонки не промах! Оттолкнул и дёру!
Когда опасность миновала, компания, прозывающая себя «шестизвёздной» из-за того, что собиралась из шести человек, высыпала на улицу и ускоренным темпом направилась подальше от дома сорок два на улице Заславского городочка Хебда, болтая о проделке, о сумасшедшей старухе, о шмотках, телефонах, чужих выходках, о прочей ерунде, и скрывая друг от друга, что веселье их напускное, и внутри у них пустота, которую нечем наполнить.
А Елизавета Анатольевна на следующее утро вышла на лестничные клетки, привела в порядок цветы, полила их, а репродукции и листы с Заповедями Божьими развесила снова.
– Хулиганьё, – процедила спускавшаяся с четвёртого этажа Разия Киримовна. – Напакостить и бежать, вот и вся их жизнь.
Елизавета Анатольевна примирительно сказала:
– Молодые же. Сила рвётся наружу, а как применить, не знают, и не подскажет никто. Жили бы в деревне, при хозяйстве, куда бы им было баловаться? Или бы родители бедствовали – вон, как наши с первой мировой войны и до шестидесятых годов, считай. Да и после не шиковали, малому радовались… А сейчас, видишь, не умеют они находить радость в малом. Не научил никто, опять-таки. Им большое что подавай. И то радость ихняя ненадолго… Вспыхнула и сгорела. И всё тут. Пожалеть их можно. Получится – так научить. Не знаю, правда, как… Я ж не педагог, чтоб приём какой придумать. А осуждать… Кто ж я такая, чтоб человека осуждать? Не моё это право…
Разия Киримовна безнадёжно махнула рукой.
– Научишь их… Сами, кого хочешь, научат чему плохому… Подальше бы ты от них держалась, Лизавета Натольна. Ведь пришибут. Или ограбят. Ты что ли по телевизору не смотришь ничего?
– Не смотрю! – весело призналась Елизавета Анатольевна.
– А почему не смотришь? – пеняла Разия Киримовна. – Там есть очень полезные передачи!
– Да нету у меня телевизора! – призналась с той же весёлостью Маврина.
– Да помню, что нету! Я что, в гости к тебе не ходила? Приобрести надо, чудо моё дремучее!
– Зачем он мне? Коли я его и смотреть боюсь? – спросила Елизавета Анатольевна.
– Да чтоб смотреть! – воскликнула Разия Киримовна. – Передачи всякие интересные! Полезные!
– Да какие там могут быть интересные полезные передачи? – усомнилась Елизавета Анатольевна. – Как ни послушаешь, одна там пустота и суета. А мне это жить мешает, Разиюшка. Я вон почитаю лучше, Богу помолюсь.
Копреева непонимающе пожала плечами, но уговаривать соседку не стала. К чему ей, правда, телевизор? Почти сто лет прожила, телевизор не нажила, к чему перед смертью к новой технике привыкать?
– Ну, мешает, так, и вправду, нечего его держать, – проговорила Разия Киримовна и вдруг вспомнила, что хотела спросить. – Ой, Лизавета Натольна, я ведь уж несколько дней в себе, что называется, вопрос ношу. Ты не знаешь, когда в церкви святая вода бывает?
Елизавета Анатольевна удивилась:
– А зачем тебе? Вроде, ты мусульманка.
– Надо мне.
Разия Киримовна, колеблясь, глубоко вздохнула, подумала и решилась всё-таки сказать:
– Да вот несчастье у нас случилось.
Елизавета Анатольевна всполошилась:
– Какое несчастье?!
Разия Киримовна рассказала, что внучка сильно заболела, да так, что в реанимации уже лежит. Младшая дочь у сына Разии, пять лет ей всего. А по телевизору Копреева как-то передачу видела про святую воду, какая она целебная. Вот и хочет попробовать, вдруг поможет маленькой Гульсире.
В участливый взор Елизаветы Анатольевны вмиг добавилась деловитая нотка.
– Пойдём ко мне, – твёрдо сказала она. – И крещенскую воду дам, и святое маслице от мощей великомученика Пантелеимона Целителя, и молитву тебе спишу. Пошли, пошли скорей!
Всё дала, до двери проводила, наказала, чтоб доложила ей потом о здоровье Гульсиры. Ушла Разия Киримовна, а Елизавета Анатольевна вернулась на лестничные клетки с книгами в руках: Чехов, Бунин, Грин, Жюль Верн, Шмелёв… Положила на подоконники рядом с цветами. Полюбовалась. К себе поднялась, не обращая внимания на боль в ногах и спине. В комнатке, где она спала, на восточной стене, на простой полочке стояли две большие старые иконы, освещаемые огоньком лампады. Елизавета Анатольевна перекрестилась, поклонилась в пояс, сказала со слезами в голосе:
– Пресвятая моя Богородица, Царица Небесная! Прими молитву к Тебе недостойной грешной рабы Божией Елисаветы…
И забормотала едва слышно, закрыв голубые глаза, молитвенное прошение о выздоровлении девочки Гульсиры…

ЭПИЗОД 4. Бабушкины плюшки

«Шестизвёздная» компания, как сами себя называли Марат Халфин, Юра Зонис, Олег Цывинский, Ясна Шекиханова, Соня Рушоник и Лира Ящимирская, оккупировали подъезд через два дня.
– Глянь! – удивилась Ясна. – Кто-то опять картинки развесил! Упрямец какой!
– А чё? – сказала Соня. – Прикольные картинки. Природа всякая. Пикник, короче
– Хочешь, я их снова поскидываю? – преданно посмотрел на Ясну Марат.
Девочка безразлично пожала плечами и пробубнила под нос, что ей всё равно. И тут они увидели бабку, спускавшуюся к ним с третьего этажа. В руках «воплощение древности» несла блюдо со свежими плюшками, аромат которых, казалось, проник в самые тайные глубины ребячьих желудков и вызвал обильный условный рефлекс. «Куда это она их потащила?» – пронеслась в головах ребят одна и та же мысль. А бабка остановилась возле них и  произнесла мягким, добрым, истинно бабушкиным голосом:
– Ой, здравствуйте, милые мои! Небось, голодные после прогулок-то? Покушайте вот горяченького.
Она смотрела на ребят так ласково, так любовно, и плюшки пахли так чудесно, что сопротивляться не достало сил. Руки просто сами протянулись к блюду и взялись за тёплые бока бабушкиной выпечки. Скушали вмиг, порадовав сердце Елизаветы Анатольевны.
– Ой, да вы родные мои! – вдруг воскликнула она, спохватившись. – Накормить накормила, а напоить-то вас, напоить! Чай у меня свежезаваренный, с душицей! Или морс.
– Да ладно… – конфузясь, пробормотала «шестизвёздная» компания. – Мы и так.
Но Елизавета Анатольевна забрала опустевшее блюдо, поднялась к себе и вскоре вынесла оттуда стеклянный кувшин с клюквенным морсом и шесть пластиковых стаканчиков.
– Вот! Пейте на здоровье, милые мои! – мягко предложила она.
И девятиклассники покорно разобрали стаканчики и разлили красный напиток. Пили с таким удовольствием, что незаметно выдули весь кувшин. Возвращая пустую посуду, Юра Зонис смущённо спросил:
– А вас как звать?
Елизавета Анатольевна, помолчав, ответила:
– Да как зовут… Как хотите, зовите: хоть бабой Лизой, хоть бабкой Маврой.
Лира Ящимирская взяла с подоконника книжку, прочитала название: Джеральд Даррелл «Гончие Бафута»…
– Это что – почитать можно? – неуверенно спросила она.
– Конечно! – кивнула обрадованная Елизавета Анатольевна.
– А где? – уточнила Соня Рушоник.
– Да хоть где. Дома; здесь; ко мне заходите. Где пожелаете! – сказала Елизавета Анатольевна.
Ребята переглянулись.
– Я тут на лесенке почитаю, – решила Лира и раскрыла Даррелла.
Мальчишки посмотрели, почесали кончики носов, забрали Жюля Верна, Дюма. А Соня и Ясна взяли Бунина и Чехова. Елизавета Анатольевна особо не ожидала, что они действительно прочтут книги. Но, по крайней мере, – намеревались. Правда? А может, и заглянут, пробегут глазами несколько страничек…
Когда ребята остались одни, они присели на ступени лестницы, листая книжки. Мимо прошёл один жилец, изумился. Второй изумился. Геннадий Андреевич даже постоял, понаблюдал задумчиво за непривычной картиной – «Неприятель на отдыхе», ибо именно неприятелями воспринимали жильцы нашествие в родной подъезд молодёжи. Через какое-то время «шестизвёздная» компания весьма мирно покинула место запланированной тусовки, вспоминая отменные плюшки новой знакомой, абсолютно не похожей на всех старушек мира!..
А Геннадий Андреевич Бидный после их ухода несколько раз прошёлся туда-обратно от первого этажа до последнего, внимательно осматривая стены, ступени, перила, кое-где колупая отстающую от штукатурки краску, а затем с отрешённым видом закрыл за собою дверь своей квартиры.
Утром на следующий день Елизавета Анатольевна дополнила интерьер лестничных клеток пластиковыми полуторалитровыми бутылками с водой. Написала большими буквами на трёх листах: «Позаботься о цветах: полей их, когда налегке идёшь!» и прилепила скотчем, который дал ей Бруно Афанасьевич. Скептически настроенный Оськин покинул родной первый этаж, прошёлся по лестнице до верха, посмотрел на плоды усилий старушки Мавриной.
– Надолго ли? – пробурчал он.
Однако в тот же вечер разложил на подоконниках несколько книжек по занимательной физике, химии, математике, логике, биологии. Старые шахматы пристроил между цветами. Написал на трёх листах чёрным фломастером: «Знания одухотворяют». И приклеил их над каждым подъездным окном. Хмыкнул, смеясь над самим собой: какого чуда он ждёт от современной поросли? Чтобы вникли, поняли? А он понимал в их возрасте?.. Ну, может, и не понимал… но трудился явно поболе нынешних пятнадцатилетних, которые от безделья собираются во дворах, в лесочках, скверах, подъездах и гадят, гадят, гадят… Кто приучит их не гадить? И некому, и поздно…

ЭПИЗОД 5. Спасение от полиции

«Шестизвёздная» компания проникла в облюбованный подъезд следующим майским вечером. Углядели бутылки с водой – и понеслось! Они разбились по парам и принялись обливать друг друга, стены, окна и двери водой, дурачась от всей души. С третьего этажа, из квартиры сорок три, выглянул сердитый мужик в красной футболке и ярких цветастых бриджах.
– Эй! Вы что тут, безобразничаете?! Я щас полицию вызову!!
– Вызывай, дядя! – крикнул Юра Зонис и пульнул струёй воды прямо ему в грудь.
Разъярённый Георгий Борисович Энеев обругал его отборным матом и захлопнул дверь. Спуску расходившимся юнцам он решил не давать и набрал спасительные «ноль два»: пусть зачищают «загрязнившуюся домовую территорию»!
Доблестная полиция мгновенно среагировала на сигнал. Георгий Борисович их впустил, когда они позвонили по домофону, и затаился в квартире, уставившись в глазок и прислушиваясь к разноголосому гомону.
Полицейские нависли над озорниками подобно летучим обезьянам из Волковского изумрудного города. Но только они грозно произнесли: «Что вы тут безобразничаете?», как сорок первая квартира торопливо выпустила на площадку Елизавету Анатольевну с бутылкой воды и книжками под мышкой.
– Так они поливают наши цветы! – твёрдо заявила старая женщина. – Я попросила! И