ШАЛЬ

ещё ребята стены отмывают от пыли! И вообще, знаете, что?
– Что? – произнёс ошарашенный старушкиным напором самый высокий из «отряда летучих обезьян».
– Они – мои ученики и пришли меня навестить, книги новые взять почитать! Вот, милые мои, берите, я вам подобрала.
Она сунула ближайшим девочкам книги, поддёрнула на плечах изношенную, штопанную перештопанную серую шаль и продолжила напористо:
– Ну, поставьте бутылку с водой на подоконник и айда чай пить с плюшками! Заходите давайте, заходите… А вы, голуби мои сизокрылые,  ступайте себе с Богом. Это из соседей кто-то не понял, что творится, а у меня не спросил. Вот и попал впросак. Со всяким бывает, верно же, мальчики?
И она отправила «мальчиков в форме» восвояси.
«Шестизвёздная» компания в смущении протопала в сорок первую квартиру. Бабушка Лиза шествовала последней. С добродушным, но повелительным видом она кивнула напоследок полицейским и захлопнула за собой дверь.

ЭПИЗОД 6. Живописный подъезд

Художник по призванию и профессии, пенсионер по статусу Геннадий Андреевич Бидный, в первую очередь, решил закрасить на первом этаже непристойные надписи. И как-то ранним июньским утром в будничный день он вышел из своей квартиры и заработал своими кисточками. Наложил на стену тёмно-синий фон. На месте букв, проглядывавших сквозь слой краски, обозначил летящую птицу – утку. Подумал – и пририсовал рядом селезня. А потом выстроил стройные ряды осоки и камышей, «взволновал» рябью воду, посадил на них кувшинки и купавки. Целый день ушёл на «подъездную картину». Мимо шли люди. Они сперва морщились от острого запаха, набирали воздуха для выражения возмущения, но, увидев рождение картины на преображающейся стене, ахали и на несколько минут задерживались на ступеньке, восхищённо наблюдая за каждым мазком.
Через два дня вечером в квартиру Бидного постучал бывший моряк. Ему так понравились утки на болоте, что он захотел украсить и свою стену, только не болотом, а морем с парусом на волнах, и непременным маяком на скале. Он дал художнику фотографии. Неделя кропотливой работы с половины седьмого утра до одиннадцати вечера с перекусом на ходу, и подъезд ахал от восхищения, глядя на ласковое южное море, в волны которого тянуло броситься с разбегу, поднимая фонтаны брызг…
Ребята из «шестизвёздной» компании зачастили в третий подъезд дома сорок два по улице Заславского. Вначале смотрели за неторопливыми, уверенными движениями Бидного, затем им доверили подносить краски, чистить кисточки, носить художнику попить, поесть. Загоревшемуся Олегу Цывинскому Геннадий Андреевич поручил разрисовывать ступени на четвёртом этаже. Юра с Маратом смастерили для ступеней «леса», по которым проходили жильцы. А потом вместе с девочками накладывали краску на ступеньки остальных этажей и в перерывах всей компанией во главе с Бидным пили чай и плюшки бабушки Лизы…
На втором этаже, после того, как Геннадий Андреевич расписал стену видом берёзовой рощи, казалось, сияющей от радости, – ребята притащили одностворчатый книжный шкаф, собрали в него книжки с подоконников, на стекло дверцы повесили объявление: «Пожалуйста, если у вас есть дома интересные книги, принесите почитать! Гарантируем прочтение, аккуратное обращение и возвращение! Спасибо!».
Жильцы похмыкали, но, увидев, что полочки шкафа наполняются книжками Елизаветы Анатольевны и Бруно Афанасьевича Оськина; что ребята, игнорируя почему-то свои дома и библиотеки, приходят в расписанный картинами, уставленный цветами подъезд, пропахший акриловыми красками, играют в шахматы или читают, сидя на ступеньках, попивая с плюшками бабы Лизы чай, просмотрели свои книжные запасы и пожертвовали кое-что на общее пользование.
Цветы, несмотря на химические «ароматы», не погибли. А когда Бидный расписал все стены подъезда, запах выветрился, и цветы разрослись, будто в оранжерее. Потянулись «паломники» из соседних подъездов, из соседних домов, из соседних дворов…
Пенсионеры третьего подъезда часами сидели на скамейке перед дверью, рассказывали «экскурсантам» о бабушке Лизе Мавриной, которая первая за всю историю города не выгнала хулиганистую молодёжь прочь, а приветила, приютила, отогрела, и теперь они первые здешние помощники и защитники. И, на удивленье компьютеризированному миру, – читатели обыкновенных бумажных книжек, написанных умными добрыми писателями…
Жильцы рассказывали о Геннадии Андреевиче Бидном, о его труде, красоте его души. О том, как долго он выписывал на втором этаже вид Свято-Троицкой Сергиевой лавры, которую любил всем сердцем и куда мечтал перебраться с Урала, чтобы всегда быть рядом с ней, молиться в ней, и умереть после причастия в Пасху, чтобы в горнем мире поклониться Богу и радоваться Ему всею душою.

ЭПИЗОД 7. Подарок

Осень забрала «шестизвёздную» компанию в школы и секции. В конце месяца Разия Киримовна говорила Фагиле Зайдуловне:
– Осиротели мы с тобою, Фагиля. Никто на ступеньках не сидит, книжки не читает, цветы не поливает, сумки тяжёлые до квартиры не тащит…
– Некогда им, вот и всё. Знаешь, сколько им в школе задают? До утра корпят над учебниками! Какой уж им теперь подъезд… Как твоя Гульсира?
– Выздоровела! Счастье такое! Будто и не болела! А всё врачи и вода крещенская. И маслице от православного святого, и молитва… Кабы не Лизавета Натольевна, долго бы ещё болела.
– Хорошо! – улыбнулась Фагиля Зайдуловна.
Собеседница кивнула, глянула на окна сорок первой квартиры.
– А Лизавета скучает… – вздохнула Разия Киримовна. – Нет-нет, а выглянет, пройдёт по этажам. Цветы поправит, польёт, книжки переложит, картинки с этими… цитатами поправит, пыль протрёт… Девяносто восемь ей через три дня стукнет. Вот хочу в цветочный сходить, цветок ей какой-нибудь интересный купить. В горшке чтоб.
– Я с тобой пойду, – решила Фагиля Зайдуловна. – Вместе мы сможем подороже выбрать.
Они нашли в цветочном магазине цветок, мудрёное название которого не запомнили, и на третье утро, тридцатого сентября, отнесли Елизавете Анатольевне. Та радовалась до слёз. Напоила дарительниц чаем с домашним печеньем. Выходя, Фагиля Зайдуловна вдруг задержалась и спросила на пороге:
– Лизавета Анатольна, вот не скажешь мне: может иноверец в христианскую веру обратиться?
Та незамедлительно кивнула:
– А как же! Любой человек может, если Бога Единого Милостивого полюбил.
Разия Киримовна толкнула соседку в бок.
– Ты чего, Фагиля, надумала православной стать?! Ну, и дела! Это ж откуда у тебя такие мысли появились?!
Но Фагиля Зайдуловна не ответила, отвернулась и к себе на четвёртый этаж поднялась. Разия Киримовна всплеснула руками:
– Вот! Видите, какие дела?!
– А что? – удивилась Елизавета Анатольевна. – Хорошее дело: уверовал человек. И Слава ведь Богу, что это случилось!
– А мне ведь тоже надо вашего Бога благодарить за спасение Гульсиры…– пробормотала Разия Киримовна и сжала руку Елизаветы Анатольевны.
Задумавшись, она кивнула соседке на прощанье и зашагала на четвёртый этаж.
А вечером к имениннице забежала «шестизвёздная» компания. Марат Халфин аккуратно укутал её плечи новой щекочущей пуховой шалью. Она посидела, плача, а потом стянула шаль на груди, прижав кулачки к часто бившемуся сердцу.
– Спасибо, родные мои… – неровным голосом поблагодарила она. – Тепло-то как… Пушисто… Как живой кто меня отогревает…

10 января-6 февраля 2013