КАКАЯ БАБА БЕЗ ГРЕХА
( Исторический детектив).
1
- Да кого же я пошлю на розыски-то? - нервно чесал вспотевший под париком затылок стряпчий тайной канцелярии Сидор Акимыч Писарев. - Кого? Все кто посмышленей с царем уехали по делам изменным сына его Алексея Петровича.. Прости меня, Господи, за мысли такие. Со мною же остались: дурак да убогий, убогий да дурак и никого более. Прости, Господи, ещё раз. Петру-то Андреевичу чего? Распорядился и всё тут, а я вот в раздумьях весь, как муха в паутине. Действительно ведь, послать некого. Да и дело-то яйца выеденного не стоит. Подумаешь, ребятёнка в царской уборной нашли. Чего тут особенного? Эка невидаль? Не мужика, не бабу, а ребятенка едва рожденного. Никто бы и внимания не обратил, да только бес какой-то Толстого к той уборной подогнал. Ой, Господи, прощения у тебя прошу вновь. Однако с другой стороны Петр Андреевич прав: безобразий с непристойностями непомерно твориться стало. В былые-то времена поскромнее народ был, а сейчас распустились окаянные, ничего не бояться. Из-за немцев всё это. Из-за них поганых. Они только с виду чистенькие да пригоженькие, а души-то у них, поди, почернее наших будут. Как дальше жить будем?
Сидор Акимыч несколько раз радостно перекрестился, услышав с улицы колокольный звон, как бы подтверждающий его подозрения о свойствах иноземных душ и толкнул покосившуюся дверь избы, принадлежащей строгому государственному учреждению по розыску тайных дел и тайных помыслов. В просторной избе было пусто и тихо так, что стряпчий не сразу и заметил троих служивых, двое из которых что-то суетливо пихали под стол, а третий, подперев ладошкой румяную щеку, внимательно следил за жирной мухой на тусклом оконце.
- Ишь, засуетились бесовы дети, - ухмыльнулся в бороду Писарев, - опять, наверное, без меня вином баловались. Всего бояться перестали, ироды окаянные. Думают, что если меня за старшего оставили, то теперь им и можно всё. Вот погодите, я вам ужо покажу.
Сидор Акимыч подошел к столу, хлопнул по нему сухой ладошкой и как ему показалось, грозно рыкнул на нерадивых починенных:
- Что же вы братцы службу-то царскую так плохо несете? Али совсем весь стыд потеряли?
- Ты чего Акимыч опять от Толстого нагоняй получил? - громко захохотал в ответ дьяк Сеньша, подмигивая своему соседу Афоне и выставляя напоказ видавшие виды остатки желтых зубов. - Чего сердитый такой? Ты бы, чем сердиться, лучше за винцом сбегал, да обмоем назначение твоё новое, а то вернуться все с розысков, тебя опять к нам за стол посадят, и кончится твое начальство необмытым. Вот обидно-то будет.
Писарев аж подпрыгнул от такой наглости, но отвечать ничего не стал, только развернулся к дверям и хотел уж прочь выйти да тут заметил широко улыбающуюся юную физиономию третьего присутствующего в избе. Сидор Акимыч прихватил смешливого парня за ухо и выволок его на крыльцо.
- Ты-то чего зубы скалишь? - визгливо заорал Писарев на испуганного юнца. - А? Кто тебе позволил смеяться надо мной бесово отродье? Да знаешь ли ты, сколько я лет по розыскному делу? Тебя ещё на свете не было, а я уже в разбойном приказе душегубов ловил, а ты только и умеешь, что мух на окне давить. Смотри у меня, мне тебя на дыбу подвесить, как на забор плюнуть. Ты щенок ещё против меня! Понял?! Ты ещё дитё неразумное, а туда же лезешь. Смеяться.
Сидор Акимыч выпустил красное ухо провинившегося подчиненного и хотел в довесок к своим словам одарить нерадивого еще и оплеухой, но вдруг ни с того ни с сего передумал. Он остановился на полузамахе, чего-то хмыкнул, важно одернул кафтан и уже спокойно, но чрезвычайно строго приказал юноше:
- Ты это, вот что, бездельничать прекращай и давай-ка к делам присматривайся. Хватит дьякам за вином бегать да болтовню их непристойную слушать. Розыском займись. Сегодня золотарь Никита Ковшов соизволил отхожее место в царской половине, то, что у фонтана поставлено, почистить, и вычистил оттуда на нашу с тобой беду младенца мертвого. Вот я и велю тебе душегубца найти, допрос с него взять, на бумаге всё чин по чину написать и преподнести мне её с уважением. Срок тебе на это три дня. Понял?
Парень закачал головой во все стороны, покраснел как свекла, несколько раз приоткрыл рот, что-то попытался сказать, но ничего внятного не ответил.
- Как звать-то тебя? - уже добрее поинтересовался Писарев, помогая парню немного прийти в себя после такой нечаянной радости. - А то сидишь в избе третью неделю безмолвно, аки рыба налим под корягой.
- Тимоха я, Скорняков - на одном выдохе крикнул юнец и опять стушевался.
- Знаю, что Скорняков. Ты давай Тимоха не стой здесь на крыльце столбом, а к золотарю двигай розыск чинить. Всем кто мешать надумает, суй кулак в рыло и говори, что тебя из тайной канцелярии послали. Уразумел. Смотри у меня. Дело-то государственное. Ух, смотри.
Тимоха еще немного потоптался на крыльце, почесал свои вихры и ринулся по тропинке в сторону царских палат.
- А здорово я придумал, что этого дурня послал, - мысленно хвалился перед собой, улыбаясь вслед парню Писарев. - Придет завтра Толстой с вопросом, как дело им порученное продвигается, а я ему этого Тимоху неразумного подставлю. Пусть беседуют. Вот смеху-то будет. Может, поймет тогда Петр Андреевич, что действительно мне на розыск поставить некого, а не поймет, то с меня тоже взятки гладки. Мне сказано, на розыск человека поставить, я поставил. Кто же виноват, что он ума недалекого? Других-то нет. Пожалуйте довольствоваться тем, что в наличии имеется.
Писарев радостно почесал бок, снова приоткрыл дверь в канцелярскую избу и крикнул туда:
- Сеньша! Подь-ка сюда! Сказать чего хочу.
Сеньша объявился мгновенно, будто у порога уже сидел. Вышел дьяк на скрипучие ступеньки крылечка, заметно подволакивая правую ногу, голову сивую перед Сидором Акимычем склонил, вроде как с уважением, но глазом своим наглым так и зыркает исподлобья, совершенно неподобающим образом. Понял пройдоха, зачем его позвали и руку бесстыдную свою, ладошкой вверх уже протягивает. Писарев бросил в ладонь дьяка монету, махнул рукой и выдал начальственное напутствие:
- Сбегай давай к немцам, принеси чего надо. Только быстро.
- Не изволь беспокоиться, батюшка, - заржал Сеньша и бойко захромал по грязной тропинке, браво отмахивая в такт своим неровным шагам обрубком левой руки.
2
С наскока проскочить в избу царского золотаря у Тимохи не получилось. Встал грудью на нужном крыльце чернявый мужик с кривым носом и дерзко столкнул парня с тесаных ступенек на сырую траву.
- Не велено никого принимать, - заорал благим матом холоп, - Никита Савич из бани только что пришли и чаю заморского откушать пожелали. Всех велел от крыльца прочь отгонять. Много вас тут шатается. Завтра приходи.
Только Тимоха внимания особого на приглашение это не обратил и опять грудью на крыльцо прет. Мужик на него тоже развернулся и сошлись они в схватку рукопашную. Сопят, жилятся, гнут друг друга, но одолеть не могут. Тимоха-то крепким парнем был, но и мужик не промах оказался. Мялись, мялись они, доски крылечка ломили, но ничего не добились, а только в грязные заросли лопуха шлепнулись, а как оказались в мокрой траве, так вроде и остепенились слегка.
- Ты кто? - полюбопытствовал Скорняков.
- А ты? - не остался в долгу местный страж хозяйских ворот.
- По поручению я.
- Так я тоже по поручению.
Драчуны встали, отряхнулись, расступились и стали решать, что делать: дальше петушиться или пойти на какую-нибудь хитрость. Только не успели они ничего для себя решить. Богатая, обитая еловыми досками дверь широко распахнулась и на крыльцо степенно выкатил хозяин избы - Ковшов Никита Савич.
- Что за шум?! - рявкнул он хриплым баском. - Ты чего ж Митроха так за крыльцом плохо следишь? Почему мне покоя нет?
- Да вот, Никита Савич, - испуганно запричитал Митроха, - прет этот дурень, как бык после зимы. Спасу от него никакого нет. Я не пускаю его, а он дерется. Может солдат с крепости крикнуть?
- Погоди солдат звать, - махнул рукой Ковшов. - С этим ухарем нам самим по силам разобраться. Не велика шишка. Неужто не сдюжим? А, Митроха?
- Да, конечно же, сдюжим, - заулыбался кривоносый молодец и опять изготовился к ристалищу. - Ну, сказывай собачий сын для чего по чужим дворам шляешься?
- И не шляюсь я ничего, - ловко обогнув холопа, Тимоха рванулся и выскочил к самому носу важного золотаря. - По делу я из тайной канцелярии послан.
- Из тайной! - удивленно покачал головой Никита Савич. - Интересно. Сегодня с утра Толстой Петр Андреевич обещал самых лучших людей на розыск по моей находке поставить, так значит, ты и есть самый лучший. Вот так да. Неужто так оскудело ваше заведение, что конопатых мальцов по важным делам гонять стали. Вот так да. Удивительно, что к царскому дворцу стали таких молокососов подсылать. Да ладно бы просто к царскому дворцу, а то ведь прямо по моё хозяйство. Для другого места ты может быть, в самый раз бы подошел, но сюда тебя зря послали. Зря, ой зря. Из тайной говоришь. Ну, пойдем раз из тайной. Чудеса.
Ковшов неуклюже спрыгнул со ступенек к зарослям крапивы и призывным жестом поманил за собой Тимоху.
- Пошли соколик, клад тебе отдам. Он мне ведь теперь вроде без надобности. Теперь, это счастье твое, по праву службы казенной. Пойдем.
Тимоха презрительно зыркнул на опешившего холопа и со всех ног бросился в зелено-желтую чащу, намереваясь грудью, презрев жгучие укусы коварного сорняка, проложить путь к выполнению государственного дела. Да только недолго этот подвиг длился. Цель похода оказалась рядом. Это был небольшой замшелый погребок. Ковшов по-хозяйски дерзко рванул дверь и ступил на скользкие ступени круто уходящие вниз. Тимоха тоже решил не отставать от хозяина, но на второй ступеньке поперхнулся. Злой дух, так крепко шибанул парня, что тот не удержался и пустил легкую слезу. Хотя и вырос Тимоха в простой семье, хотя и к разным там нехорошим запахам сызмальства привычен бы, однако такого духа, как в погребке, нюхать ему ещё не приходилось.
- Инструмент я здесь свой храню, - откуда-то снизу прокричал Никита Савич. - Вот и ребятенок твой здесь лежит. На, забирай.
Ковшов на редкость резво вынырнул из своего хранилища и сунул в руки Тимохи сырой желто-коричневый сверток.
- Ты чего? - опешил парень, пытаясь увернуться от дара, весьма неприглядного по внешнему виду и запаху. - Зачем мне это? Не надо.
- Как так не надо? - удивленно запустил в правую ноздрю указательный палец Никита Савич, удерживая в одной руке мокрый сверток. - Ты для розыска пришел?
- Для розыска.
- Тогда бери и разыскивай, а мне с тобой лясы некогда точить. У меня чай на столе стынет. Иди голубь, чего тут без дела тереться. Некогда мне.
Ковшов насильно сунул свою ношу в руки смущенного парня да крепко подтолкнул его в спину, потом по этому же месту добавил холоп, и Тимоха остался при своем интересе да еще с вонючим свертком на руках. Он шел по размытой дождем тропинке и страшился глянуть на это невольное приобретение, но смотреть на него всё равно надо было. Юноша двумя пальцами приоткрыл мокрую тряпку, и все внутренности его задергала тошнота. Под тряпкой было синее личико мертвого младенца. Скорняков жалобно осмотрелся по
