жениться, если она ему сына крепкого родит. Так и сказал, Катьку, меня значит, в монастырь отправит, а Марию рядом с собой на престол посадит и следующего сына её царевичем сделает. Испугалась я речей этих. Не хочу в монастырь. Чего ж делать-то мне было. И вдруг здесь уже узнаю, что Гамильтон родить собралась, а мой-то сыночек, Павлушенька хлипкий народился. Всё, думаю, родит сейчас эта змея сына, покажет его Государю, и меня в монастырь запрут, как жену его первую. Велела я выследить роды девкины, и ребенка рожденного извести. Мокеюшка мой за дело взялся, а я ему за это кольцо свое лучшее подарила.
- Вот он это кольцо и потерял при побеге, - усмехнулся Александр Данилович.
- Он жалился после.
- Жалился, жалился. Да через это кольцо на тебя должны были выйти. Хорошо Ганс мой человек сообразительный. К нему ведь из тайной канцелярии колечко на опознание принесли. Он же его моментально признал, только виду не подал и сразу ко мне. Ну, а я уж всё как надо сделал. Ты матушка оцени мои старания подобающим образом.
- Оценю Алексаша, конечно же, оценю. Только боязно мне.
- А чего теперь тебе бояться? Стоило мне в этом деле разобраться, я всё как надо повернул. Дьяка молодого из тайной канцелярии в крепость посадил, чтобы время было разобраться, что к чему. А как разобрался, дальше дело как по маслу покатилось. Конюха к себе вызвал, денег ему дал и ещё кое-что пообещал, если он на дыбе всё, как мне надо скажет. Здесь всё просто. Труднее с Катериной было. Никак не хотела против госпожи идти. Я перед ней и так и эдак, а она ни в какую. И тут значит, пока она преданность свою изображала, приносят доклад, что в навигационной школе дело низменное раскрыто. Отроки там царевича Алексея пожалели. И представь себе матушка, что средь отроков этих был единственный внук этой Катерины. Вот ведь как совпало. Пришлось помочь мальчонке, вытащить его из крепости. Если у бабушки с головой всё хорошо будет, поедет он летом в Голландию, а не скажет бабушка как мне надо, пойдет на плаху. Не волнуйся Екатерина Алексеевна, всё у нас хорошо будет на этот раз. Только уж ты без меня больше таких глупостей не твори.
- А Мария как же, Гамильтон. Она-то молчать не будет и всё Петру Алексеевичу скажет. Ой, боюсь я Алексаша. Ой, боюсь. Чего теперь будет-то?
- А за Машку не беспокойся, она уже в злодействе призналась. Правда, говорит, что без умысла ребенка задавила, но Катерина настаивает, Гамантова специально новорожденному палец в рот сунула и удушила. Ладно, разберутся они между собой.
- А как же созналась она, в том чего не было?
- Так вот и созналась. Ведь если я захочу, у меня кто хочешь, сознается. Секрет я знаю.
- Какой такой секрет?
- Да всё просто очень: в каждом человеке есть струна, на которой можно нужную тебе музыку сыграть. Собрал я людишек своих и стал про Марию расспрашивать. Полдня расспрашивал и нашел, чего искал. Оказывается, влюблена эта Гамильтон в денщика царского Орлова Ивана. Просто без памяти влюблена. Только вы бабы так можете.
- Как так в Орлова? Ей же Государь, помазанник божий благоволит, а она в Орлова. Так это ж грех великий!
- Какая баба без греха.
- И то верно, - тяжело вздохнула Екатерина Алексеевна.
- Ну, вот я решил на любви этой, и сыграть свою музыку. Смотри, говорю ей, не признаешься, что сама ребенка загубила, беда с Ванькой Орловым случится: или конь царский его в лоб ударит, или пуля шальная на охоте прямо в сердце попадет. А она стерва, всё равно не соглашается. Тогда я её и спрашиваю, а что будет с денщиком, если Петр Алексеевич узнает, как Ваньку сразу после царя принимала, на той же постели. Разрыдалась Машка, кричит неправда всё это, но я своё гну. Правда, неправда, а государю об этом многие расскажут. Ну, в общем, наревелась она и согласилась всю вину на себя взять. Вчера ночью и покаялась в тайной канцелярии.
- Что же теперь будет с ней?
- То и будет, чего всем бывает за убийства дитя от блуда. Закопают её в яму по подбородок, а людишки рядом землю начнут мять. Да ты матушка не волнуйся, быстро замнут как надо. Наш народ на такое дело скорый.
- Ой, Алексаша, а мне всё же жалко её.
- А себя тебе не жалко?
- И себя жалко.
- Ты уж матушка определись, кого тебе жальчее.
Собеседники замолчали, подошли к кровати, посидели в тишине, потом видно хотели прилечь, но снаружи опять заскрипели ступеньки. Царица быстро встала и двинулась к двери.
- Подожди, - крикнул ей Меньшиков. - Чего встрепенулась? Сюда всё равно никто войдет. На вот кольцо тебе. Узнаешь?
- Так я его Мокеюшке подарила. Ты где его взял?
- Где взял, там уже нет. Заплатил я за него, теперь оно опять твое.
Екатерина Алексеевна немного посмеялась, и они ушли прочь из спальни.
Тимоха с Лушкой полежали чуть-чуть, и пугливо озираясь, тоже выбрались прочь из этого помещения. В коридоре их никто не заметил, и они радостные выскочили на задний двор.
На заднем дворе Тимоха, отойдя от ужаса, крепко задумался. Лушка тормошила его за руку, но он не обращал на неё внимания. И только, когда она щелкнула парня по носу, он покачал головой и произнес задумчиво:
- Так значит, не виновата Гамантова. Оговорили её, запугали. Надо быстро всё Сидору Акимычу рассказать.
- Конечно, расскажи, - поддержала его Лушка. - Пойдем к нам пообедаем и потом всё расскажешь.
Скорнякову было совсем не до обеда, но девчонка так ласково погладила его по плечу, что сердце его растаяло, и поддался он ласковому уговору. Обед в Лушкиной избе был хорош на удивление. Девчонка наперебой с матерью метали на стол всё, что было в печи и погребе. Даже медовухи ядреной ковш налили. Тимоха так славно никогда ещё не обедал. Так ему хорошо стало, что задремал парень прямо за столом. Когда проснулся, Лушки дома не было.
- Во дворец убежала, - ласково поведала мать причину отсутствия дочери. - Она ведь теперь там прислуживает.
Скорняков кивнул головой, поблагодарил за обед и со всех ног припустился к канцелярской избе. На пороге его ждал уже знакомый ему гвардейский офицер.
- Пойдем, - строго сказал он. - Светлейший князь тебя вызывает.
На этот раз Меньшиков к делу приступил сразу:
- В Соловецкий монастырь поедешь с пакетом. Понял?
- Понял, - ответил Тимоха без лишних раздумий.
Ученый уже был. Его посадили на коня, и в сопровождении двух офицеров он помчался прочь из русской столицы. Уже на окраине города Тимоха обернулся и вдруг подумал, что сюда ему вернутся больше не суждено. Почему эта мысль пришла ему в голову, он не знал, но был уверен, что мысль эта верная. Впрочем, откуда была эта уверенность, он тоже не знал.
КОНЕЦ.
