на меня, старую, если расскажу. Вот вы говорите все: честные мы, мол, честные, мужьям не изменяли, ждали их. Может, и не изменяли, потому что не с кем было. Я про всех рассказывать не буду, обидятся ещё, я про себя скажу. Ну, год я кое-как протерпела. А вот когда весной 42-го вот здесь, напротив твоего дома, Марья, зенитчики стали рыть укрепления. Да-да, прямо там, на картах они и рыли, - ответила она Марье, вопросительно взглянувшей на неё.
- Неужели прямо там и рыли? – удивилась Марья.
- Там-там, в лесу, ты думаешь, ямы-то откуда? Вот тут я и не удержалась! Солдатики все были молодые, красивые, аж дух захватывало. – Старуху даже передёрнуло. Видимо, вспомнило старое тело те наслаждения, которые она получала от этих встреч. Глаза её загорелись каким-то непонятным для слушающих огнём, она даже немножко помолодела, и продолжила свой рассказ. – А была я, бабоньки, - обратилась она к присутствующим женщинам, - худющая, как тиф и две испанки, смотреть через меня можно – так за год войны оголодали. Помнишь, Наталья, какие стройные были?
Наталья не ответила, только буркнула что-то себе под нос.
– Ну-ну, бурчи-бурчи, - продолжала разговорившаяся бабка. – Твой-то ещё жив, тебе сам Бог велел молчать, а уж я продолжу. На чём я там остановилась, бабоньки?
- Что тощая была, как тиф!
- Не верю я, бабка, что ты тощая была! Такое брюхо, как у тебя, нажрать сложно!
- Я посмотрю, какое у тебя вырастет к моим годам, - зло ответила бабка. – Ну вот, жрать хотелось каждую минуту, даже больше, чем мужика. А тут всё вместе, мужики и еда. Вот я и стала к ним похаживать, с каждого молодца по буханке хлеба и банке тушёнки. Вот как взаправду-то было, а не как в книжках пишут. Правда, Наталья?
- Да она честная! – заржал, как конь, отец Ивана. Вздохнув, он добавил с горечью в голосе – Все вы, бабы, бляди, и ты не лучше! – посмотрел он на жену.
Гости грустно засмеялись, а мужья зло посмотрели на жён. Одна Ленка тихонько всхлипывала, прижавшись к стенке.
«Да уж, погуляла девчонка! - подумал Серёга. – Однако, уже не девчонка, а баба, - пронеслось у него в голове, - Вот и твоя так же, ты уйдёшь, а она будет тут зажигать»! – лезла в голову крамольная мысль.
Провожающие, попив-поев, стали расходиться по домам. Кто-то уходил сам, кого тащили жёны. Но все, даже те, кто выходил, держась за стенку, желали Ивану хорошо служить, слушать отцов-командиров и писать письма родителям. Иван выслушивал наставления и кивал пьяной головой, туго соображая. Он был достаточно пьян, чтобы понимать пожелания гостей.
Ленка всё так же сидела в углу и всхлипывала. Мать Ивана потихоньку успокаивала её, гладя рукой по голове. Серёга, толкнув отца Ивана в плечо, попросил бутылку самогона.
- Возьми со стола, там ещё осталось! – ответил тот грубо.
Серёга взял бутылку, положил в карман куртки и. спотыкаясь, вышел на улицу. Голова кружилась, ноги заплетались, но он, как ледокол, двигался по направлению к общаге. От места гулянки до общаги не более километра, но Серёга тащился долго, ноги не слушались, он чуть не упал, но, удержавшись, продолжал идти.
Впереди показалась светящиеся окна:
- Вот она, долгожданная!
Подойдя к зданию, Корзун сначала убедился, что на вахте нет комендантши и милиционера. Эти двое не пустят!
Вахтёрша, кемарившая за столом, даже не подняла головы, и Серёга прошмыгнул в этот женский рай для гостей и ад для проживающих.
На первом этаже были технические комнаты и кабинеты обслуги, а вот на втором и на третьем жили все те, к кому так стремилась Серёгина душа. Проскочив на четвертой скорости первый этаж, Корзун ввалился в первую попавшуюся комнату.
- Здорово, красавицы! Скучаете без меня? А уж я-то как без вас!
Давайте, Ивана проводим в армию, у меня вот и бутылочка есть, - и Серёга поставил на стол бутылку самогона.
– Мечи на стол, что есть в печи! – сказал он, с улыбкой разливая самогон по чайным чашкам.
В нос шибануло резким запахом сивухи. Серёга поднял свою чашку – он налил себе побольше.
- Ну, дай Бог Ивану служить хорошо и мне тоже! – Потом, подумав, добавил, – Чтоб член стоял, и деньги были!
Выпив залпом чашку самогона и положив в рот щепотку соли, он предложил:
- Ну, давайте знакомиться, значит! Я – Серёга, учился тоже здесь, а вот теперь в армию ухожу. А вы чего не пьете, брезгуете или не уважаете? – начинал он злиться на девчонок.
Те, испугавшись пьяного парня, схватили свои чашки и попробовали выпить самогон, но это у них не получилось. Пригубив чуть-чуть самогонки, девчонки сморщились и поставили его на стол.
- А ты получше ничего принести не мог? Гадость какая! – перебивая друг друга, завозмущались они.
Корзун разозлился ещё больше.
- Королевы, что ли? – недовольно спросил он, – Где я вам коньяку возьму? Я не Рокфеллер, что было, то и принёс!
Девчонки ещё раз попробовали выпить, но, морщась, поставили чашки на стол. Серёгу распирало то ли от злости, то ли от выпитого спиртного. В этот момент в коридоре заорал грубый мужской голос:
- Куда лезешь, мать твою? Стой!
Серёга, испугавшись сам, не зная кого, слил самогон в одну чашку и залпом выпил.
- Убирайте побыстрей! – приказал он девчонкам. Он встал и, покачиваясь, направился к двери. Приоткрыв маленькую щелочку, незваный гость посмотрел в коридор:
- Никого, ложная тревога! Давайте продолжать, у меня ещё осталось, - тряс он бутылкой самогона, но девчонки осмелели, и пить больше не хотели, а самая шустрая сказала:
- Не приставай к нам, козёл пьяный, и вали отсюда, а то комендантшу позовём!
Серёга от такой наглости чуть не выскочил из штанов. Он выглянул через щелочку в коридор, и, убедившись, что никого нет, пошёл в атаку.
- Да я вас порву на тряпки, стервы деревенские! Мне – грубить? – заорал он.
Схватив табуретку, Серёга хотел ударить говорливую девчонку по башке но, вовремя опомнившись, со всего размаху бросил её в окно. Табуретка, разбив оба стекла, вылетела с грохотом и звоном на улицу. Стёкла посыпались в разные стороны. Серёге это даже понравилось. Он схватил вторую табуретку, благо их было много, и запустил во второе окно. Результат был тот же – звон и грохот. Корзун собрался уже и третьей табуреткой запустить в окно, но это сделать ему не дали. В комнату влетел разъярённый физрук, дежурный по женскому общежитию. Физрук, крупный двухметровый мужик, косая сажень в плечах. Схватил Серёгу за шкирку, как котёнка, приподнял, и, вытащив на улицу, выкинул, как ненужную вещь.
Пока Серёгу тащили, он орал благим матом, вспоминая всех родственников физрука, подтверждая свои слова ударами ног и рук. Оказавшись на сырой траве, дебошир быстро пришёл в себя, посидел, подумал, достал сигарету, закурил и, поднявшись, побрёл к остановке. В голове крутилась навязчивая мысль:
«Зачем стёкла перебил, придурок? Напишут заяву в ментовку, поеду вместо армии на зону».
Придя, домой Серёга, допив бутылку самогона, умылся и лёг спать. «Завтра свои проводы как-то надо пережить», - засыпая, подумал он.
