Глава 1
Не спать! Боже мой, только не спать! Иначе смерть. Там, впереди, в утреннем тумане, в редких каплях нудного, убаюкивающего дождя, в развалинах домов, на самом кончике спускового курка, везде, – смерть. И если ты заснешь, хотя бы просто на мгновение закроешь глаза, из утренних сумерек выползут безжалостные чудовища с красными звездами во лбу и разорвут тебя в клочья, высосут всю кровь и утащат твою душу в свою далекое логово, в страну вечного льда и белого снега…
- Курт! Ты что, спишь? – кто-то сдавленным шепотом зашипел сбоку, крепко схватил за руку чуть повыше локтя и затряс что было сил.
- Нет! – вздрогнул он и часто заморгал глазами, пытаясь прийти в себя, постепенно соображая, кто он такой, где находится и почему. Удивленно уставился на своего помощника оберщутце Хельмута Йодля. А ведь и вправду заснул, черт возьми! Все могло закончиться весьма и весьма плачевно, русские такое не прощают.
- С нами Бог! – пробормотал он, расстегнул гимнастерку и тайком поцеловал нательный крест, который перед самым отправлением на фронт повесила ему на грудь мама.
- Это крест твоего отца, - сказала она и заплакала. Господи, как давно это было! Словно бы в прошлой жизни. И вот теперь шарфюрер СС Курт Мюллер из дивизии «Мертвая голова», уроженец Нижней Саксонии, сжимая в руках приклад крупнокалиберного пулемета МГ-34, притаившись за мешками, набитыми песком, находился здесь, на Имперском мосту через Дунай, и, щурясь, всматривался в туман, ползущий клочьями по развалинам Вены в самый центр города.
Вена! Некогда столица Священной Римской империи германской нации, бывшая резиденция Габсбургов, город Моцарта, Бетховена, Вагнера, Шуберта, город, где прошла юность самого фюрера, хотя теперь это не вызывает ничего, кроме раздражения. Но это все в прошлом. Теперь это город шестой танковой армии СС, пятнадцати батальонов пехоты и четырех полков местной полиции. И все.
Уже прошло трое суток, как русские пошли на штурм города. Господи, всего три дня! И вот они уже в четырехстах метрах от моста. Изредка в тумане мелькали маскхалаты разведчиков и поблескивали стекла то ли биноклей, то ли оптических прицелов на снайперских винтовках. Солдаты вермахта упорно сопротивлялись, создавали новые баррикады, завалы, перекрывали дороги, устанавливали мины и фугасы, перебрасывали на опасные участки орудия и минометы. Все было впустую. Уже к концу 7 апреля русские взяли Прессбаум и продолжили яростное наступление, за три дня вплотную подойдя к центру города. Теперь их разделял только этот мост. На этом мосту все и закончится. Они не простят.
Далеко-далеко, там, из-за горизонта, сквозь утренний туман, выглянул первый луч солнца, и вдруг так захотелось жить, как прежде никогда не хотелось. Захотелось снова оказаться в своем родном Люнебурге, в своем стареньком доме, из окон которого видна Старая ратуша. От волнения, вызванного наплывом воспоминаний, он еще крепче сжал приклад, и именное кольцо дивизии «Мертвая голова», которое все, как полагается, носили изображением головы внутрь, больно впилось в палец. Он машинально одернул руку и глянул в свою открытую ладонь – череп равнодушно смотрел на него своими пустыми глазницами, зияющими, словно черные дыры космоса, непостижимого и недосягаемого, как сама смерть.
Прошел уже почти год, как Курт получил кольцо за героизм, проявленный в бою. Это было еще на Украине, под Тыргу-Фрумосом. Тогда многих в дивизии наградили, в том числе Рыцарскими крестами различных степеней и тогда на некоторое время показалось, что положение на Восточном фронте вскоре выправиться и все изменится в лучшую сторону.
- России больше нет! – говорил Генрих Гиммлер, представляя им нового командира бригаденфюрера СС Хельмута Беккера, - Евреи погубили эту некогда великую азиатскую империю, созданную норманнами, нашими далекими и славными предками! Советский Союз сейчас подобен Персии времен Александра Великого, это колосс на глиняных ногах, который обратится в прах под нашим натиском!
Боже мой, как все тогда ликовали, были полны надежд и предчувствий великих свершений! Один только старина Нетцер не разделял всеобщего веселья, угрюмо сидел в сторонке и пил из своей видавшей виды фляжки шнапс, саркастически улыбаясь, глядя на сослуживцев. Он вообще был странный малый, весь в мистических татуировках, обвешенный непонятными амулетами и талисманами, безрассудно смелый, отчаянный, с ликующей обреченностью двигающийся навстречу гибели.
- Гюнтер, не пей в одиночестве! Это кратчайший путь к алкоголизму! – шутили вокруг, но он не обращал никакого внимания на эти остроты и продолжал напиваться, находясь словно бы в каком-то психическом оцепенении, острым, как бритва, ножом вырезая непонятные знаки, похожие на древние руны, на прикладе новенького Штурмгевера 44, которые только-только стали поступать в войска.
- У русских новая вера и новый Царь, - вдруг сказал он, медленно, будто бы в трансе, но уверенно и членораздельно, - Он крестил их железом и кровью. Они поклоняются новым богам, носят звезды вместо креста. Они стали другими, но в то же время остались прежними, - и после длинной паузы добавил совершенно равнодушно, - Мы все умрем.
Все вдруг замолчали, попытались перевести эти слова в шутку, неестественно улыбались и глупо шутили, выглядели жутко нелепо, как клоуны на похоронах. Нетцер между тем допил шнапс, поднялся и, шатаясь, пошел в казарму спать. Ему потом, конечно, влетело от начальства, но этот случай надолго засел у всех в памяти, как сон, непонятный, смутный, который уже вроде и помнишь плохо, но от которого остается тот самый неприятный осадок, высасывающий из тебя жизнь.
Три дня назад он, раздевшись до пояса и вымазавшись какой-то белой краской, взяв в одну руку автомат, в другую топор, пошел через мост в восточном направлении, туда, откуда приближались русские войска. Глаза его неестественно блестели, от него разило спиртом, тушенкой и порохом.
- Ты куда? – спросил Курт, удивленно глядя ему вслед. Нетцер медленно повернулся, осклабился и леденящим душу шепотом произнес:
- В Валгаллу!
Глава 2
С раздирающим сознание свистом пуля от снайперской винтовки пролетела над головой и ударилась в железную перегородку моста, срикошетила и, разрезая воздух, ушла куда-то вправо. Откуда-то из развалин громыхнуло, потом еще и еще, шквальный огонь из крупнокалиберных пулеметов накрыл немцев словно лавина, несущаяся вниз со сверкающих белым снегом вершин. Началось! Русские, очевидно передовой отряд, решили взять мост с наскока, внезапным, неожиданным ударом, без подготовки.
После секундного замешательства эсэсовцы ответили залпом из трех танков, окопавшихся на восточной стороне моста, и пулеметами пяти бронетранспортеров.
- Огонь! Огонь! – перекрикивая канонаду, заорал Курт и нажал на курок. Его МГ-34 зарокотал, выплевывая свинец в наступающего врага, через несколько секунд заработал и пулемет второго отделения. Остальные солдаты поддержали их огнем из стрелкового оружия. Русские вывели три пушки и две самоходки, в результате вывели из строя один танк и два бронетранспортера, попытались было перейти в наступление, но с западной части моста подошло подкрепление, и их атака была отбита. Они отошли на исходные позиции и окопались. Перегруппировавшись, снова пошли вперед, и опять эсэсовцы отбили натиск.
К вечеру подошло подкрепление из отрядов венской военной полиции и русские отступили. У них явно пока не хватало сил на решающее сражение. Пока не хватало. Между тем, кольцо вокруг Вены сжималось все сильней, немецкие войска, удерживающие центр города, продолжал отделять от Красной армии один только Имперский мост через Дунай, мост, который был необходим как воздух обоим противоборствующим сторонам. Все остальные мосты в Вене были взорваны, сам же Имперский мост был заминирован на тот случай, если русские все же сломят сопротивление войск вермахта.
Ближе к вечеру отделение, которым командовал Курт, отошло с занимаемых позиций, уступив место второму и третьему отделениям, и направилось в свое расположение, находящееся на западной стороне моста в здании бывшего торгового дома, для отдыха и приема пищи. На первом этаже располагался импровизированный штаб их роты, или как принято было говорить в войсках СС, штурма, столовая и санитарный полувзвод.
Курт доложил о прибытии обершарфюреру Заммеру и командиру 2 штурма СС унтерштурмфюреру Отто Гроссману. Командир был в отвратительном настроении, молчаливо выслушал доклад, пожал ему руку и угрюмо уставился прямо перед собой невидящими глазами, делая вид, что изучает какие-то документы. Заммер потянул Курта в столовую, на ходу объясняя ситуацию:
- Днем приехал Скорцени, ты знаешь – глава службы безопасности СД, привез личное послание от фюрера, корчил тут из себя великого патриота Германии. Говорят, на мосту Флоридсдорф велел повесить трех офицеров, мол, за «признаки уныния и разложения»! Свинья! Зашел к нам и, пуская пену, начал орать: «Фюрер надеется на вас! Нельзя допустить, чтобы русские взяли Вену, иначе они уже завтра окажутся на дороге, ведущей в Берлин! Солдаты Великой Германии, выполните же свой священный долг перед нацией!» Слава богу, Редулич выгнал его вон отсюда, как собаку.
Поужинали, привели в порядок потрепанное обмундирование, двоих отправили за медицинской помощью и стали чистить оружие. Вскоре с вечернего совещания прибыл Гроссман и пригласил младший командирский состав к себе. Он разложил на столе карту города и вкратце пояснил боевую задачу:
- По данным разведки Красная Армия готовит спецоперацию по взятию Имперского моста под свой контроль, подробности ее пока нам не известны, но в том, что она будет, сомневаться не приходится. Русским нужен этот мост еще больше, чем нам, без него им придется форсировать Дунай с боем, а это большие потери. Поэтому применение тяжелой артиллерии советскими войсками исключено. Нам надо держать оборону, во что бы то ни стало, сил у нас достаточно, а если и недостаточно, то это ничего не меняет, вы ведь знаете – русские эсэсовцев в плен не берут. Как бы то ни было, наступление советских войск завтра продолжится. Говорят о возможности высадки десанта катерами Дунайской флотилии, но, по моему мнению, это смерти подобно, потому как русло Дуная буквально забито затопленными баржами, и пройти по нему скрытно ночью невозможно, а высаживать десант днем самоубийственно. Хотя, конечно, русских это не касается.
Последние слова командира Курт уже не слышал, память стремительно уносила его в прошлое, в первые годы войны, когда его, еще совсем юного паренька из глубинки, призвали в уже тогда овеянные легендами войска СС. Вспомнилось, как они входили в Каунас, как приветствовали их местные жители цветами и как громко играл на площади духовой оркестр. Господи, а ведь они действительно были тогда для них освободителями от проклятой еврейской большевицкой диктатуры! Советские войска сдавались целыми дивизиями, и молодой рядовой Мюллер смотрел на всех с высоты танковой башни «Панцера» и гордился собой.
Это уже потом все началось рушиться буквально на глазах. Псков, Луга,
