Демянск, тогда они потеряли две трети личного состава, но никогда не сдавались. Короткое пребывание во Франции оказалось после Восточного фронта почти санаторием, потом снова Харьков, Курская дуга и Сталинград. Несколько раз их дивизия «Мертвая голова» почти полностью уничтожалась, но снова, словно птица Феникс, возрождалась из пепла! Немного уже осталось из тех, кто начал воевал с первого дня этой войны. И даже сейчас, отступая и истекая кровью, дивизия огрызалась, словно раненный зверь, так было в боях на Миус-фронте, под Тыргу-Фрумосом и под Модлином. Ничего, Бог не оставит тех, кто с оружием в руках…
- Мюллер, с вами все в порядке? – раздалось совсем рядом, и он почувствовал, как кто-то сильно ущипнул его за руку, вскочил и удивленно уставился на командира, который внимательно смотрел на него. Рядом стоял Заммер и незаметно от Гроссмана пытался привести его в чувство, пребольно щипая своими костлявыми пальцами.
- Так точно, господин унтерштурмфюрер! – гаркнул Курт по привычке и только сейчас заметил, как судорожно сжимает правой рукой нательный крест, подаренный его матерью. Гроссман успокаивающе махнул рукой и устало произнес:
- Не знал, что ты христианин.
Мюллер растерялся, не знаю что ответить, между тем Заммер, скорчив гримасу, пренебрежительно покачал головой:
- Рано или поздно перед христианином встает выбор – религия или нация, и он всегда выбирает религию и плюет на нацию, со временем нация плюет на него.
Было видно насколько он доволен собой, впрочем, в этом не было его вины, так бывает доволен собой любой человек, уверенный в своей правоте. И эта правда была во всем, в том, что национал-социализм был здоровой реакцией германской нации на то, что вытворяли евреи со своим коммунизмом в Германии, в России, в Австро-Венгрии, да и во всей Европе. В том, что белые народы судорожно искали свои мистические корни, вспоминали свою истинную историю и пытались найти новую дорогу к Богу. В том, как солдаты вермахта шли на Восток освобождать целые государства от большевицкого ига, ощущая себя современными мессиями, которые пасут народы жезлом единым. Неправдой было только то, что остатки их некогда непобедимой армии теперь окопались, словно кроты, в этом полуразрушенном городе, и теперь от смерти их отделяет только один этот мост, по которому пройти никто из них не в силах, потому как мост этот через Огненную реку тоньше волоса человеческого.
- Уж не знаю, кто там на кого плюет, но, похоже, Богу давно наплевать на всех нас, - пробормотал Гроссман в наступившей вдруг тишине.
Курт вернулся к своему отделению, повалился на кровать и мгновенно заснул. Ранним утром 10 апреля они снова выдвинулись на свои позиции на Имперском мосту и приготовились к бою.
Глава 3
Сражение разгорелось с новой силой, русские опять попытались прорваться к мосту, создав механизированный кулак из нескольких танков и самоходных орудий, но так и не смогли преодолеть противотанковые заграждения. Эсэсовцы подбили два танка, но те, потеряв возможность маневрировать, продолжали нести огонь по противнику. Было решено вывести крупнокалиберное орудие на прямую наводку и уничтожить вражескую технику, но русские провели молниеносную контратаку и отбили танки, отбуксировав их под прикрытие.
Ожесточенный бой продолжался до самых сумерек, и только когда уже совсем стемнело, стрельба стихла. Под покровом темноты вынесли убитых и эвакуировали раненых. В отделении Курта в живых осталось пять человек, в остальных подразделениях ситуация была не лучше, кроме того, два бронетранспортера и один танк сгорели полностью. Провели передислокацию войск и все снова застыло в тревожном ожидании.
Эту ночь Курт провел на мосту, так и не сомкнув глаз. Предчувствие чего-то непоправимого грызло душу, стучало в висках и не давало покоя. Он никак не мог понять, что же не так? По-прежнему с восточной стороны мост охраняли три тяжелых танка и пять бронетранспортеров, в окопах был целый взвод СС, то же было и с западной стороны моста. Кроме того, прилегающие дома с восточной стороны были заняты немецкими войсками и представляли собой хорошо укрепленные пулеметные гнезда. До боли в глазах Курт вглядывался во тьму, но ничего подозрительного не замечал. Только во втором доме от моста в окне что-то вдруг сверкнуло, но также внезапно стихло.
Показалось. Рядом горели какие-то развалины, видимо, отблески пожара блеснули в оконном стекле. С восточной стороны послышался лязг гусениц – танковая рота и колонна мотопехоты вермахта отступала из восточной части Вены в западную, за Дунай. Громыхая, техника прошла по мосту и двинулась далее. На мосту было безлюдно, только изредка из одной стороны в другую проходил то один, то второй часовые. Внизу, под мостом, возле несущих опор, саперы уже разместили заряды взрывчатки, которую планировалось использовать тогда, когда все боевые немецкие части пройдут по мосту.
Еще совсем немного и дело будет сделано. Курт оперся о перила моста, достал спички, папиросы и закурил. Все-таки интересно, а что было бы с ним, если бы этой войны не было? Вопрос этот все чаще и чаще возникал в голове, сначала как шутка, как некая смешная нелепость, потом уже как грустное недоразумение, и под конец как жестокое разочарование, осознание бессмысленно потраченного времени.
Он глубоко затянулся и медленно выпустил дым тонкой сизой струйкой изо рта. В самом деле, как бы сложилась жизнь? Наверное, он уже бы женился, может даже уже был бы у сын, ну или дочь, не важно. Работал бы механиком, по воскресеньям вместе с женой и детьми ходили бы в местную церковь, где, как и прежде служил их старенький пастор отец Иоанн. И вместо этого кольца было бы кольцо обручальное. Курт снова повернул руку ладонью к себе и посмотрел на изображение мертвой головы, которая бесстрастно наблюдало за ним своими черными пустыми глазницами. В свете фонарей древние руны, расположенные на самом кольце, блестели ровным холодным светом, словно звезды, далекие и равнодушные.
Вдруг наступила тишина, в которой не было ничего, ни птиц, ни выстрелов, ни стонов раненных, ни криков победителей и даже шаги часовых на мосту стихли, и только один странный звук разносился по воздуху, похожий на стук, монотонный и однообразный, убаюкивающий, похожий на какую-то механическую колыбельную. Начинало светать, свежий ветер, налетевший внезапно ниоткуда, разметал клочья тумана над Дунаем и Курт тогда понял, отчего так сжималось у него сердце. Внизу под мостом, по Дунаю, тихо шли пять бронекатеров, шли неторопливо, внимательно следя за фарватером, обходя затопленные баржи.
Это было немыслимо. Сердце бешено заколотилось, предчувствую приближение смертельной опасности, и на губах выступил неприятный металлический привкус.
- Тревога! – закричал кто-то высоким пронзительным голосом и с моста на катера обрушился град пуль. Танки, бронетранспортеры и пушки начали разворачиваться в сторону врага, но русские ответили массированным огнем из всех орудий, головной катер поставил дымовую завесу и начал высадку десанта. Следом заработала артиллерия прикрытия, и земля под ногами задрожала от взрывов. Шатаясь, Курт побежал к своему пулемету.
- Десант численностью не менее сотни, четыре пулемета и одно орудие! Катера поддержки, усиленные реактивными минометами и дальнобойная артиллерия! После высадки десанта неминуемо последует штурм основными силами! – орал в телефон, пытаясь перекричать канонаду Заммер, - Слушаюсь!
Он положил трубку и резко повернулся:
- Солдаты, слушать мою команду – всем уйти с моста! Мост взорвать!
Немедленно отошли на безопасное расстояние, прибежали саперы, приготовили взрывное оборудование.
- Ложись! – подал команду Заммер, и сам бросился на землю.
Тишина. Снова и снова сапер крутил динамо машину, все было тщетно.
- Провода, Олаф! – крикнул Курт, - Видимо, случайно перебило осколками!
Заммер понимающе кивнул головой в ответ, приказал саперам и еще нескольким бойцам следовать за собой. Под ураганным огнем, они, прикрываясь от пуль за металлическими балками моста, подошли к его середине, туда, где были заложены заряды взрывчатки, и уже начали было спускаться вниз, как вдруг, откуда-то сбоку, выскочили тени в маскхалатах и открыли по ним огонь прямо в упор. Саперы погибли на месте, остальные были убиты в течении нескольких минут. Заммер, пытаясь вынести на себе раненного солдата, получил три пули в грудь и остался лежать на мосту. Все это произошло так быстро, неожиданно и нелепо, что Курт на мгновение растерялся. Сразу вспомнились странные отблески огня в окне дома, смутные тени в утренних сумерках и все то, что не давало ему покоя в эту последнюю ночь перед боем.
- Разворачивайте танки! Нельзя сдавать мост! – взял он командование на себя, понимая, что если мост захватят русские, другие части вермахта, оставшиеся в восточной части Вены, обречены на гибель. Два «Панцера», уцелевшие после массированной артподготовки, бряцая гусеницами, медленно двинулись к центру моста, оставшиеся в живых солдаты, прикрываясь за ними, двинулись следом.
- Надо уничтожить разведгруппу и попытаться прорваться к своим, на западную часть моста и контратаковать! – прокричал Курт в люк головного танка и спрыгнул с брони.
Машины продолжили движение, пехотинцы, чуть отстав, перебежками следовали за ними. Еще немного и все будет в порядке, оставаться на восточной стороне моста было равносильно самоубийству. Между тем десант противника уже прорывался к противоположным сторонам моста, надо было успеть проскочить на другой берег, пока позволяло время.
- Ничего, их всего семеро, - пробормотал Курт, крепче сжимая свой старенький МП 40, с которым он начинал эту войну, и который не раз спасал ему жизнь. Опять мелькнули тени, сбоку и спереди, кто-то крикнул громко и отрывисто на русском языке и первый танк накрыли две гранаты, он взорвался, молниеносно вспыхнул, и закрутился вокруг себя волчком. Второй танк попытался сдать назад, но было уже поздно, еще одна противотанковая граната рванула у него под днищем, он подпрыгнул на месте, задымил и вдруг со страшным грохотом взорвался, пыхнул огнем, башня его отлетела на несколько метров. Эсэсовцы, оглушенные, попадали на землю, русские разведчики выскочили на мост из укрытия и в упор начали их расстреливать из автоматов.
Курт рванулся вперед, на ходу передергивая затвор автомата, и тут же получил пулю в правую ногу, упал на одно колено и получил еще две пули, в грудь и в шею. Захлебываясь кровью, перевернулся на спину и попытался остановить кровь, которая била из шеи маленьким прерывистым фонтанчиком, теплым и отвратительно липким. Красная жижа лилась сквозь пальцы как песок времени, уходя навсегда, вместе с ней наружу сочилась сама жизнь, его память и все то, что он сумел обрести за неполных двадцать три года. Прислонившись головой о перила моста, Курт угасающим взглядом смотрел на встающее над полуразрушенным городом солнце, яркое и багровое, как русский флаг, развевающийся где-то там, далеко-далеко на севере, над Москвой, над городом, который они так и не смогли взять. Чуть выше встающего солнца
