Мэри

кабинете и напоролся на этот ужасный кинжал! Хорошо, что мне не спалось, я услышала шум и прибежала к тебе. Вдвоем с Мэри мы перенесли тебя в кабинет доктора, и Джон сделал все возможное, чтобы спасти тебе жизнь.
- Понадобилась небольшая операция, Джордж, все-таки клинок довольно сильно поранил тебя, - добавил Полидори, извлекая из тела Байрона иглы, - но ты поправишься, обещаю!
- Спасибо, друг, - чуть слышно прошептал лорд.
- Благодари не меня, если бы не Клэр и Мэри, ты бы не выжил.
Джордж слабо улыбнулся девушкам. Вместе они уложили Байрона на кровать доктора. Он сразу уснул.
- Что с ним? – испугалась Клэр.
- Все в порядке, это действие эликсира, - успокоил ее доктор, - некоторое время он будет очень слаб, его организм заново привыкает к жизни. Но Джордж невероятно крепок телом и рассудком, он скоро пойдет на поправку. Единственное, что ему сейчас нужно, это постоянное наблюдение, уход и забота. И, конечно, общение с друзьями.
- В таком случае, - улыбнулась Джону Клэр, - я надеюсь, вы не будете возражать против моего частого присутствия в вашем кабинете?
- Я буду рад любой помощи, Клэр! – улыбнулся в ответ Полидори.
Мэри ушла, не попрощавшись. Вернулась в свою комнату, не раздеваясь, легла в постель к мирно спящему Перси. Девушке снился сон, бесконечно долгий сон, как будто это ее убили, а Джордж уговаривает Клэр и доктора вернуть ее к жизни. Он кричит, угрожает, а Мэри смотрит на происходящее откуда-то сверху, и просит Байрона не делать этого, потому что здесь, наверху, ей по-настоящему хорошо. Но лорд не слышит девушку, он ничего не слышит…
    В течение двух последующих за воскрешением Байрона недель жизнь постепенно утрачивала для Мэри свои яркие, детские краски. Байрон «поправлялся» не по дням, а по часам. Уже на следующий день после «несчастного случая» он вышел из дома полюбоваться закатом. Еще через пару дней они катались на лодке по серой глади озера. Физически Джордж полностью окреп через неделю. Доктор Полидори объяснял это жаждой жизни поэта и действием эликсира Гальвани. Даже ужасная рана на спине полностью затянулась, как и следы от острых игл. Однако прежнего Байрона эликсир вернуть не мог. Веселого молодого человека, полного энергии, вдохновения и честолюбивых планов, сменил робкий юноша, почти ребенок, боящийся всего и доверяющий только своей сиделке Клэр и доктору. Полидори уверял Мэри, что это пройдет, что такое состояние естественно для шока, испытанного головным мозгом, однако миссис Шелли не верила ни одному его слову. Глядя в по-прежнему мертвые глаза Джорджа, девушка понимала, что они перешли ту грань, которую нельзя переходить никогда и никому. Истово веря в возможное бессмертие, она окончательно разуверилась в воскрешении. Лишь однажды друг напомнил ей о себе прежнем. Однажды он подошел к Мэри, одиноко стоявшей на берегу, взял за руку и тихо сказал:        - Мне кажется, это рана сильно изменила меня, Мэри. Не знаю почему, но мне очень страшно. Мой добрый друг Полидори говорит, что это ненадолго…но, знаешь, иногда я ловлю себя на странной мысли, что умереть было бы правильней.
Мэри пронзительно захотела обнять его и сказать что-то очень важное, что-то такое, что  повернуло бы время вспять. Но к ним подошел Джон и она промолчала. Перси ничего не замечал. Конечно, он сочувствовал другу и искренне радовался, когда тот стал выходить с ним на прогулки. Но он не видел ни мертвой тоски в глазах Байрона, ни его неуверенной походки, ни вялых, сонных жестов. Мэри задавалась вопросом, а способен ли мистер Шелли вообще замечать что-либо, кроме собственной персоны? Мисс Клэрмонт наслаждалась обрушившимся на нее счастьем. Она щебетала и порхала, как яркая птичка, случайно залетевшая на этот серый берег. Байрон слушался ее беспрекословно, мало того, он сам повсюду следовал за ней. Уверенный, что это она сохранила ему жизнь, поэт проявлял крайнюю привязанность к своей спасительнице и сиделке. Когда Перси, глупо улыбаясь, сообщил Мэри, что у Джорджа и Клэр, по все видимости, роман, так как они вдвоем перебрались в его покои, миссис Шелли восприняла эту новость почти безразлично.
- Что же, - сказала девушка, - рано или поздно это должно было произойти.
Мэри не испытывала ненависти или брезгливости. Было лишь немного обидно за обманутого друга.
   Вскоре поэт и его новая возлюбленная решили покинуть Швейцарию.  
- Мы поедем во Францию, - говорила Клэр, - туда, где есть солнце, и нет этого скучного дождя!
Доктор горячо одобрил их планы, заверив, что смена обстановки пойдет лорду на пользу. Он с легким сердцем отпускал пациента, так как с такой сиделкой прекрасный уход был обеспечен. Мэри запомнила это серое утро, тогда она в последний раз видела Байрона. Джордж сидел в карете, прячась от так пугавшего его дождя, и нетерпеливо выглядывал на улицу, ожидая Клэр. В его глазах страх быть покинутым смешивался с мольбой. Мэри знала, к кому обращена эта немая мольба. Перси балансировал на подножке и рассказывал другу глупый и пошлый анекдот про парижанок.
- Они едут в Монпелье, Перси! – пытался урезонить его доктор, но мистер Шелли не слушал. И Байрон его не слушал. И Мэри вдруг перестала слышать и видеть…
Клэр выпорхнула из коттеджа в красивом бежевом платье и взяла сестру под руку.
- Ну вот, моя дорогая, - тихо сказала мисс Клэрмонт, - видишь? Все получилось самым наилучшим образом! Я счастлива, и, надеюсь, ты счастлива тоже! Милый Джордж жив, здоров, и под присмотром! Но ему, конечно, будет не хватать ваших долгих бесед, так что обязательно навестите нас не позже, чем через месяц!
- Да, сестра, - ответила Мэри, - все получилось самым наилучшим образом. Для тебя. Скажи мне, когда ты это задумала?
Клэр убрала руку и удивленно посмотрела на Мэри.
- Убить Джорджа и воскресить его? Конечно, во время рассказа Полидори!
- Неужели ты не слышала, что произошло с Орнеттой, Клэр?
- О, нет! – рассмеялась мисс Клэрмонт, - Я внимательно слушала только до слов слуги: «Сначала она была послушной!» Ничего другое меня не интересовало!
- Неужели ты настолько безумна? А если бы у доктора ничего не получилось?
- Он всю жизнь положил на изучение трудов Гальвани! У него не могло не получиться! К тому же на меня всегда производили сильное впечатление его фокусы с дергающимися лягушачьими лапками. Если вышло это – выйдет и остальное! Пожалуйста, не думай, что я только и делала, что лгала тебе. Я действительно пришла к лорду, чтобы соблазнить его. Он отказался от меня, повернулся спиной. Этого не следовало делать. Я знала, где лежит его кинжал. А остальное знаешь ты. Было очень тяжело тащить труп по лестнице и ломать комедию перед Полидори. Но моя обнаженная грудь усыпила бдительность нашего доктора, он не заметил фальши.
Клэр снова рассмеялась, громко и заразительно. Мужчины повернулись, Клэр весело помахала им рукой, Байрон жалобно улыбнулся в ответ.
- Он посвятит мне поэму, представляешь, Мэри? Мы будем путешествовать, он исполнит все мои желания, угодит каждому капризу! Знаешь, как это весело, повелевать гением?
- Это не Байрон, Клэр. Это лишь его копия.
- И пусть! У тебя нет и копии! Если, конечно, не считать этого дурака Перси!
- Что ты будешь делать, когда это жалкое, потерянное существо наскучит тебе? Или начнет доставлять неприятности? Ты подумала об этом?
Клэр на секунду задумалась.
- Я еще не придумала. Но я его хозяйка, а потому не стеснена в средствах. Может быть, отправлю его на войну, где он найдет свою окончательную и последнюю смерть. Не смотрите на меня так, мисс Годвин! Ах, простите - мнимая миссис Шелли! Помните, что в том кабинете кроме меня и доктора были и вы…
- Этого я никогда не забуду, - ответила Мэри, подошла к карете, поцеловала Байрона в щеку и вернулась в дом, больше ни слова не сказав сестре.
   Мэри написала новеллу об ожившем трупе, так как не могла избавиться от мучившей ее тайны иным способом. Конечно, это была история, сильно отличавшаяся от истины, но правду она написать не осмелилась. Перси горячо одобрил ее работу, и вскоре вместо новеллы Мэри издала роман. Известие о гибели Байрона миссис Шелли восприняла спокойно, так как была убеждена, что ее друг давно находится в мире, в который она так и не смогла поверить, но страстно желала, чтобы он существовал хотя бы для одного Джорджа. Мэри больше никогда не видела доктора Полидори и сестру. Но, спустя много лет после той страшной ночи в Швейцарии, она получила письмо. Клэр написала ей из Италии, где решила провести остаток своих дней. Она была больна и несчастна, но среди жалоб на постоянную боль было несколько строк, запомнившихся Мэри Шелли.
«Знаешь, милая Мэри, кажется, я поняла природу истовой привязанности того, «нового» Джорджа ко мне. Его душа покинула тело и слилась с Создателем, высшим существом, который является маяком для всех живущих. Утратив душу, то, что осталось от Джорджа стремилось найти подобный свет в любом человеке, встреченным на пути. Я проявила высшую жестокость, убив его, преступную – воскресив, и непростительную – оттолкнув от себя этого ребенка, послушно отправившегося на бойню, лишь бы угодить своей непутевой матери. Я много думала о том хладнокровии, с которым доктор Джон воскрешал друга. Сначала мне показалось, что он возомнил себя Богом. Но нет, дорогая Мэри, он был всего лишь врачом, исцеляющим больного от страшного недуга – смерти. Полидори намного чище и благороднее меня, и твой барон Франкенштейн совсем на него не походит. Франкенштейн…какое темное, зловещее имя! Я молю Бога, чтобы Джону никогда больше не пришло в голову совершать нечто подобное. Страшно представить, на что способны бездушные существа, слепо поклоняющиеся своему господину. Мне же нет прощения, и не будет, как не будет и покоя. Но, поверь мне, Мэри, даже бесконечно горя в самой глубокой яме ада, в который ты не веришь, моя душа не исторгнет не единого стона жалости к себе. Это то искупление, которого нет, но которое непременно будет. Поверь, дорогая Мэри, ад есть. Если ты поверишь в это, то сможешь допустить, что есть и рай».
Мэри не ответила Клэр.