Резьба по дереву

назовешь.

От того, что ярко светила луна, стало только еще страшнее. Она достала мобильник и решила, не признаваясь, где она, просто кому-нибудь позвонить. Пролистала весь список контактов и поняла, что звонить некому.

Совсем еще недавно, до больницы, до этого ее репортажа, ей стоило только свистнуть, как тут же нашлось бы море желающих придти на помощь. А сейчас… Сейчас она листала контакты, а видела только цифры, только номера.

Почему- то, наверное,  машинально, она набрала «скорую». И испугалась голоса. Но это был вовсе не голос дежурной, это говорил оператор услуг мобильной связи: « Абонент находится вне зоны действия сети,  либо недоступен…»

- Ну, это – мой шанс. – Опять заговорила Саша сама с собой. – Я же хотела умереть – есть шанс умереть красиво, в зимнем лесу!

Она нащупала в одном из пакетов бутылку водки, захлопнула машину, и пошла по тропинке лунного света вперед. «Пошла», сказано громко, конечно. Она стала пробираться вперед, попеременно доставая из сугроба одну ногу, а другую тут же погружая в сугроб. Плакать не хотелось. Идти хотелось.

И она шла. Долго шла. И про себя отметила только то, что ей не то что не холодно, а так жарко, что впору расстегнуть пальто. Вскоре перед ней открылась огромная поляна, в свете луны похожая на фиолетовое море в штиль: ровные волны сугробов, не изъезженные дорогами и не исхоженные тропами, казалось, медленно перекатывались сюда, к ней, к берегу. Таких огромных и медленно спускающихся на землю хлопьев снега она не видела отродясь. И – ни души…

Только теперь она разглядела, как густо вся поляна была испещрена следами каких-то мелких животных. То ли зайцев, то ли белок.

И вдруг Саша увидела огромного размера очень глубокие следы, идущие откуда-то рядом из чащи. Следы человека.

- Наверное,  охотник. - Подумала она радостно.

Судя по тому, что следы были какие-то овальные, она поняла, что этот кто-то был в валенках. А главное – при таком сильном снегопаде они могли остаться четкими только, если человек прошел совсем недавно. И скоро их заметет, между прочим.

Это было совсем уж странно – у кого тут такие срочные дела вечером, кроме нее?

Повинуясь и страху и надежде одновременно, Александра пошла по следам, не думая даже, куда же они могут вести. Машины давным-  давно не было видно, хотя луна освещала ту просеку, на которой она стояла.

Когда путешественница устала настолько, что уже с трудом переставляла ногу в очередную «заготовку» от валенок незнакомца, она вдруг обнаружила странное свечение луны – прямо какое-то озарение. Саша остановилась и уселась на сугроб, чтобы передохнуть и рассмотреть это чудо.

И тут вся ее безнадега вырвалась наружу диким радостным криком «Урррра!» - лунное свечение оказалось электрическим обычным светом! Еще довольно далеко, но уже так маняще, горел прожектор на обычном высоком столбе, который был четко виден на фоне лунного неба. Это чудо цивилизованной жизни освещало какие-то постройки.

Неизвестно, откуда в таких случаях берутся силы, но Саша преодолела расстояние от безлюдного густого леса к освещенной человеком поляне со скоростью звука.

Больше всего она боялась, что вот сейчас навстречу выскочит изголодавшаяся собака и просто съест ее. Она собак боялась не намного меньше людей.

Но, слава Богу, к поляне света Саша подошла спокойно.

Сначала был легкий шок. Потом – удивление и любопытство. Следы, по которым она шла, во дворе, то есть на поляне, потерялись среди других, похожих. Возможно даже, среди самих себя.

Понятное дело, это была далеко не охотничья сторожка или ночлежка сборщиц клюквы. Перед ней стоял не иначе, как терем Дедушки Мороза: небольшой, но высокий бревенчатый домик, аккуратный, красивый, как в старой книжке сказок. Дальше,  на фоне освещенного луной неба, в конце поляны- двора, стоял такой же, похожий, но совсем маленький, который был венчан куполом, таким, как на церквях обычно бывают.

- Часовня, что ли… - промелькнуло в голове.

А рядом с этим культовым строением Саша увидела крест. И теперь сомнений не осталось – кроме Мирослава здесь жить никто не может.

Входная тяжелая дверь подалась от легкого прикосновения плеча. И Саша сделала было следующий шаг в темном коридоре, как внезапно услышала голоса. Не голос, именно, голоса. Говорили, по крайней мере,  двое.

Она испугалась и автоматически вышла назад, на крыльцо. Стараясь не скрипеть, по расчищенной дорожке вдоль дома она подошла к окошку. Большая вертикальная форточка была приоткрыта, и здесь голоса стали совсем четкими. Говорили громко, на повышенных тонах. Сквозь плотную тюлевую занавеску видны были только фигуры. За столом, широким и очень большим, сидели… раз, два… три…  Она насчитала  шесть человек. Все слушали, замерев. И только эти двое о чем-то горячо спорили.

- Вот ты говоришь, чего я приперся на ночь глядя. А как я мог не придти, если на прошлой неделе опять тебя не было? Я ж знаю, что хлеба нет давно, да и  другие припасы уже на исходе… Пенсию не получил…  А вдруг заболел, умер? И сколько я тебе доказывать буду, сколько звать можно? Я ж один, хата большая, люди кругом, время какое! А ты сидишь тут бобылем, сховался от всех! Еще и меня зовешь, глупый…

- Пришел бы…  Чего ты распаниковался, Коля? – оправдывался второй. – Да и не могу я. Некогда. Работы много, бросить не могу.

- Ты ж один, какая к черту работа?

- Я не один. Вон, нас сколько!

- Хватит! Хватит уже! И чего я раньше тебя не нашел? Я не дал бы тебе так жизнь свою изничтожить, состругать на нет, Мирка… Каждый раз, когда подхожу к тебе и слышу, как ты разговариваешь с кем-то, вздрагиваю. Думаю, ну вот, гости непрошенные добрались до тебя. Как ты думать начинаю, понимаешь? Опасно это. И как можно бобылем, вот так, самому с собой в жизнь играть?!

- Я не один, ты не прав… У меня вот… семья. Все при мне.

- Это же кому в ум такое придти может, чтоб с истуканами деревянными жить, разговаривать и семьей это называть? И сколько звать тебя можно? К людям нужно, в цивилизацию. Ты ж боишься себе подобных! И не дай Бог, в окно к тебе кто поскребется, мир твой нарушит! Как можно человеком родиться, такой дар от Господа получить – жизнь,  – а от человеков шарахаться, в уныние себя по собственной воле отправить?! А тебе кричать нужно: «Я здесь! Я живой!» К тебе люди шли и идут, а ты, как мымра, и сам не идешь, и других отталкиваешь.

В этот  момент Александра уже замерзла так, что не было больше сил стоять, замерев в одной позе под окном, чтобы не скрипнуть. Да и сам момент был как нельзя подходящий. Она постучала косточкой указательного пальца в звонкое морозное стекло: «Тут-тук-тук…»

В доме на какое-то мгновение наступила абсолютная тишина. Потом как-то радостно и торжественно Николай крикнул:

- Открыто! Заходите, гости дорогие! Даааавно ждем-с ...

Александра даже вздрогнула от неожиданно громкого приветствия. Она опять вошла в темный «предбанник» и нащупала уже вторую входную дверь.

Перед ней стояли, один – наигранно веселый, второй – растерянный и хмуроватый, двое пожилых, седовласых, но довольно крепких и моложавых симпатичных мужчин. И гадать нечего, кто есть кто.

Добрый вечер! – Сказала она смущенно.

- Добрый вечер, добрый, добрый… - игриво и весело отвечал Николай. - А Вы тут по клюкву, али по подснежники мачеха послала? А, может, пенсию нашему ветерану уже на дом, лично, как людям, доставлять стали?

Мирослав бы сильно растерян от такой гостьи.

- Ну, чего ты напыжился? – пришел опять на выручку Николай. – Обычное дело – зашел человек в гости, что тут такого особенного? Провожай в терем свой, да угощай. Пока мы поболтаем, девушка- красавица отогреется, а потом и своего немножко расскажет нам, правда, любушка? Вы к нам на минуточку или как?

- Ой, простите, но похоже,  «или как»… Скрывать не буду – приехала с Мирославом Ивановичем лично познакомиться.

- И где же Ваш вертолет? В небе сейчас над нами болтается?  Поместье Миркино иначе, как с неба, не видать, не разыскать. Да Вы проходите, проходите. – Смеялся Николай, уже снимая с Александры пальто. – У нас тепло. А Вы похожи на ледышку в образе человека. Вот,  Мирослав, чем тебе не образ? Уедет - еще одну фигуру выстругаешь!

В доме, и правда, было очень тепло. В печи потрескивали поленья.

Александра просто обалдела от увиденного в прихожей, а, когда провели в большую комнату, она «проглотила» от впечатлений язык.

- Вы присаживайтесь, присаживайтесь, Снегурочка! Вас как величать?

- Александрой…

- Отлично! Мы Вас, Шурочка, чаем сейчас отпаивать будем. С малиною. А Вы пока отогревайтесь и осматривайтесь. Тут есть на что посмотреть. Так вот, Мирослав…

И Николай стал говорить то же самое, только другими словами. Ну, и мягче, ради незнакомки, наверное.

Александра ни в одном краеведческом музее, которых за свою жизнь по долгу службы посетила великое множество, с таким интересом не рассматривала экспонаты. Каждый уголок дома, каждый предмет достоин был называться образцом деревянного зодчества. О фигурах людей, сидящих рядом за широченным огромным дубовым столом, и говорить нечего – восковые из музея мадам Тюссо и рядом «не стояли»! Вот Алена, с полуулыбкой на губах, с прядью волос, выбившейся из косы, заплетенной лениво и наскоро с утра. Вот Тамара что-то  говорит укоризненно Сан Санычу, а тот в ответ улыбается любя и виновато как-то. А вот и Вовка со своею молодой женой Полиной рядышком. Обнял ее за плечи, нежно и игриво смотрит в глаза.

- Ты перемешал всю жизнь в своей голове. Где мертвые, где живые? Чего ты могилы-то охраняешь? Зачем мертвых возишь за собой? За живыми бегай! Мертвых и так догоним. Им место там! – Он указал пальцем в небо.- А тут их поминать надо, отпустить, свечку ставь, в голове своей держи. У тебя – сын, Полина, внучок Ванька уж бегает вовсю. Слава Богу,  его хоть из березы не выпилил! Я уж тебе, раз молчишь, даешь сказать, наконец, мнение, все выскажу, что накипело на душе… А хоть и при гостье! – Вдруг вспомнил он опять об Александре, замершей над стаканом горячего чая. – Ничего, пусть слушает наша «партизанка».

Ты жизнь свою в резьбу по дереву превратил! И это понятно… Художники, писатели, музыканты… как их.. композиторы… тоже такие же ненормальные, как ты! У них чуть что не так, ну, какие события радостные ли, печальные в жизни произойдут,  так они не в морду бьют или, наоборот, целоваться- обниматься спешат, она сразу- шась за кисточку с краской, и – в свой мирок!  Там они все нарисуют, споют, напишут! И им проще, и нам – подарок! Вот так шедевры и получаются!

Вот это все: и терем твой… его впору с комнатой знаменитой Янтарной сравнить, и фигуры эти все такие, что и мне иногда хочется заговорить с ними; и часовня с куполком позолоченным, - вот твой шедевр! Все, хватит шедеврить! У тебя шанс есть все изменить хоть теперь. Поздно никогда не бывает, сам знаешь.

Род твой  продолжать надо. Ванька – копия ты. Сан Саныч у твоих чаще бывает, фотографии все передает. А я б тебе во передал! – И он показал кукиш Мирославу в самый нос.- Ты смастерить внука даже не можешь, не чувствуешь, сам говоришь. Так вот, краснодеревщик ты мой, тебе надо хоть раз в жизни чувства твои в людей выплеснуть.

Деревня тебе виновата? Люди поганые? Нет, люди, они везде одинаковые: и в деревне, и в другой