Резьба по дереву

что его, Мирослава, перевозил отсюда, из деревни. Под самый Новый год переехал он навсегда. А дома их быстренько растащили по досточкам – щепочкам. Сообразили, что люди с родного места выехали навсегда. Вернее, что их выехали, всех и навеки.

У Александры давно закончились обе кассеты в магнитофоне. Она просто сидела и слушала почтальонку Галину Владимировну,  и совсем потеряла чувство реальности, совсем забыла о свои проблемах и ненастрое на жизнь.

Саша и не заметила, как они давно уже сидели в заглушенном автомобиле и просто разговаривали об отшельнике Мирославе, полешуке – беглеце.

- Спасибо Вам, Галина Владимировна. Вы рассказали мне такую жизнь! Вот только обидно, что история эта не окончена. А он жив-то хоть, Мирослав, теперь?

- Да, жив, жив. Был недавно, по крайней мере. Я ж тебе говорю: приезжал жену хоронить. Тамара долго еще прожила, но сильно болела. Она к Сан Санычу так и не переехала:  внук родился, она вынянчила до годика, да и слегла. Но Сан Саныч писал,  (я ж письма носила!) звонил даже на почту раз в неделю. Он к ней бережно относился, любил. Даже узнавал, пытался сюда переехать, да потом что-то не получилось у них, не знаю… Годы молодые прошли, запал, видно, прошел, по- другому жизнь потом видится.

А Мирослав в ту поездку-то первую с другом пошел то ли на охоту, то ли по клюкву, да как пробрались через самые топи в лес дикий, да как попали на поляну сказочную среди березовой белой рощи, так Мирослав и сказал, как отрезал: «Вот то место, где я буду жить! Как хорошо – людей нету!»

А на той поляне избушка маленькая стояла, родник рядом, озерцо…

- А откуда же, Галина Владимировна, в такой глухомани избушка?

- А вот когда сезон клюквы, люди знающие тропы в болотах, забираются в места ягодные далеко, за несколько километров от дома, а там сооружают такую ночлежку. Ночуют пару дней, а то и больше, пока ягоду покрупнее не выберут, а потом уж выносят ее оттуда потихоньку, по тропочкам, частями.

Теперь уж таких мест диких почти не осталось у нас, да и по ягоду так серьезно не ходят, это раньше промысел был – в заготконторы люди сдавали, деньги хорошие имели. А теперь что? За такие копейки корячиться,  дураков нет.

Сани-то он, оказалось, мастерил, чтоб Аленку свою провезти через болота зимой, летом там дорог не бывает.

Вот зимой и подговорил Степана, он шофером на грузовике здоровом работал, да и не болтливый, нормальный… Они с ним гробик выкопали рано утречком ( стук стоял жуткий на всю деревню – земля сильно мерзлая была), на грузовик погрузили, сани эти здоровые, как у Деда Мороза закинули тоже, да и уехали вон туда, в южном направлении,  на Гомель.

Александра поблагодарила Галину Владимировну, спросила у нее, как можно найти Степана. Та ей даже телефон его мобильный дала.

Всю дорогу до дома она прокручивала в голове эту историю про краснодеревщика. И, когда услышала голос главного редактора в мобильном, никак не могла понять, кто это и чего от нее хотят.

А вечером улеглась в постель совсем рано, поставила на колени компьютер и начала писать не то репортаж, не то роман под рабочим названием «Резьба по дереву. Неоконченная история».



***



А за вечером пришла ночь, которую тут же смело утро. То утро после тяжелого дня, то утро после бессонной ночи, когда Александра подвела итог жизни не только мало известного ей человека, какого-то краснодеревщика и его жен, а и своей собственной бестолковой жизни. В то утро она поняла, насколько нелепа жизнь, насколько бессилен человек перед обстоятельствами, насколько не спасает ни вера, ни люди. Люди… Это  -  самое непонятное. И,  правда, по одиночке еще можно разглядеть Человека, а вместе, в толпе они перестают быть индивидуумами, личностями, и почему-то в лидеры чаще всего выбирают того, кто меньше всего достоин. Почему Мирослав, явно выдающийся из толпы и умом, и совестью, а, значит, душой своей, не стал лидером, не стал вожаком, а позволил, имея сильный характер,  будучи независим и красивым человеком, позволил уничтожить себя и своих близких людей?

Как смог  ее любимый, обожаемый и такой преданный человек, ее Влад предать ее, Александру, променять на успешно - бездушную выскочку ради благ, которые ему дали понюхать? Ради  «серьезных» родителей и связей ее соперницы, ради машин, квартир и гаражей… Они же выросли вместе, они же поклялись когда-то быть рядом до самого конца! И что? Что теперь?

Она выбирала самый короткий путь, чтобы нажать, наконец, «выкл». Зачем жить, если можно не жить? Ради кого, если нет рядом вообще ни- ко- го!!! Бежать! Куда? Бежать от людей! От себя! От цивилизации!

А потом в голове пронеслись разные варианты: и выбросится в окно, и повеситься… А потом была аптека… И психлечебница…

Да… Эта поездка корреспондентская на кладбище добила ее окончательно тогда.

Все! Забыть! Надо работать и жить! Мирослава этого давно и в живых, может, нет, а она…

И Александра не знала теперь, как подступиться к продолжению истории. О чем писать-то? На чем остановилась тогда? Вот дура: написала, отправила шефу в печать скорее, а сама в это время отравилась, да –  в дурдом! Дурдом просто какой-то…

- Евгений Васильевич, не могу я что-то сосредоточиться в кабинете. Можно,  я дома попробую дописать. Не отпустите на денек? Я за ночь подведу итог, закончу репортаж дома. Можно?

- Ой, Александра… Забодала ты! Ладно, дуй домой, ляг,  отоспись, прими ванну, а ночью допиши. Завал тут совсем, а ты застряла со своим Агафом…

- Мирославом!

- Да, какая разница? Все, иди.  До завтра. Отпускаю.

Саша собрала ноутбук, вернулась в неуспевший еще охладиться СИТРОЕН, припаркованный прямо под порогом редакции, и через двадцать минут была уже дома.

И сделала все именно так, как советовал Евгений Васильевич – тупо улеглась спать средь бела дня, отключив все телефоны и завесив ночные портьеры. А потом, как всегда, писала всю ночь.

- Почему ночью мои рассказы и репортажи становятся длиннее, чем днем? – думала она, шевеля губами. – Потому… - отвечала тут же сама себе, - что ночью я остаюсь наедине с собой, и ни одна зараза меня не трогает, на меня не смотрит, для меня не существует.

Уже под утро, очнувшись от звонка будильника, она выключила компьютер, как раз успев поставить  хоть и многоточие, но последнее,  в рассказе. Потом опять загрузила ноутбук, вошла в текст, убрала в названии  слова «Неоконченная история»,и,  сказав про себя:  «Надо бы закончить», побежала в душ просыпаться.

- Зима, зима… Это хорошо, что пока зима! Мороз, мороз… Слава Богу, что сейчас мороз! – Напевала она, импровизируя на ходу. – Джип, джип… У кого же взять на пару дней джип…Мирослав, Мирослав… Еду,еду… Жди, Жди...

- Евгений Васильевич, доброе утро! Ой, я Вас разбудила… Sorry… Это Саша. Евгений Васильевич, простите, что так рано… Мне позарез нужны отгулы. Два.  Нет, три, если можно… Позарез! По семейным обстоятельствам. … нет, нет, я в порядке. Нет, ничего я не собираюсь опять учудить, я в порядке. Серьезно… Ну, миленький… Спасибо огромное! Вернусь – сразу отзвонюсь. Обещаю!

- У тебя, Сашка, не понос, так золотуха: то больница, то отгул, то два отгула, то три отгула. И все по семейным обстоятельствам, которых у тебя нет. Тебе не с людьми при твоей впечатлительности жить надо, а без них. Да и писать тебе запретил бы – как сочинишь что – у народа крышу сносит, а у тебя, представляю, что в головушке буйной твориться… Ладно. Три дня. К пятнице чтоб была!

- Есть, товарищ главред! – бодро отрапортовала Александра.

Теперь осталось самое простое и сложное –  найти нормальный джип, на котором не страшно ехать по зимнему лесу. Это очень просто – такой серьезный внедорожник есть только у ее бывшего возлюбленного.  А он как раз тут, в Минске, со своею мадамой,  случайно, смс-кой привет формальный прислал.  Сложней другое – Ей у Него просить что-то!

- Ладно, прогнемся ради такого дела. – Она вздохнула и набрала давно знакомый ей номер.

Уже через час она сидела рядом с Владом на пассажирском сидении и внимательно слушала, как обращаться с навигатором, который видела впервые в жизни.

- Сашок, слушай, а тебе машину-то водить можно? Тебя прав не лишали разве в больнице, это ж, все-таки, психиатрия? Я, понимаешь, с удовольствием бы поехал с тобой, но сама пойми… моя и так будет вопросов задавать кучу, кому я на три дня машину отдаю…

- Плевать! Отстань, а? Сама разберусь со своей психиатрией!

Степан сонным голосом,  растерянно и послушно,  отвечал на вопрос о том, где он  живет, не поняв ничего, кроме  того, что его какие-то корреспонденты по какому-то важному делу беспокоят.

Он послушно рассказывал Владу и Александре, а те рисовали в блокноте населенные пункты, реку, мосты. И все поглядывал на красненькое противное удостоверение Александры, так и не поняв, каким органам и для чего вдруг понадобился Мирослав…

Когда дверь за гостями захлопнулась,  он еще долго думал о том, отчего же краснодеревщику Мирославу и там, в глуши, нет места от людей. Переживал, что «сдал» его, повинуясь врожденному страху перед бумажками и напором  других.

- Господи, да когда же на Гомель дорогу нормальную сделают?! –  обоснованно психовала Александра, проехав съезд на Марьину Горку. Теперь обгонять и держать скорость приличную никак не удавалось долго – пошла однополоска со сплошными потоками фур и грузовиков.

Вплоть до Гомеля навигатор не был нужен, да и потом, когда на заправке она решила  сверить по бумажке населенные пункты и еще раз опробовать навигатор, поняла, что пока справится по- старинке, без него. Зашла в кафе, выпила чашечку крепкого кофе и оправилась дальше. Уже во второй половине дня, когда стало пахнуть тем, что светлое время скоро распрощается с ней, она остановилась у маленького деревенского магазинчика, чтобы расспросить у местных, по какой дороге лучше двигаться к Бояровичам. Как объяснил Степан, именно там нужно быть предельно внимательной – не промахнуться на развилке за деревней. По крайней левой грунтовке  по лесу можно будет еще ехать километров тридцать, та часть дороги чистится зимой. А дальше уж, как повезет. Может и пешком придется километров пять идти тропой.

Продавщица подтвердила, что Саша пока на правильном пути, а заодно поинтересовалась, к кому в гости-то она едет.

- Дедушку навестить. На хуторе он живет.  Один.

- Так, может, чего прикупили бы у нас? Такой погодой с хутора-то, небось, выбраться – проблема? – умоляюще предложила продавщица.

- О! Точно! А я как-то и не подумала… Давайте мне все. Все, что может пригодиться. Ну, не знаю… Тушенку, гречку, мандаринов взвесьте, бутылку водки давайте, хлеб, селедку…

Такой выручки, наверное, и в праздники магазинчик не делал – Александра почти оголила убогие полки с продуктами, загрузила целый багажник, тронулась резко с места, оставив в недоумении и сильном подозрении бедную женщину – продавца.

И вот оно место «Х» - дорога становилась все хуже и уже, свет фар «съели» окончательно развесистые лапы старых елей, и Александра поняла, что это, если и не конец, то каюк полный!

Она вышла из машины, сразу же провалившись в сугроб выше колена. Даже если струсить и развернуться, то это просто невозможно сделать сейчас в темном заснеженном лесу на полоске просвета, которую дорогой уже даже с натяжкой не