живый в помощи

даже четырёх и выше этажные дома, с весьма непритязательными на вид фасадами. А у некоторых они так и вообще выглядели просто мрачно.
К тому же здания, сложенные из обтёсанных брёвен или из кирпича-сырца, лепились боками одно к другому практически вплотную, создавая непрерывную череду архитектурной безвкусицы, аляповатости и строительного нигилизма. Уже при виде одной этой улочки Аверьян заключил, что Рудник, как город, возводился бессистемно, хаотично и внепланово, вопреки всем общепринятым правилам градостроительства. Но, возможно, именно в этом и была его неповторимая, ужасающая прелесть...
Молодцов, оставаясь в седле, прикрыл глаза, что бы как можно глубже впитать в себя первые ощущения и первые впечатления от города. Так учили делать инструктора, что бы потом было легче воспринимать и запоминать окружающую обстановку. Попутно он вдруг вспомнил, что наши предки славяне, то есть славные, умели ощущать своё единение с природой и благодаря этому находить особые места - места доброй, животворящей силы, идущей от земли, для строительства своих бесчисленных городов.
В этом же мегаполисе он ощущал лишь сплошной негатив. Земля тут под ногами словно пропиталась тёмным излучением. Кстати, оно давило на него и со стен домов. Очень даже может быть, что место для строительства Рудника указали чернушникам сами демоны, обнаружившие в этом месте мощнейшее негативное излучение земли, а то и сами его создавшие своим генератором - буром...
Аверьян обернулся. Слева от ворот, притулившись к городской стене, стоял длинный приземистый барак. С крылечком под навесом. Он таких с детства не видел, когда одно время его родители жили в подобном строении. На стене у входа приколочена вывеска с крупными русскими буквами, из которой следовало, что в бараке расквартирован комендантский взвод. На крылечке двое дюжих кавказитов, обнажённых по пояс, азартно и шумно боксировали, обмениваясь как болезненными тычками с затрещинами, так и беззлобной руганью.
Справа от ворот скособочилась дощатая будка часового. Из неё вывалился нетрезвый детина, с недельной щетиной на явно хохлятской роже. От него так пахнуло свежим перегаром, что у Аверьяна закружилась голова, и он чуть не грохнулся с мотоцикла.
- Вы, почтари, вконец оборзели! Элита, мать вашу... Пропуск показать - и то западло, да?! - набросился он с бранью на Молодцова, прилагая немалые усилия, чтобы не шататься. Но земля, как видно, вращалась у него под ногами слишком быстро.
- Показывают хрен тёлке, а мы предъявляем, усёк?! - огрызнулся Аверьян, доставая пропуск. Он сунул его не проспавшемуся - часовому под самый нос:
- На, полюбуйся, вояка!
Тот, упёрся одной рукой на угол будки, заглянул в корочку мутными глазами, не удержался и так зевнул, что чуть не вывернул челюсть.
- ...Я ж и гуторю - борзота кругом! Ладно, двигай куда надо! Да не забудь там отметиться в Комендатуре. А то станешь, потом на нас губой трясти: мол, на воротах не упредили, а сам и позабыл! Знаем таких умников, не впервой. Вечно нас за дураков держите...
Его ещё раз основательно качнуло, и он спиной влетел назад в будку. Но на пол не упал, а шлёпнулся задом на скамейку у стены. Это у него получилось довольно комично, но Аверьяну было не до смеха. В данный момент его заботили три вещи: как найти Начальника Рудника? Куда сдать почту? И где располагается Комендатура?
Внезапно Молодцова осенило – а не взять ли ему в оборот этого датого охламона? За стопарь хохол ему всё и расскажет, и укажет, и даст попробовать. Тем более, что часового, повсему, отходняк замучил. А отлучиться с поста и сгонять за похмелом категорически нельзя! Под трибунал угодишь! Вот если бы кто в клювике принёс, тогда другое дело...
Отлично! Он и станет той птичкой с клювиком...
Молодцов оглянулся на багажник мотоцикла с корзиной. Как её помощники Куприянова там принайтовили перед переброской, так она и стоит. А в корзине той - настоящее богатство для тех, кто понимает толк в хорошей выпивке и закуске. Взять хотя бы десятилитровую бутыль мутного первача? Градусов семьдесят в нём точно есть, если не больше. Опусти в бутыль уздечку - расплавится! Или, например, приличный шмат домашнего копчёного сала, розоватого на срезе, завёрнутого в чистую тряпицу?  От одного духа слюной изойдёшь! А домашние колбаски? А сыр из козьего молока? А лук, чеснок, помидорчики и огурчики, что один к одному? А несколько румяных, ещё пышущих жаром, караваев домашней выпечки? Есть ещё и пиво в баклажке, и тыквенные семечки, и халва, и табак-самосад...
По легенде, состряпанной в разведуправлении Генштаба, всем этим богатством его снабдила полька-хуторянка. Та самая, на пути к которой сломал себе шею Мацапура. Вдовушка, якобы, всплакнула по нём и тут же забыла, полностью переключившись на новый предмет обожания - Анатолия Климова. Отсюда и бесценные дары природы...
Кстати, Хелена дала полный отлуп второму любовнику - Мусе Джалибекову. А всё потому, что Куприянов заменил настоящую польку на свою сотрудницу, чью внешность специально сделали удивительно похожей на оригинал, посредством пластической операции. Так что, вздумай, кто из контрразведки чернушников проверить, является ли Климов любовником хуторянки на самом деле, то получил бы утвердительный ответ. И подмену хуторянки раскрыть им тоже не удастся. Двое близких Хелене людей - муж и Мацапура - уличить обман уже не смогут по известной причине. Муса Джалибеков же с минуты на минуту тоже присоединится к ним, загнувшись в автокатастрофе. В общем, предусмотрена любая мелочь, кроме той, на которой как раз и сгорают, как говорят в СВР...
Аверьян слез с мотоцикла, сунулся в будку и за пуговицу подтянул к себе успевшего отодрать от скамейки свой зад часового.
- Слышь, братан! Ты не хипишуй, в натуре! Я те чё? Шерстяной, конкретно? Не-е! Я бродяга, а не жлоб! Ты давай, не гони порожняк! Лучше секи поляну!
Молодцов подтащил часового к мотоциклу и, сорвав с корзины закрывающую её тряпку, ткнул пальцем в бутыль с самогоном:
- Сечёшь? Это моя маруха с хутора подогрев мне сварганила. Давай, зайдём к тебе, малость оттянемся... Стакан-то хоть найдётся в твоей халупе?
Хохла при виде самогона словно парализовало. Пуская из округлившегося рта тягучую слюну, он истуканом застыл на месте, намертво прилепившись к бутыли выпученным взглядом.  Аверьян покосился на крыльцо барака -  переставшие боксировать бойцы дружно засмолили самокрутки и пустились в длинные разборки. В их сторону они даже не взглянули. Тогда он подкатил мотоцикл задком к будке, закрыл собою вход, и ловко затолкнул в неё потрясённого и оттого податливого, словно тряпичная кукла, часового. Прижав бутыль к груди двумя руками, втиснулся в будку сам. На ходу зубами вцепился в пробку из кукурузного початка и потащил. Та послушно выскочила из горлышка с негромким хлопком. В нос ударил ни с чем несравнимый аромат…
Часовой тем временем, словно сомнамбула, потянулся к полке под малюсеньким окошком с пыльным стеклом, и трясущимися пальцами вцепился в гранёный стакан, заляпанный жирными пятнами. Говорить он всё ещё не мог, только нечленораздельно мычал и смотрел на благодетеля глазами преданной собаки, когда подставлял свой стакан под струю из горлышка бутыли.
Аверьян плеснул в него на две трети. В будке, полтора метра на полтора, специфический запах сивухи распространился мгновенно. У одного от него закружилась голова, а у другого выступили пьяные слёзы умиления. Хохол шумно выдохнул и в один миг проглотил содержимое стакана. Даже не поморщился. Затем утробно рыгнул вместо слов благодарности, и захрустел огурчиком, который поспешил ему сунуть Аверьян.
- Ну как? Полегчало?  На-ко, полечись ещё... - приговаривая, Молодцов плеснул в стакан ещё малость и убрал бутыль на место в корзину, бегло проверив обстановку на улице. Вокруг по-прежнему царило спокойствие. В город после него никто больше не заезжал и не выезжал, равно, как и не заходил, и не выходил - ворота пока оставались плотно прикрытыми.
На крыльце барака куряк заметно поприбавилось. Иные из новеньких стали исподтишка кидать в сторону будки часового и стоящего рядом с ней мотоцикла пытливые взгляды. Это  Аверьяна насторожило и заставило форсировать события.
И второй стакан часовой выцедил с видимым удовольствием, до донышка. Глаза его осоловели, колени подогнулись, и он вторично плюхнулся на нестроганые доски дурно сколоченной скамьи с подстилкой из прорезиненного плаща-дождевика. Зажевав чёрствой коркой, он прищурился. Сфокусировал взгляд и  ткнул в Молодцова пальцем:
- А ты, кент, ничего... Я микитил, что все почтари или ржавые, или сявки... Но ты панты не кидаешь, по ходу, крутой... - язык у хохла заплетался, голос становился всё тише и тише. Внезапно он всхрапнул и, шурша спиной по стенке, безвольно завалился на бок, ткнувшись головой в угол будки. И больше не пошевелился...
Аверьян опешил! Источник информации самым наглым образом отключился! Уснул, паразит! Теперь попробуй его добудись... Вот скотина!
Понимая, что сам виновен в случившемся и потому кляня себя на все лады, Аврьян несильно хлестнул хохла по небритой щеке ладонью раз, и другой. Тот, бормоча что-то неразборчивое с закрытыми глазами, попытался вскинуть руки для защиты, но они у него бессильно упали, раздался переливистый клокочущий храп.
- Какой же я дурак! - воскликнул в сердцах Аверьян, разговаривая с самим собой, - Ну зачем налил ему второй раз?
- Но я не знал, что он вырубится...        
- Не знал, но должен был предусмотреть...
- Какой ты умный задним числом...

Все попытки Аверьяна привести нового знакомого в чувство ни к чему не привели. Огорчённо вздохнув, он попытался тогда просканировать его мозг. Однако какие мысли могли быть у беспробудного алкаша? Усилия Молодцова и в этом деле потерпели крах. Раз за разом он натыкался на плотный хоровод-мешанину из каких-то обрывочных воспоминаний и откровенного пьяного бреда - порождения отравленного алкоголем разума...
Аверьян плюнул с досады. Придётся искать ответы на свои вопросы в другом месте. Он шагнул к выходу, но замер на  пороге, заслышав быстрые приближающиеся шаги. В следующее мгновение в будку сунулся некий вертлявый хлюст с родимым пятном лилового цвета во всю левую щёку. Молодцов «прочёл» его в доли секунды. Тип, на треть турок, на треть еврей и на треть мордвин, при жизни служил в ГАИ. Когда перестал отстёгивать бабло начальству и его оттуда попёрли поганой метлой, подался в бандиты. В одном из налётов на ювелирку был застрелен охранником. Погоняло "Меченый", иногда отзывается на "Пятно" или "Пятнистый"...
Хлюст, не разобравшись, поначалу  принял его за хозяина будки, чему в немалой степени поспособствовало и яркое слепящее солнце на улице.
- Эй, Кеша, мастырку засмолить не найдё... Ой!!!
Углядев на вставшем, на пороге человеке офицерскую форму фельдъегеря, Меченый от неожиданности ойкнул, и в испуге ретировался.
- ...Извиняйте, граждане хорошие, что помешал вашей рандеву!
Аверьян в последний момент протянул руку и, поймав его за грудки, резко втянул в будку. Теперь в ней стало совсем не повернуться.
- Ты х-хто? - зловеще прошипел он в лицо хлюсту.
- Часовой вторых городских ворот! - попробовал отчеканить