живый в помощи

Меченый, но у него сорвался голос, и без того дрожащий от страха.
- Твоё погоняло Меченый?
- Д-д-а... Ещё Пя...тно или Пя... пя...тни ...стый!
- Я буду звать тебя Меченый!
- Хорошо! Я пошёл? - хлюст дёрнулся, но Аверьян не отпускал.
- Не спеши, Меченый, базар есть!
Тщедушного хлюста затрясло, словно в лихорадке, когда он разглядел за спиной Аверьяна неподвижного часового на скамье.
- Отчего ж не побазарить с приличным корешем? - проговорил он с трудом, не попадая зубом на зуб, - Ты хохла пришил, что ли?
Аверьян оглянулся на часового, не выпуская Меченного из захвата. Криво ухмыльнулся и сплюнул.
- Ты чё, в натуре? Киряли мы, Кеша и вырубился! Сечёшь?! Короче, бухнуть хочешь, баклан? Мне компашка нужна. А то я по-чёрному пить не могу. Западло это, гадом буду! Твой корешок отключился, вот ты мне его и заменишь. Догнался?  Начнёшь возбухать, насажу на перо на глушняк конкретно...
Меченого словно подменили. Поняв, что его жизни пока ничто, кроме сивухи, не угрожает, он воспрянул духом. Страхи его испарились, и сам он просиял, словно серебряный рубль под полной луной.
- Если бухнуть, то я не против...
Хлюст и глазом не успел моргнуть, как странный фельдъегерь "насыпал" в стакан самоплясу под завязку и сунул ему под нос вместе с огрызком огурца.
- Тяни!
Пить Меченый, похоже, был мастак - проглотил стакан за раз! Пока он хрустел огурцом, Аверьян налил себе и тоже со смаком опрокинул. Потом оба присели на скамью, бесцеремонно задвинув спящего часового к самой стене, и дружно задымили. Сигаретами "Мальборо", ясный пень, угощал опять же почтарь. После третьей затяжки Аверьян картинно закатил глаза, имитируя крайнюю степень опьянения.
- Ты х-хто? - ткнул он пальцем в грудь собутыльника.
-  Ча...ча...совой... -  Ответил тот осоловело, - Вторых городских вор...
- Погоняло Меченый?
- Не-а! Пятнистый!
- А я х-хто?
- Ты... Вы... Офицер фельдъегерской службы...
- Да-а? А где тогда моя сумка с секретными документами?
- ...На ...на ...мотоцикле висит...
- Да-а? А "Комендатура" тоже на нём висит?
- Не-ет! Она большая и потому на твоём мотоцикле не висит! Она стоит!
- Где стоит?
- Там, где и стояла - на Центральной площади...
- Не лепи горбатого! Нет её там!
- Зуб даю!
- Значит, моя "Контора" тоже на площади?
- Угу!
- Брешешь!
- Мамой клянусь! Площадь большая. На ней ещё и городской "Магистрат", и "Генштаб", и "Контрразведка", и кинотеатр, и ресторан, и стрип-бар имеются...
- Гонишь, сявка!
- Век воли не видать...
- Да пошёл ты! А то я сам не знаю... - Аверьян грузно поднялся со скамьи, отрыгнул, качнулся и боком вывалился из будки. Но не упал, а привалился к мотоциклу. Всё, что ему было надо, он узнал. Меченый выскочил следом. Он здорово окосел с одного стакана, но, тем не менее, помог щедрому фельдъегерю вскарабкаться на седло. Аверьян с пьяной развязностью потрепал его по щеке:
- Знай, сявка, как все дороги ведут в Рим, так и эта улочка поможет мне доехать до Центральной Площади!
- Воистину так, благодетель! Езжай всё прямо и прямо, никуда не сворачивая...
Аверьян газанул, из-под заднего колеса повалил едкий дым. Секунда, и его мотоцикл понёсся по брусчатке, распугивая прохожих. На Центральной Площади Рудника он очутился спустя четверть часа...


* * *

Инга сбросила газ - впереди показался чёрно белый шлагбаум летучего КПП.
"Странно, в прошлый раз его тут не было! - подумала она, подъезжая к блокпосту вплотную, и на ходу разглядывая трепещущую на слабом ветру полевую палатку и восьмерых вооружённых до зубов бойцов, - Впрочем, КПП потому и зовётся "подвижным" или "летучим", что сегодня тут, а завтра - там".
- Чего рот раззявил? - крикнула она бойцу, чьё лицо бугрилось ямочками оспин, - Не видишь, кто едет? Давай, открывай офицеру спецсвязи!
- Минуточку, мадам! - сбоку к мотоциклу подскочил улыбающийся молодчик в новеньком, с иголочки, обмундировании с позолоченными шевронами, аксельбантами и нашивками - С вами желает побеседовать наш уважаемый командир!
Франт указал глазами на палатку и жестом пригласил в неё фельдъегеря. Это противоречило всем правилам и инструкциям - никто, ни под каким предлогом не имел права отвлекать фельдъегеря от его прямых обязанностей на маршруте. То, что сейчас происходило, тянуло, по меньшей мере, на военный трибунал. Потому что считалось не просто неправильно - но преступно!!!
Инга, безошибочно уловив фальшь в его елейном голосе, незаметно расстегнула кобуру с табельным пистолетом. При этом она внутренне сжалась, словно пружина, готовая к схватке в любое мгновение.
- Я никуда не пойду, и разговаривать ни с кем не стану! Остановив меня для каких-то своих целей, вы нарушили чёртову кучу положений Устава, должностных инструкций и Воинских Законов... -  твёрдо заявила Инга, с надеждой оглядывая шоссе, которое в этот момент как назло оказалось абсолютно пустым.
Улыбка франта сделалась кисло кривой. Он подал бойцам незаметный знак - те быстро встали вокруг мотоцикла плотной стеной. Ещё секунда - и они набросятся на неё. Дело принимало дурной оборот...
- Это "дикие"! - внезапно осенило Ингу, - Засада!
Она выхватила оружие и открыла по врагам огонь. Выстрелить успела всего лишь дважды, но и этого хватило, что бы двое "диких" замертво рухнули под колёса мотоцикла. В следующую секунду на неё со всех сторон навалилась сплошная масса разгорячённых мужских тел. Зажали, словно в тиски, пистолет выбили, саму стащили с мотоцикла, руки заломили за спиной и скрутили жгутом, шлем с головы бесцеремонно содрали. Правда, на землю не швыряли и ногами не пинали. Просто отволокли с шоссе в палатку и втолкнули в неё.
В первое мгновение Инге показалось, что в сумраке, царившем под пологом, никого нет, но уже в следующую секунду она вдруг увидела перед собой НЕЧТО тёмное, огромное и бесформенное. Оно мерцало, плыло и колебалось одновременно. Словно марево над жерлом вулкана или туман над болотом. От него повеяло ледяным холодом – мороз продрал Ингу по коже, сковал мышцы тела. Сердце сжалось в комок в смертельной тоске. Женщина не выдержала и по-бабьи завизжала во весь голос. Точно так же, когда летела с крыши на тротуар...
- Не надо меня пугаться! - вдруг спокойно произнесло НЕЧТО приятным мужским баритоном. Инга услышала, и визжать перестала, продолжая, тем не менее, испускать тихие жалостные всхлипы.
- Я не сделаю тебе ничего плохого! - заверило НЕЧТО так убедительно, что Инга окончательно смолкла.
Целую минуту в палатке царила мёртвая тишина. Женщина и сущность молча изучали друг друга.
- Ты не сделаешь мне ничего плохого... -  как во сне повторила Инга.
- Правильно! Запрокинь голову и открой рот!
Инга растеряно послушалась. Она не знала, зачем это делает. Просто не могла не подчиниться повелению тёмной сущности. Почему-то не хотелось отказывать ей, да и не было сил противиться.
Сущность, или существо, тем временем снова заколыхалось волнами. Ингу обуял ужас, когда она увидела, как НЕЧТО завертелось посреди палатки, скручиваясь в небольшой воронкообразный смерч, который двинулся в её сторону. Страх породил оцепенение, она не смогла ни закричать, ни пошевелиться. Смерч приблизился и ...запрыгнув в раскрытый рот, быстро втянулся внутрь женщины. Инга зашаталась и рухнула в обморок, как подкошенная...


* * *


...Сколько времени она находилась без сознания, могли прояснить часы на руке. Поэтому женщина, как только пришла в себя, первым делом поднесла их к глазам. Сколько там натикало? Ага! С момента нападения "диких" не минуло ещё и четверти часа... Инга села, удивляясь про себя, что развязана, и осмотрелась.
Итак, она в палатке... Ну да! "Дикие", как она помнила, скрутили ей руки и затолкнули сюда. С ней, якобы, собирался поговорить их командир... А вот этого она не помнит! Ни командира, ни разговора... Как переступила порог палатки - так всё! Будто отрубило! Сплошная темнота...
Инга застонала - её подташнивало, голова дико болела, раскалываясь на части, и к тому же сильно кружилась. И ещё ужасно хотелось пить: горло  пересохло и горело огнём, как от маленького стручка красного перца. Что с ней было? Что всё это значит? Дьявольщина! Может, "дикие" шандарахнули её по затылку и оттрахали хором, пока она валялась в бессознанке? Типа: в-ротр-дам-через-попен-гаген... Впрочем, нет, не похоже... Форма на ней - штаны и косуха - явно не тронута, нижнее бельё точно не снималось, и вообще... Такие вещи всегда очевидны!
Пошатываясь, женщина поднялась на ноги. Её штормило из стороны в сторону, ноги отказывались двигаться. Словно это были посторонние деревянные ходули. Неуверенно переставляя их, Инга выбралась из палатки. Тут её ждал ещё один удар - "диких" нигде не
было видно! Смылись, прихватив с собой убитых! Удрали! Испарились!
Но такого не должно быть в принципе! Когда это было, что бы захваченного офицера оставляли в живых? Даже не поимев его по разочку? Когда было, что бы "дикие" отпускали пленённого ими почтаря со всей его амуницией, мотоциклом и спец почтой в сумке в придачу? Никогда! Это нонсенс!
И, тем не менее, её отпустили! И оставили ей все её причиндалы: мотоцикл вон, как стоял, так и стоит на дороге перед предусмотрительно открытым шлагбаумом. И сумка с документами висит на руле нетронутая... Невероятно!
Инга доковыляла до своего "коня " и кое-как взгромоздилась на седло. Подставив лицо полевому ветерку, она взахлёб напилась из фляги. Вода и свежий воздух оказали на неё своё целительное действие - очень скоро Инга почувствовала себя много лучше. Туман в голове постепенно рассеялся, боли во всём теле поутихли, к рукам и ногам вернулась былая подвижность.
Она выкурила одну из двух подаренных "новеньким" сигарет и окончательно успокоилась. Как гласит житейская мудрость: если чего-то недопонимаешь, то незачем над этим и голову ломать! Потом, со временем, всё само собой прояснится. А если нет, то и хрен бы с ним! Подумаешь, загадка века! Главное, сама она жива,  здорова, и не в плену. Так что нечего больше заморачиваться! Пора следовать дальше по маршруту. Инга последний раз оглянулась на брошенную палатку, нахлобучила  шлем и выжала газ до отказа.


* * *


Овальная по форме Центральная площадь Рудника кишела чернушниками. То ли время такое, то ли тут так было всегда, Молодцов не знал, да и знать не хотел. Он просто тормознул возле тротуара напротив входа в аптеку и, не снимая шлема, сквозь зеркальное забрало  наблюдал за снующими по площади во все концы горожанами. В основном, это были мужчины еврейско-кавказитской национальности, либо поголовно бородатые, либо бритые наголо. Женщин, которые сновали по улицам в чёрных хеджабах или паранжах,  тоже оказалось немало. И все до одного чернушника гордо бряцали стрелковым оружием!
В этой толчее не промелькнуло ни одного славянского лика. Пленные русские, по-видимому, содержались где-то в одном определённом месте и выхода в город не имели...
Горожане-рудниковцы мало чем отличались от горожан-солнцеградцев. Разве что внешним обликом, одеждой и нарядами? А в общении между собой они казались одинаковыми. Так же, как и русские отринутые, кавказиты спешили куда-то по своим делам. Сталкиваясь на ходу, так же перебрасывались короткими фразами или вступали в более продолжительные,