Сергей Гжатский. Колодец.

директор,  сославшись на распоряжение президента,  поставил перед начальником Управления Особых Стратегических Операций сверхсекретную задачу по захвату артефакта “Звёздные Врата”,  прямо указав,  что в её успешном выполнении заинтересован лично гарант Конституции государства.
Нефёдов слушал директора с каменным лицом,  хотя в душе и посмеивался над ним.  Два часа назад ПАПА вызвал его к себе и в доверительной беседе попросил-приказал добыть для России загадочный артефакт,  который вот-вот должен откопать какой-то там колхозник из деревни Давыдово…
- Почему бы нам самим его не откопать?  - удивился генерал.
- Самим нельзя!  «Звёздные Врата» с секретом,  понимаешь!  Если их будет откапывать не Симаков,  являющийся их Стражем,  а кто-нибудь чужой,  то они в руки не дадутся!  Уйдут!
- Куда?
- Откуда я знаю?  Исчезнут и все дела.  Этого допустить никак нельзя.  Врата нужны России позарез.  Добудь их, во что бы то ни стало, и я сделаю тебя Героем России!  Задача ясна?
Сорокадвухлетний боевой генерал,  отлично зарекомендовавший себя в Чечне,  Осетии и других “горячих” точках,  был назначен на должность начальника УпОСО совсем недавно личным распоряжением главы государства.  И хотя директор ФСБ желал видеть на этом месте “своего” человека,  Президент настоял на кандидатуре именно Нефёдова,  о преданности которого СЕМЬЕ,  уже давно слагали легенды.  
Выполнив официальную часть встречи,  директор предложил генералу приступить ко второй,  неофициальной,  и пригласил Нефёдова к изыскано сервированному на тенистой веранде столу.  Вечеринка,  подогретая обильными возлияниями,  продлилась до поздней ночи…


ГЛАВА 2.  Окончательное решение.


Задумка вырыть колодец на собственном  подворье приходила Михаилу Степановичу Симакову - бригадиру ремонтной бригады колхозной мехколонны – неоднократно,  на протяжении, почитай, что пятнадцати лет кряду.  Аккурат с тех самых пор,  как он вернулся из армии из “горячей” точки.  Ему довелось выполнять свой интернациональный долг в братском Афганистане,  где два с половиной года он провоевал в составе разведроты.  Вернувшись домой,  Симаков “гулял” недолго,  по сравнению со своими сверстниками,  как-то сразу остепенился,  спустя полгода,  по осени,  женился и зажил с молодухой отдельно от своих и её “стариков” в  собственноручно выстроенном доме.
В те памятные,  начала восьмидесятых,  годы правление колхоза “Рассвет” выделило молодожёнам участок земли под застройку в том месте,  где попросил Симаков…
…Но приступить к реализации этого плана он окончательно решил только сейчас,  когда в знойный полдень «на минутку» заскочив домой, что бы прихватить кой-какой инструмент из своих собственных  запасов, /колхозный давно износился,  сломался,  а частично и был растащен/,  походя почерпнул кружкой колодезной воды из эмалированного ведра,  стоящего в прохладных сенях на колченогой лавчонке.   Жадно выпив половину,  поморщился и выплеснул остатки в распахнутую настежь дверь на шарахнувшихся от капель кур.
Вода как всегда отдавала ржавчиной!  А сегодня почему-то сильнее обычного.  Ржавчиной и ещё чем-то… Тиной,  что ли… И как сельчане мирятся с таким привкусом?  Али привыкли?  А разве сам он не привык?
Мысли привычно перескочили на колодец,  который он задумал вырыть на дворе сразу же после новоселья.  Но вот пятнадцать лет минуло с той поры,  а ему,  поди, ж ты,  как-то было недосуг,  всё как-то руки не доходили или как раз приспевали  другие,  более важные дела… Одним словом - дело терпело…     Но сегодня терпенье лопнуло!
- Всё,  хватит тянуть вола за хобот!  Решено,  завтра же еду в Хреновую за Антоном.  Пусть укажет,  где копать.  Нужно срочно приниматься за дело,  пока вёдро стоит!
Вообще-то в деревне имелось целых три общественных колодца.  Но один из них находился на “бригаде” и до него было не близко:  километра полтора с гаком - каждый день не находишься!  Второй,  которому исполнилось сто лет в обед,  исправно служил людям ещё при царе Горохе,  а вот ныне пересох и частично обвалился.  Его засыпали от греха подальше.  Третий,  последний,  которым пользовалась добрая половина сельчан,  расположился  в удобном месте,  в самом центре,  между сельсоветом и клубом.  Он появился на деревне в семьдесят девятом году,  когда в рамках обкомовской программы облагораживания села,  его оборудовала специальная бригада колодце устроителей из района.  Колодец у них получился на славу:  крепкий,  надёжный,  на века!  Но вот только одна незадача - вода в нём оказалась удивительно невкусной.
Были на селе и колодцы собственные,  во дворах… И не мало их насчитывалось… Но только что-то непонятное произошло с селянами в последние годы.  Пойдешь к соседу по воду,  а у того глядь,  калитка на запоре и хозяев не докличешься… А то на вороте замок амбарный появится или того лучше – кобель спущенный с цепи по двору шастает и норовит в заднее место вцепиться…
Так постепенно и отучились люди ходить друг к другу по воду.  Одно спасение - колодец возле сельсовета!
Между тем Михаил Степанович,  отобедав на скорую руку /жена Клавдия настояла,  чуть не силком усадив мужа за стол/,  завёл свой видавший виды мотоцикл с коляской  “Урал” и укатил на “бригаду” с твёрдым намерением завтра же съездить за Антоном и начать копать колодец там,  где он укажет.  Благо,  что для этого дела всё у него было уже заготовлено заранее,  включая и бетонные кольца.
 

ГЛАВА 3.   Укус  гадюки.


Пятидесятилетний Антон,  на чью помощь рассчитывал Симаков,  слыл потомственным биолокаторщиком или,  как говорят в народе - лозоходцем.  При помощи орехового прутика он безошибочно определял,  где под землёй струится «жила», иными словами - водные потоки;  направление её движения и глубину залегания.
Правда талант его стал востребован в полной мере только в последние годы,  когда в округе началось интенсивное строительство коттеджей и особняков невесть каким путём внезапно разбогатевших сограждан.  Двух,  трёх,  а то и четырёх этажные дворцы росли, как грибы после дождя.  И каждый вынырнувший из грязи князёк,  владелец этих роскошных хоромов,  желал иметь на своём участке свой собственный колодец:  непременно что б выложенный диким камнем,  с дубовым срубом и воротом под резным навесом,  и с ручной ковки бронзовой цепью!
Но,  как известно,  колодцы не роют где ни попадя:  для этого надо знать определённое место, где залегает водная «жила».
Тут-то и вспомнили об Антоне и его редчайшем даре,  данном не иначе как от Бога.  Мужик стал нарасхват!  Полу спившийся тракторист остепенился, бросил пить и ушёл из колхоза,  который сам к тому времени окончательно развалился.  Он начал совершенно иную жизнь,  посвятив ей свою индивидуально     трудовую деятельность на новом поприще.
А работы хватало!  
Нередко приезжали за ним и из соседних районов,  куда докатилась слава об удачливом специалисте.
Как-то по весне  Симаков проезжал через  Хреновую  и по пути взял да и завернул во двор к Антону.  Тогда-то они и сговорились,  что лозоход “поищет” во дворе Михаила Степановича,  как только тот его позовёт.    
- Приезжай,  как надумаешь.  Коли буду дома,  поеду с тобой.  Такса моя такая:  привоз-отвоз твой – сваво транспорту нету.   Обед,  сто рублёв  и бутылка водки…
- Так ты ж вроде как завязал?  - удивился Симаков,  услышав про водку.  Антон согласно кивнул.
- Завязал!  Водка не мне,  это на оплату… Жидкая волюта… Мне самому иной раз некогда по хозяйству заниматься,  всё в разъездах,  вот и приходится матери с сеструхой приглашать деревенских.  А энтим люмпенам денёг не надо,  им токмо наливай…  Да чего я тебе тут раздоказываю,  сам не хуже меня всё знаешь…
- А то!  Ну,  будь здоров!  Вот освобожусь маненько и прикачу к тебе.
- Счастливо и тебе!  Буду ждать…
Со времени этого разговора прошло месяца два,  и вот Симаков вновь подъезжает к Хреновой.  Скатившись с пригорка,  он смело форсировал по крутой дуге довольно широкую в этом месте речушку с прозрачной  кристально чистой водой,  спугнув по пути стайку серебристых мальков и с десяток пятнисто-золотистых пескарей… Эх,  не та нынче пошла рыбёшка!  Вот отец сказывал,  что до войны редкий пескарь меньше ладони ловился,  во как!
Песчано-каменистое дно брода опускалось не глубже оси колеса мотоцикла и постепенно поднимаясь,  переходило в пологий берег.  Прибавив газу,  Симаков пулей выскочил из реки на противоположенном берегу и, обогнув довольно обширный островок молодой поросли,  километра два потом трясся по канавам и ухабам,  поднимая тучи дорожной пыли,  пока,  наконец,  не вклинился в утопающую в зелени ухоженных садов деревню со смешным названием  Хреновая…
Отчего-то припомнилось детство,  группа школьников-туристов из города с рюкзаками за плечами,  которую возглавляли два замороченных преподавателя в очках с толстыми стёклами.  Путешественники зашли в Давыдово со стороны леса и столпились у колодца,  утоляя жажду.  Одна девочка подошла к нему и спросила:
- В какой стороне деревня Хреновая?  
Она сделала неправильное ударение в слове и тем самым сильно обидела Мишу.
- Сама ты девочка хреновая!  - выкрикнул он и убежал…
     
…Дорога превратилась в центральную улицу,  по обе стороны которой зачередили отгороженные крашенным штакетником бревенчатые избы.  Крыши домов серели потрескавшимся шифером или потемневшей от дождей дранкой.  Новомодной  металлочерепицей никто из жителей  Хреновой  пока ещё не обзавёлся!
Только изба Антона сверкала на всю округу оцинкованным железом.  Стояла она по правую сторону от дороги и была седьмой по счёту с этого конца деревни.  Симаков предусмотрительно сбросил газ и поехал медленней,  во все глаза следя,  как бы ненароком не подавить домашнюю птицу.  Куры,  утки и гуси не нашли себе лучшего места для прогулки и отдыха,  как на дороге и её обочинах.  Трескотня мотоцикла основательно переполошила всё их пернатое царство.  Распустив крылья и вытянув шеи,  с кудахтаньем,  кряканьем и гоготом,  они  бестолково носились вокруг,  норовя угодить непременно под колёса.
За небольшим поворотом показалась изба Антона.
“Интересно,  сам-то дома али нет?  Может напрасно прокатился?  - обеспокоился Симаков,  подруливая к калитке.  Она оказалась распахнутой настежь.  Около неё толпились женщины:  кто с ведром,  кто с граблями,  а одна так с грудным младенцем на руках.  Вокруг сновали одетые в одни лишь шорты,  загорелые до черноты неунывающие босоногие ребятишки.  Стоящие в кружок женщины что-то горячо обсуждали  между собой и не обращали на них ни малейшего внимания.  На Симакова они тоже только покосились и в ответ на его приветствие дружно ответили:   “Здрасьте и вам! ”
Рядом с калиткой,  привязанная вожжами за штакетину,  маялась лохматая лошадёнка.  Запряжена она была в таратайку - лёгкую двухколёсную повозку на рессорах,  которая своей тонкой резной отделкой и гаммой лакокрасочного покрытия  представляла самое настоящее произведение искусств народного творчества. Местные называли коляску по-простому  - «ходок» или «возок».
Симаков сразу же узнал и эту лошадь,  и этот ходок,  и у него тревожно защемило в груди.  Откуда-то пришла уверенность, что с Антоном случилось несчастье!
Эта поездка,  надо