Сергей Гжатский. Колодец.

стычке время,  Симаков гнал мотоцикл на пределе всех его возможностей.  До пересечения “большака” с автобаном он домчал за двадцать минут и только тут,  опасаясь гаишников на посту,  сбросил скорость  до разрешённой.  Впрочем,  едва пост остался позади и скрылся из вида,  он снова наддал,  сколько это было возможно на избитом вдрызг просёлке.  Ещё спустя четверть часа он въехал в село Троицкое…
По большому счёту село можно было принять за небольшой обустроенный посёлок.  Вокруг центральной площади помимо действующей церкви тянулись в  ряд  два магазинчика из кирпича-сырца,  построенные ещё в шестидесятые:  ”Одежда” и “Продукты”,  парикмахерская,  чайная,  кинотеатр и баня.  Свободное пространство между ними заполнили ларьки со “Сникерсами”,  ”Марсами”,  жвачкой  “Пепси”,  ”Фантой”  и  пивом…
Симаков объехал площадь по краю и свернул в проулок.  Метров через десять асфальт закончился, и под колёсами запылила обычная колея.  Впереди, с краю от дороги,  показался колодец.  Возле него судачили женщины.  Они указали ему на хату Пешнёвых и проводили любопытными взглядами.  
 Остановив мотоцикл возле лавочки,  врытой справа от калитки,  Симаков облегчённо вздохнул:  ни заплаканных женщин,  ни пожарных машин с милицией возле дома не наблюдалось.
“Слава те,  Господи!  Кажись,  всё в порядке! ” - проворчал он и, толкнув калитку, вошёл во двор.  Перед ним стояла большая добротная изба на высоком фундаменте и под шифером.  Рядом - гараж и сарайчик,  за избой - хлев и птичник.  В глубине двора, ближе к боковой ограде весело дымила летняя кухня /та кая же, как и у Симакова/,  на отшибе,  за огородом,  в зарослях бузины виднелась крыша приземистой баньки… Всё здесь говорило о трудолюбии и достатке хозяев.
На скрип калитки обернулась моложавая женщина,  хлопотавшая возле плиты,  от которой у неё раскраснелось лицо.  Под навесом кухни что-то жарилось-парилось и булькало.  В воздухе витали такие аппетитные запахи, что у Си макова предательски заурчало в животе.  Он вспомнил,  что у него с утра и маковой росинки во рту не было!
- Здравствуйте,  хозяюшка!  Мне бы с Филиппом Евграфовичем переговорить… Он дома?  ”
- Дома,  дома! Вы проходьте за хату, там он,  в беседке,  - хозяйка махнула рукой и снова вернулась к кастрюлям со сковородками,  а Симаков ступил на дорожку из битого кирпича.  
Завернув за угол дома, обошёл стороной собачью будку.  Из неё,  гремя цепью,  выползла лохматая псина и сонно посмотрев на непрошеного гостя,  запоздало  брехнула для приличия.
За домом,  среди густой зелени высоких крон яблонь,  вишен и слив,  он и взаправду увидел гладкий купол деревянной беседки,  выкрашенной в белую краску.  К ней вела всё та же тропинка битого кирпича,  проложенная среди грядок и кустов малины.  Беседку плотно окружали кусты боярышника и отцветающей акации,  отчего в той царили полумрак и прохлада,  что было совсем не лишне по такой погоде.
Внутрь  вели три ступеньки,  но Симаков не стал заходить.  Он истуканом замер на пороге,   во все глаза, пялясь на хозяина этого дома - Пешнёва Филип па  Евграфовича…

В центре беседки стоял самодельный журнальный столик из липы,  украшенный затейливой резьбой и покрытый цветным лаком.  Он был завален газетами и журналами,  между которыми  желтел бронзовыми боками старинный чернильный прибор.
Рядом громоздилась стопка исписанных листов,  придавленных стеклянной,  под хрусталь,  пепельницей,  полной окурков от сигарет ”Золотая Ява” /одна недокуренная всё ещё продолжала дымиться на краю/. Композицию завершал  заварочный чайник с облупленным носиком  и “Малиновский” стакан в серебряном подстаканнике с недопитым чаем.

. . . С той стороны столика лежал на боку опрокинутый табурет.
И над всем этим хозяйством невозмутимо парил последний из известных Симакову лозоходцев - господин Пешнёв!  Он повесился на бельевой верёвке,  которую привязал к перекладине под потолком.  
Видимо,  это произошло перед самым приходом Симакова,  так как труп всё ещё слегка покачивался.  Наверное,  лозоход при жизни был высоким человеком:  его ступни в потёртых на пятках носках едва не касались ножек опрокинувшегося табурета,  рядом с которым лежали аккуратно снятые шлёпанцы.
Самозатягивающаяся петля капроновой верёвки толщиной в палец,  глубоко врезалась в посеревшую кожу шеи… Голова трупа неестественно склонилась к правому плечу… На синюшном,  с багровыми пятнами лице как два мутных пятна тускнели широко открытые,  вылезшие из орбит глаза.  В них,  уже подёрнувшихся мутной плёнкой,  плясал дикий страх.
“И на кой ты в петлю полез,  сердешный?  - мысленно обратился Симаков к трупу,  - Грех ведь великий!   И кто тебя так выпугал перед смертью,  хотел бы я знать? ”
Но Пешнёв ничего не ответил,  только словно дразнясь,  высунул  кончик фиолетового языка.  Через приоткрытые губы Симаков рассмотрел его  жёлтые от табака зубы…
Как ни старался много позже Симаков вспомнить  свой  уход  со двора лозоходца,  что при этом сказал его жене и как завёл мотоцикл и уехал - так и не смог.  Этот кусочек жизни будто начисто стёрло из его памяти.  Домой он вернулся к вечеру.  Хмурый,  задумчивый,  одним словом  -  сам не свой!
                       
                                               *    *    *
Едва Симаков скрылся за косогором,  к месту схватки подъехало два джипа:  ”Чероки” и “Плимут”.  Из первого вышел Ученик,  из второго - его команда Послушников в количестве пяти человек,  для которых он был “Царь и Бог! ”.  Все внимательно осмотрелись.
Самый молодой из Послушников в удивлении присвистнул:
- Ну, ни фига себе!  Здорово же их Страж отделал!
Ученик ничего не ответил.  Послушник он и есть Послушник!  Что с молодого возьмёшь?  Когда ещё научится сдерживать эмоции да опыта наберётся?
Он пристроил на носу чёрные очки и поочерёдно обошёл охранников.  Все трое были живы,  хотя и без сознания.
«Эти бандиты,  как только очухаются,  наверняка кинутся мстить Симакову.  Номер его мотоцикла они конечно срисовали,  а по номеру владельца установить не долго.  Плюс  домашний адрес…  И тогда возникнет бо-о-льшая проблема,  которая ни самому Симакову,  ни нашему делу вовсе не нужна,  размышлял Ученик,  - Её необходимо устранить в самом зародыше!»
- Убрать их!  - приказал он Старшему Послушнику,  кивая в сторону охранников,  - Имитируйте видимость криминальной разборки между своими.  Вы знаете, что надо делать,  не мне вас учить.  На это  хватит двоих,  остальные поедут со мной к  Пешнёву.  Мы должны обогнать Стража и успеть подготовить лозохода к приятной с ним встрече.  Встречаемся на базе.  Вперёд!

Ученик и трое Послушников укатили,  остались Старший и Молодой.  Они, не медля приступили к выполнению задания.  Старший отыскал на берегу «ТТ» и  хладнокровно пристрелил из него помначкара и  «крестника»,  послав в каждого по нескольку зарядов.  Одновременно Молодой выстрелил из помповика в грудь грузина.
Затем,  стерев свои «пальчики»,  они вложили  «ТТ» в ладонь начкара,  а ружьё - в руки  «крестника».  Что бы придать картине «реализму»,  как выразился Молодой,  они частично раскидали,  а частично сунули в скрюченные пальцы трупов стодолларовые купюры.  По две-три на каждого.  Доллары,  естественно,  были фальшивые! Оба от души веселились,  представляя, как  сильно разочаруются прибывшие на место происшествия менты-хапуги. И какие при этом кислые рожи они состроят.  
                             
ГЛАВА 7.   Загадочный  незнакомец.


Слух о скоропостижной кончине Антона долетел до Давыдова где-то после полудня,  поэтому Клавдия ничуть не удивилась,  когда муж вернулся один.  Видя его состояние,  она не стала допытываться,  где он пропадал до вечера,  по опыту зная,  что когда отойдёт,  сам обо всём расскажет.  Симаков же тоже не захотел сходу обременять впечатлительную супругу страшными,  непонятными и нелицеприятными подробностями своих похождений.  
Молча загнав мотоцикл в гараж,  он отправился за хату,  где у него была оборудована душевая кабина с бочкой на крыше,  в которую вода подавалась   насосом “Малыш”,  и помылся с дороги.  Потом жена позвала его вечерять  и он,  всё такой же смурной и задумчивый, уселся за стол под навесом,  рядом с летней кухней.
Кусок не лез в горло,  аппетит пропал напрочь,  хотя во дворе Пешнёвых он готов был быка проглотить.  Вспомнив висельника,  Симаков вздрогнул и совсем отложил ложку в сторону.  Видя, что мужа гложет какая-то кручина,  Клавдия  решила,  что после ужина обязательно утешит его задушевным разговором,  а  пока прошла на огород нащипать  зелени для салата.
Вдруг стукнула калитка и к ним  ввалился дед Митрич,  балагур и выпивоха,  одинокий пенсионер,  проживающий за два двора от Симаковых.  Михаил Степанович постоянно поддерживал с ним ровные приятельские отношения,  чему дедок был всегда несказанно рад.
- Клавка-а!  - загорланил дед,  увидев ту на грядках,  - Миха вернулся?  А то вроде как его драндулет давеча по улице прогромыхал… Позови-ка его,  дело есть на сто мильёнов!  
Клавдия не успела ответить,  как дед обернулся к летней кухне и сам увидел встающего из-за стола Симакова.  Заулыбавшись,  Митрич отвесил хозяину шутовской поклон:
- Наше вам с кисточкой,  Михайло Стяпаныч!
Клавдия вернулась с огорода с луком и пучком укропа.
- К тебе,  Мишь! - кивнула она на ходу мужу и поднялась на крыльцо,  пробурчав недовольно:  «Что за люди!  Не дадут человеку поесть спокойно! »
Симаков пошёл навстречу соседу,  за которым тенью следовал незнакомый ему мужчина в брезентовом  дождевике с накинутым на голову капюшоном.
- Слышь,  Миха! - затараторил дед Митрич, - Я к тебе по делу!  Антон-то,  мы слыхали,  того… преставился!  Царство ему небесное!  Теперь,  как я понимаю,  у тебя с колодцем заминка случилась?  Так ты не дрейф!  Я тебе человека привёл,  такой же спе…спец…я... лист,  как и новопреставленный.  Жилу,  говорит, под землёй без проблем вижу!  Во как!  Верно,  паря?  
Митрич обернулся к незнакомцу в дождевике,  но тот ничего не отвечая, ловко  обошёл Симакова с дедом и быстрым шагом направился в центр двора.  Здесь он остановился и склонил голову на грудь,  будто к чему-то прислушиваясь,  потом обернулся лицом к вечернему солнцу и зашевелил бесцветными губами.  Из-под капюшона на миг показался его острый подбородок,  широкие скулы,  тонкий прямой нос и выпирающий кадык.  
“Молитву что ли читает?  - подумал Симаков, и в который раз за сегодняшний день почувствовал,  как им овладевает новая надежда.  Глядя на незнакомого лозохода,  он как-то незаметно забыл про свои печали и снова воспрянул духом…
- Кто это?  - отчего-то шёпотом спросил он Митрича, - Откуда?  Где ты его откопал,  дед?
- А Бог его ведает,  кто он… Человек как человек… Иду я,  значит,  по улице,  а ён навстречу… Слышь,  говорит,  дед,  не знаешь,  кто у вас на деревне колодец рыть собирается?  А то я бы пособил,  место правильное указал.  Мол,  воду под землёй сызмальства чую,  запросто отыскать могу.  Мне,  мол,  деньги срочно требуются.  Много я не запрошу,  рублёв сто от силы…
Я и обрадовался!  Как  не знать?  Дружбан мой,  говорю,  Миха Симаков давно измыслил колодец копать,  да вот незадача,  поехал ён седни в соседнюю деревню лозоходца звать,  а тот,  веришь - нет,  взял да и преставился!  Вот незадача!  Понятно,  отвечает прохожий,  давай,  веди