Сергей Гжатский. Колодец.

сказать,  не заладилась с самого начала:  то председатель,  вчера ещё твёрдо пообещавший дать ему на сегодня отгул,  ни с того - ни с сего заартачился,  пошёл было на попятную,  хотя никакой такой срочной работы не подвалило… То мотоцикл долго не хотел заводиться без видимой на то серьёзной причины.  ”Искра в землю ушла!  - шутят в таких случаях шофера.  Потом,  спустя час,  словно сжалившись над своим хозяином,  закапризничавшая мототехника взяла и заработала как ни в чём не бывало… Симаков так и не смог понять причины столь неординарного поведения своего “железного коня ”.
…То жена,  взявшаяся стряпать обещанный Антону обед,  нечаянно поранила ножом руку.  Приспело Михаилу Степановичу вспомнить службу в армии,  боевые вылазки,  ранения и связанные с ними навыки… Он крепко-накрепко и вполне профессионально перебинтовал Клавдии порез.
А перед самым отъездом прибежал соседский мальчонка и, запыхавшись, протараторил,  что их телушка отвязалась и теперь блудит по чужим огородам.  Пришлось идти,  отлавливать своевольную скотинку и поновой перевязывать её по над речкой.  За всеми этими событиями и делами он смог выехать со двора только ближе к полудню,  а не с раннего утра,  как планировал…
И вот сейчас,  невольно прислушиваясь к негромкому разговору женщин,  Симаков обречённо вздохнул:  ”Будь,  что будет! ”.  И не спеша направился к высокому крыльцу,  возле которого заприметил мать и сестру Антона в окружении нескольких родственников,  проживавших поблизости.  
Антона среди них не наблюдалось,  и это обстоятельство лишний раз убедило Симакова,  что с его приятелем действительно приключилась какая-то беда.  По пути он припомнил,  что жена ушла от Антона,  когда тот ещё пил,  а детей у них,  как и у самого Михаила Степановича с Клавдией,  никогда не было…
В это время отворилась входная дверь и из избы на крыльцо вышла хозяйка ходка.  Это была высокая стройная женщина лет сорока,  с овальным,  слегка скуластым,  но, тем не менее, довольно привлекательным лицом,  на котором под чёрными дугами бровей лучились добротой и пониманием огромные изумрудные глаза.  Ни у кого в округе больше не было таких глаз!  Одета она была просто - в цветастый сарафан из домотканого полотна и на голове светлая косынка,  покрывающая пышные светло-русые локоны.
Симаков хоть и не  был знаком с ней лично,  но от людей знал,  что она – известная на всю область ведунья,  народная целительница и знахарка в одном лице.  Звали эту примечательную женщину Лукерья Лыкова…
Целительница между тем остановилась на верхней ступеньке и внимательным взглядом окинула всех собравшихся возле избы людей.  Её проницательный взгляд скользнул по группе внезапно умолкших женщин у калитки,  на мгновение задержался на приближающемся Симакове /тот успел уловить в её глазах поочерёдно сменившиеся удивление,  интерес,  озабоченность и ещё что-то,  так и не распознанное им / и,  наконец,  замер на двух заплаканных женщинах,  старой и молодой,  матери и сестре Антона.  На лице Лыковой тотчас появилось выражение строгого  спокойствия.
Оставив родственников,  мать и сестра Антона подались к крыльцу  навстречу целительнице.  Они обнялись и поддерживали друг дружку на ходу.  На их онемевших от горя губах застыл один и тот же вопрос,  а в глазах сквозь слёзы пробивалась большая надежда.
Однако приговор целительницы оказался неумолим.  Плавно поведя рукой перед собой /жест,  известный во всём мире как отрицающий или опровергающий нечто/,  Лыкова молча сошла по ступеням.
- Отошёл он!  - негромко произнесла она,  становясь перед матерью и сестрой Антона,  - Поздно позвали… На всё воля Божья!  Молитесь за упокой его души.
Обойдя разом заголосивших мать и дочь,  Лыкова вышла со двора и уселась в возок.   Перед тем как тронуться в путь,  она ещё раз внимательно посмотрела на Симакова.  Ошарашенный всем происходящим,  тот ничего не замечал вокруг.  Его одолевали собственные мысли,  поэтому он и не почувствовал,  что вызвал у целительницы неподдельный интерес.  А та ещё раз по-особому взглянула на Михаила Степановича,  задумалась на секунду,  поджала пухлые,  красиво очерченные губы и в сомнении покачала головой.
Так она и уехала,  а Симаков выходил из ступора ещё минут десять… Внезапная трагическая смерть Антона основательно выбила его из колеи.  Ну как тут не верить пословице,  что все мы ходим под Богом!  Чуть позже,  придя в себя,  он подробно переговорил с родственниками Антона и до конца прояснил для себя всю картину случившегося с лозоходцем несчастья.
И вот что удалось выяснить!
Сегодня рано поутру Антон,  приладив к велосипеду косу,  укатил в посадки,  что бы немного покосить по полянкам.  Но уже через час с небольшим вернулся и сказал,  что в распадке Сухого Ручья его ужалила гадюка.  Нога у него к тому времени сильно опухла и почернела.  Сам он,  как только слез с велосипеда,  потерял сознание и упал прямо во дворе.  Насилу в хату затащили.  Немедля позвали фельдшерицу из деревенского медпункта,  но у той,  как на грех,  не оказалось нужного лекарства.  Да и откуда ему было взяться в эдакой глухомани?
Приведя Антона в чувство и сделав ему укол против столбняка,  медсестра приладила на больной ноге примочку,  а сама потом на велосипеде укатила в районный центр Карманово,  где в тамошней поликлинике рассчитывала разжиться необходимой сывороткой.  
Естественно,  ждать её возвращения не стали,  а послали за Лыковой,  тем более  что Антону с каждой минутой становилось всё хуже и хуже, и он опять впал в беспамятство.  Целительница на счастье оказалась дома,  сразу же отозвалась на беду и прикатила в Хреновую.  Но,  как выяснилось,  было уже поздно!  Антон скончался, не приходя в сознание…
«Странная какая-то вышла история,  - размышлял Симаков,  покидая деревню, - Змей-то у нас в округе отродясь не водилось… На западе области,  где раскинулись непроходимые топи,  там да!  Там этих гадюк - пруд пруди!  А у нас про них и слыхом не слыхивали… Так  вот, поди ж ты,  угораздило же Антона  на одну такую пришлую наступить!  Знать судьба! »
Симаков остановил мотоцикл на перекрёстке за  Хреновой. Требовалось срочно обмозговать ситуацию, но на ходу это было как то несподручно.
«Мне-то что теперь прикажете делать? – спросил он сам себя, -   Антона не стало,  кто укажет “правильное” место?  Не отказываться же, в самом деле, из-за этого от колодца? »
Вокруг раскинулись бескрайние поля.  Ветерок, как хотел, забавлялся с послушными травами, в которых вовсю изгалялись кузнечики.  А из-под облаков  жаворонки сыпали на землю свои последние хиты.  Природа радовалась жизни, и ей  было абсолютно по барабану до его проблем.
Михаил Степанович вдруг встрепенулся, обрадованно хлопнул себя по лбу ладонью.
“А про деда Поликарпова забыл?  Ну, как есть, запамятовал.  А ведь Матвей Иваныч лозоходец не слабее Антона будет.  Правда,  проживает он в Нижней Верее,  ну да не беда!  На мотоцикле быстро домчу…”
Симаков порылся в карманах куртки,  отыскал записную книжку и, уточнив адрес Поликарпова,  тронулся в путь,  благо времени впереди ещё оставалось предостаточно.  Он свернул на развилке влево и минуя  сёла Дубинино,  Кратово и Долгое в восьми километрах от последнего выехал на заасфальтированный в прошлом году “большак”.  
Девяносто шести километровая трасса соединяла два крупных районных города:  Зубец и Ржевск,  между которыми,  приблизительно на равном удалении от того и другого,  если смотреть по карте,  в месте слияния двух полноводных рек Лыбедь и Снежеть,  благополучно доживал то ли девятый,  то ли десятый век небольшой заштатный городишко Нижняя Верея.


ГЛАВА 4.   Странный  пожар.


Адрес деда Поликарпова Симаков раздобыл по случаю,  когда лет десять назад  в очередной раз накатило неодолимое желание взяться за колодец.  Помнится,  он тогда загорелся всерьёз и даже сварил металлическую опалубку для изготовления бетонных колец…
Но желание быстро отступило под натиском неотложных дел, и колодец так и остался в проекте.  Адресочек же деда-лозоходца,  правда,  сохранился.  Он уже и не помнил,  кто ему его тогда дал.
“Не напрасно ли еду? ” - изводил себя сомнениями Симаков,  упавший духом после трагедии с Антоном,  - Жив ли ещё дед Матвей?  Сколько ему сейчас?  Годков за семьдесят?
Он выжимал из “Урала” всё,  на что тот был способен.  Раньше по “большаку” с рёвом проносились грузовики и автобусы,  малолитражки и мотоциклы.  А ныне по  трассе хоть в футбол гоняй,  машин мало, и проезжают они довольно редко.  Словно все шофера в радиусе ста километров внезапно вымерли от эпидемии чумы.  Жизнь в Зубце и Ржевске вроде как замерла на месте.  Не до строек века теперь и не до праздников.  Народ в глубинке боролся за выживание в новых экономических условиях…
По сторонам пустынного шоссе простирались поля и леса.  Сказочный рельеф местности то и дело радовал глаз приятными пейзажами.  Возвышенности плавно сменялись красочными низменностями,  изрезанными во всех направлениях многочисленными ручьями и речушками.  Смотришь на эту отраду и душа радуется.  
Одно только беспокоило - встречные деревушки на десяток-другой дворов,  в большинстве своём стояли брошенные жителями.  Почти все избы,  предоставленные  самим себе,  с годами ветшали и рассыпались по брёвнышку.
Разор и запустение!  
Тоска и тревога охватывали Симакова,  когда он в очередной раз проезжал мимо таких вот неутешительных сельских развалин.
“Что ждёт нас завтра,  если сегодня вон что твориться? ” - вопрошал он сам себя и не находил ответа…

…Деревянно-кирпичная Нижняя Верея с пяти тысячным населением была в основном двух-трёх этажной.  Выше городских зданий самоуправления возвышались только беленькие аккуратненькие церквушки с позолоченными маковками куполов,  которые венчали восьмиконечные кресты,  да два великолепных собора,  внушающих прихожанам законную гордость за свой красивый и неповторимый городок.
Впервые попавший в Нижнюю Верею приезжий чувствовал себя на его чистеньких узких улочках, словно перенесённым на три-четыре столетия назад!  Чувство это преследовало его повсюду,  где бы он не находился,   и не покидало до самого отъезда.
“Поговаривают,  что где-то в Подмосковье своя  Верея имеется,  - вспомнил Симаков, и с гордостью подумал,  - Да наша подревнее будет!
Он подъехал к городку минут через сорок. Осмотревшись, с огорчением  увидел,  что блага демократии проникли и в этот глухой,  заповедный уголок России.  Симаков  давно не наведывался в здешние края, и поэтому вид новенького,  словно с картинки,  элитного коттеджного посёлка,  выросшего как по волшебству в ближайшем пригороде Нижней Вереи,  неприятно поразил его.
Собственно,  против самого посёлка Симаков ничего не имел,  вся неприятность заключалась в том,  что расположен он был не совсем удачно. Громадные особняки с обеих сторон оседлали трассу,  ведущую в город,  и основательно перегородили в него свободный доступ…
На фоне прозябающей в нищете сельской округи и самого города,  этот супермодный и суперсовременный посёлок,  каждый кирпич которого вопил о непомерной состоятельности своих владельцев,  казалось откровенно вызывающе кичился своим неправедно нажитым