Света пришёл… Светоокончание, поняли?!
ЗОДЧИЙ: Ну и что?
УШАН: Как что, как что – бежать надо на все стороны!
ЗОДЧИЙ: Женщину куда дел, паникёр?
УШАН: Не веришь? Мне не веришь?! (Протягивает ему старушечью клюку с алмазным набалдашником.) На, гляди!
ЗОДЧИЙ: Ого!..
СМОТРИТЕЛЬ: Эй, чего нашли? Дайте глянуть!.. Откройте, гады!
УШАН: Прихожу я к ушанам, а они столпились, чего-то разглядывают – смотрю – во! (Показывает на алмаз величиной с яйцо.) Только из земли и торчит, по самую головку! “Чего, спрашиваю, зверёныши?” “Да вот, говорят, старуха с неба спрыгнула”, – и пальцем, гляжу, на Путь наш Железный показывают. “Вогнала эту палку в землю, топнула, говорят, ногой, расфыркалась вся: будет вам, говорит, окончание Света, допрыгались!” из глаз аж молнии рассыпались! “Ежели, говорит, не состроите тут Распоповки и в этой Распоповке всем миром не заживёте в ладу и согласии, приду, говорит, звезду в земле зарою, плюну, топну — и рухнет земля вместе с вами в бездну!” – ещё раз топнула ногой и – провалилась!”… А я-то, дурак, палку вытянул, чтоб Мильке подарить: так с той дырки земля разлопалась аж до дыму!..
ЗОДЧИЙ: (разглядывая бриллиант). Зароет, говоришь?
УШАН: Ага, ещё плюнет — и всем крышка!
ЗОДЧИЙ: Вот уж бриллиа-антик! Вот уж саморо-одок!.. Не его ли я сегодня во сне увидел?.. А?!
УШАН: Может, его на крышу поставить? Пускай старуха увидит, вот, в Распоповке её бриллиант на видном месте ценят… Церемонятся с ним… Может, стороной обойдут…
ЗОДЧИЙ: Теперь это народная ценность, значит, принадлежит мне. (Суёт его за пазуху.) Не горюй, теперь на этот камушек мы для твоей Мильки такое нижнее бельё купим – у тебя от радости вся шерсть вылезет!
УШАН: Обойдётся!
ЗОДЧИЙ: Шучу я… Бриллиант этот начальству надо показать, они тогда не то что Распоповку – они десять Распоповок нам выстроят! Да ещё с алмазными рудниками! Понял?!
УШАН: Понял.
СМОТРИТЕЛЬ: Откройте, паразиты, я тоже бриллиантик хочу смотреть!
ЗОДЧИЙ: (взвившись, Ушану). Почему раскис?! Где осанка?! Улыбка до ушей?! (Всем.) Итак, откуда приходит Конец Света?.. Не слышу!
СМОТРИТЕЛЬ: Сверху приходит, как снег на голову!.. Откройте, черти! Дайте, хоть в последний раз на солнышко погляжу!
УШАН: Может, правда, выпустим, всё одно – крышка.
ЗОДЧИЙ: Конец Света – это не конец! Это начало другого пути, болваны!
УШАН: Зодчий, я боюсь.
СМОТРИТЕЛЬ: (подвывая). У-у, потрошители!.. Лучше б меня сразу пристукнули, у-у… Дайте напоследок хоть на травке полежать, с яблонькой попрощаться, с домом отчим, со светом белым, у-у…
УШАН: Эх-ма, прямо песню поёт! (Мычит какую-то однообразную мелодию.) М-м-м-мы-ы, м-м-мо-о…
ЗОДЧИЙ: Не посмеют! Мы – общество, а не твоё ушастое стадо. Ещё в священной книге написано: “Герои живут в веках!” Поэтому будьте героями, и всё образуется. (Ушану.) Освободи страдающего брата!
Ушан бросается в будку. Выводит Смотрителя, поддерживая под руки. Тот совсем раскис, лицо зарёванное, как у женщины.
СМОТРИТЕЛЬ: Чё делать-та-а, чё делать-та-а?.. Гхы, гхы… (Падает на землю, обнимает её и целует.) Травушка-муравушка моя-а! Мать-земля, защити и помилуй сына своего единоутробного!..
УШАН: Бедолага, убивается-то как.
ЗОДЧИЙ: Сейчас всякая вещь приходит в движение! Надо выносить стол и ставить его на путь, на наш путь! Быстро!
Ушан бежит в будку и выносит стол.
Только к неподготовленным людям светопреставление идёт окольным путём. Мы, герои, будем ждать его, испытывая прилив радости и вдохновенья!
СМОТРИТЕЛЬ: Сука, дай хоть помереть спокойно!
ЗОДЧИЙ: Без дёрганий, пожалуйста!.. Итак, все должны сесть за стол в сторону горизонта!
УШАН: Так их два.
ЗОДЧИЙ: Откуда солнце встаёт, невежа.
Ушан и Зодчий садятся за стол.
(Смотрителю.) Вас как – под ручку, или за ноги?
СМОТРИТЕЛЬ: Душу не дают излить, как следует, чуть что – “за ноги”, “башку отвернём”… Эх, жизнь моя неуёмная, и куда меня завела!.. (Присаживается к краю стола.)
Пауза.
ЗОДЧИЙ: Не вижу улыбок, граждане герои.
УШАН: Может, цветы поставить?
СМОТРИТЕЛЬ: Не беспокойся, тебе другие поставят.
УШАН: Убью-у!! Мумзя-а!!!
Ушан кидается на Смотрителя. Они катаются по земле, хлопая друг друга кулаками. Зодчий пристально смотрит на дерущихся, не принимая в этом участия. Затем встаёт из-за стола и, как следует примерившись, бьёт ногой одного, другого… Среди безмолвия слышны только кряканья, постанывания и глухие удары.
Издали вдруг накатывает глухой раскатистый звук, похожий на вздох просыпающегося вулкана. Земля вздрагивает от испуга. В будке жалобно звякают стёкла. Драка прекращается.
ЗОДЧИЙ: Я же говорил, допрыгались…
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
К а р т и н а ч е т в ё р т а я
Вечереет: и сумеречно, и туманно. Жёлтый квадрат окна, в котором виден тёмный силуэт Степного Ушана. Дверь тихонько отворяется, из-за неё осторожно выходит Смотритель.
УШАН: (из будки). Куда намылился, за грибами, что ль?
Смотритель замирает.
ЗОДЧИЙ: (в будке). Не хами.
УШАН: (в будке). Помолчал бы. Из-за тебя вовремя не смылись, теперь сидим тут, как заноза в заднице.
СМОТРИТЕЛЬ: Я… это… по нужде схожу в сосенки. Может, уж напоследок…
УШАН: (из будки). Вали. Можешь насовсем.
ЗОДЧИЙ: (в будке). Я говорю, не хами. Побудь человеком, хоть в последний раз.
Смотритель ныряет в туман. Ушан выходит наружу.
УШАН: А я не хочу быть человеком. Я – Степной Ушан. Я природу люблю, волю. Мне, может, на ваши рожи смотреть уже тошно.
ЗОДЧИЙ: (выходя наружу). Ух ты, туман какой!.. Как парное молоко… Я в детстве любил парное молоко: мне мама прямо в постель носила в хрустальной кружечке. “Вставай, говорит, мой цыплёночек, тебе коровка в кружечку хрустальную набрызгала”. А на подносе кренделёк такой с разными фитюльками… Плохо помню.
УШАН: А я козье только… Когда вот таким был (показывает на пальцах), прямо из-под козок высасывал… Один раз к старушке козка пустая пришла, с пастбища-то! Старушка та разобиделась, давай ногами её пинать: козка вертится, юлит, вокруг неё старуха пляшет, ноги задирает, потом – ба-бах – на спину!.. Прямо в жижу.
ЗОДЧИЙ: Кто – коза?
УШАН: Не, старуха.
ЗОДЧИЙ: М-да, сейчас бы только и жизнь начать по-новому…
Из тумана слышится женский голос: “Уша, Уша, Уша-а!..” Зодчий прислушивается.
УШАН: Заблудился кто-то… (Вдруг.) Милька!.. Миля, я здесь!! (Бросается в сгущающиеся сумерки.)
ЗОДЧИЙ: Вот и встретились… А тут и повидаться-то не с кем. Эх, Господи-мама родная! Пожить бы ещё, полюбить кого-нибудь, с детишками понянчиться, с карапузиками… Разве ж я жил, Господи?! Разве можно сгинуть человеку, если ему вспомнить нечего??! Я ведь их потому и укокошить собрался, думал, бабу эту найду, приживёмся с ней – душа в душу!.. Так от тоски же всё, от одиночества! Если сам себе не нужен, как же поступать, Господи?!.. (Плачет.)
Из тумана появляется Ушан, за руку он ведёт Мильку. Волосы её растрёпаны, платье изодрано. Зодчий бросается к ней.
Женщина, милая моя! Прости меня за гнусности! Прости за ушастика своего! Прости за мужа твоего дыроголового!.. Прости меня!.. Прости!.. (Зодчий целует ей руки, падает на колени и лезет целовать ноги.)
УШАН: (отстраняя его). Ну, ну, ну!.. Ты с моей бабой полегче давай!..
ЗОДЧИЙ: Она не баба, она – женщина, дикарь. Я на неё молиться хочу!
УШАН: А ты на луну повой – полегчает.
ЗОДЧИЙ: Скажи, богиня, как тебя зовут? Если захочешь, я твоим именем назову наш город.
УШАН: Милька её зовут! (Мильке.) Иди домой, в порядок себя приведи, а то ведь прямо – степная Ушанка! Того и гляди шерсть полезет… (Отправляет её в будку.)
ЗОДЧИЙ: Эмилия – нежнейшая из дев!..
Внезапно из тумана доносится душераздирающий вопль Смотрителя, затем так же внезапно обрывается. Пауза.
УШАН: Эх, мумзя… Вроде бы и человек был не большой, а всё одно – жалко!
ЗОДЧИЙ: Наверно, это и есть Конец Света, когда в одиночку и по-одному…
УШАН: М-да (искажая цитату), “моментов море”!
Из окна высовывается Миля.
МИЛЯ: Уша, не знаешь, кто это надрывается?
УШАН: Смотритель. Оступился, наверное.
МИЛЯ: Вот чокнутый! Ни капли не изменился. (Исчезает в окне.)
ЗОДЧИЙ: Она что, не знает ничего?
УШАН: Знает, как тут не знать… Говорит, её не тронут, она, мол, без дурных замашек и от мужа сильно пострадала.
ЗОДЧИЙ: (зло). Тронут! Думает, нас как бешеных собак отлавливать будут?! Прозрачная женщина!.. Всех винтом завертят! Только брызги в сторону!
Опять раздаётся вопль Смотрителя, уже где-то рядом.
Дурашка, хоть бы ты заблудился где… (Ушану.) А вдруг не Смотритель? Может, мерзавец какой с расстроенными нервами? А? Бог знает что у него в руках, может, топорик: тюк по темечку и – пойте песни – ни цветов, ни птичек, ни бабы твоей роскошной…
Ушан идёт в будку.
Ты куда?
УШАН: Пойду чай вскипячу. Он, наверно, устал с дороги. (Уходит.)
ЗОДЧИЙ: Монстр. (Кричит.) Смотрите-ель! Мы зде-есь!..
Из тумана выныривает Смотритель. Вид у него неважный: перепуганный, перепачканный в земле, промокший, в руке пустой фонарь.
СМОТРИТЕЛЬ: Там это… всё… Конец Света!.. Я подхожу, а там… пропасть. Даже не пропасть – бездна!
ЗОДЧИЙ: Бездна кого? Таких же психов как ты?!
СМОТРИТЕЛЬ: Да вон здесь, рядом!.. Я аж перепугался… до нитки весь!..
ЗОДЧИЙ: Кто там? Баба с рогами?! Чудище косомордое?! Кто?!!
СМОТРИТЕЛЬ: Никого я не видел. Я Мильку пошёл искать: кругом туман – только ноги береги – чуть не улетел туда!.. Вона, ободрался весь… Иду я, думаю: “Чевой-то странно – рельсы дальше не поблёскивают!” Смотрю – обрыв! Откуда?! Прямо к самому краешку подобрался, глянул, а там!.. Матерь Божья!!! Всю землю как ножом срезали! У меня ж там шлагбаум старый стоял – только вот фонарик за обрубок рельсы зацепился…
ЗОДЧИЙ: А как же Распоповка? Где она?!
СМОТРИТЕЛЬ: Крышка, всем крышка! Я нарочно ещё раз туда глянул, думаю, может, оползень. Хренушки! Звёзды там и ночь!
ЗОДЧИЙ: Мементо мори…
Из двери выглядывает Ушан.
УШАН: Идите чай пить. Пока тёпленький. (Смотрителю.) Ноги вытри!
СМОТРИТЕЛЬ: Ушастый, щас со мной такое было, такое было!..
УШАН: Да слышал, ты ж орёшь, как обворованный.
СМОТРИТЕЛЬ: Вам бы такое – храбрецы! Эй, Зодчий, ты чё как вкопанный? Айда в дом, я щас такое порасскажу, вам и в жутком сне такое не увидеть!..
УШАН: Дверь не запирай, кого теперь бояться.
Все заходят в будку, дверь остаётся открытой.
СМОТРИТЕЛЬ: Милька! Сама, что ль, пришла?! Ну, молодчина, мужа навестила… А я уж думаю, где ты, может, забыла совсем? Сегодня тебя искал-искал, искал-искал…
УШАН: Она от ушастых сбежала. Я-то не вытерпел, а уж бабе как? (Всем.) Давайте за стол, кутнём на дорожку…
Все садятся за стол, где уже стоит знакомая нам бутыль с мутной жидкостью и несколько плошек с едой.
СМОТРИТЕЛЬ: Это, Милька, ты правильно поступаешь, у них уши большие, пускай похлопают. Ух ты, моя тютелька!..
МИЛЯ: Всё такой же чокнутый.
УШАН: Кружки подставляйте. (Разливает по кружкам мутную жидкость.)
ЗОДЧИЙ: Эмилии побольше налейте, она замёрзла. Сегодня я буду ухаживать за вами лично, не возражаете?
МИЛЯ: Хм!
СМОТРИТЕЛЬ: (пьёт залпом). Фу! Вы, ушастые, такой противный настой делаете, как кислоту, фух!..
ЗОДЧИЙ: (смеётся). Они его на этих,.. на козьих кругляшах настаивают,.. пока они не всплывут… Правильно, Ушастый?
СМОТРИТЕЛЬ: Во! А я думаю, чего это: как мы помолимся, меня всё тянет на четвереньки встать. (Показывает.) М-э-э-э!..
МИЛЯ: Ох, вы, мужчины, злостные вы шутники! Вам бы у ушастых спокойствию поучиться.
ЗОДЧИЙ: Вам, видно,
