ВОЗВРАЩЕНИЕ К ФАНТАЗИИ

буквицы, складывавшиеся в загадочные слова и фразы. Гемигонг знал этот язык.Он просматривал записи, сделанные много столетий назад на тысячелетия вперед, время от времени закрывая тонкие покрасневшие веки. Его голова странной дыне-образной формы, покрытая длинными редкими белыми волосами, торчащими в разные стороны, сидела на древовидной шее, которая неловко воткнулась в тело, укутанное в подбитое мехом бордовое платье так, что тяжелые складки, казалось, давили до боли. Голова иногда вздрагивала, и тогда Гемигонг вскидывал руки вверх, и лопатообразные ногти на крючковатых растопыренных пальцах отражали отблески горящих факелов. Гемигонг хохотал. Его тело пульсировало, и книга съезжала на пол. Гемигонг нагибался, проводил ладонями по кончикам туфлей и поднимал книгу. Все повторялось.
      Наконец он прекратил чтение и приблизился к окну, устремив взгляд к черным облакам, двигавшимся к юго-востоку. Он затрясся в своеобразном экстатическом танце, глаза сверкнули дьявольским огнем, а руки совершали кругообразные движения.
      - Я опускаюсь в глубины, которых не видел никто! - вскричал Гемигонг, - Я иду во тьме и собираю цветение мыслей. Длинный-предлинный тоннель ведет меня к бездне. Я пытаюсь схватить идею, но они тысячами проносятся сквозь мою голову за одну лишь секунду. Я вижу дверь и вижу струящийся свет, но страх не пускает меня. Я боюсь открыть дверь и познать все! Облака, дайте мне ясновидение! Дайте мне видеть на семь веков вперед! - Гемигонг упал на колени, глаза мгновенно налились кровью, потом вдруг побелели, сделавшись незрячими.
     Скорость облаков, уносящихся к юго-востоку заметно прибавилась. На небе вырисовывались силуэты людей с длинными волосами и странными удлиненными предметами в руках. Была недостаточная четкость изображения, но фигур насчитывалось четыре, и они извивались в диком языческом танце. Небо прорезали всполыхи молний, а раскаты грома по ритмичности напоминали странную ритуальную музыку. Казалось, что кто-то запел, застонал, завизжал и заплакал одновременно...
      А может всего этого и не было.
      Гемигонг будто бы смахивал пыль со стены. Перед ним возникло свечение, трансформируясь в женщину с неправильными чертами лица с жутковатой блинообразной прической. Она не то грозила пальцем, не то манила к себе, лукаво щуря глаз и облизываясь. Внезапно, из образовавшейся в небе черной дыры, стали сыпаться искры, затем хлынул настоящий золотой ливень... Гемигонг выбился из сил и рухнул на пол...
      Крестьяне в деревне по ту сторону озера также попадали, закрыв глаза и заткнув уши.
      Никто никогда не подсчитает, сколько человек умерло в тот день...
     
     
      ...Саша стоял у подъезда и смотрел на проходящих мимо людей. Они не обращали на него никакого внимания, но и он таращился на них без любопытства. Они представлялись ему манекенами, похожими друг на друга. "Одни и те же лица я вижу каждый день",- подумал Саша и что-то защемило под лопаткой. Приковывали внимание действительно одинаковые детали в каждом проходящем субъекте. Саша никак не доходил умишком, но внутренний голос говорил: Вглядись!
      Крест! - наконец решил юноша и уставился на стену соседнего дома, где шаловливые ребятишки нарисовали мелом крест. Он перевел взгляд и над крышами заметил золоченый купол храма, на который до сих пор не обращал внимания, храм был всегда. Теперь же крест врезался в голубизну неба. Саша сунул руку за ворот рубахи и вытащил маленький серебряный крестик на цепочке. На обратной стороне слабо виднелась полустертая надпись: Спаси и сохрани.
      "Крест, крест, крест... - проносилось в голове,- это подтверждение моего греха, это предупреждение посвященным, это призыв к отступившим. Его кровью смыты наши грехи, но кровь осталась на кресте навечно. Это наша боль и наше счастье. Невинная жертва и искупление". Сознание ничтожности собственной жизни вдруг пригнуло Сашу, и он присел на корточки. Он удивился странным мыслям, посетившим его, ведь он никогда не был религиозен. Да он с малолетства носил крест, сначала как вызов учителям и родителям, затем в кармане брюк, как-будто стесняясь, но вера!?
      "Он видит все и следит за каждым движением, а по сути мы чисты перед ним. Да. Но только если есть вера..."
      Неужели все это лишь слова, а то, что за ними стоит - пустота? Вакуум? Обостренное чувство самосохранения, самоизвержения в поток страсти, которое приведет к погибели?
      Кровь не сотрешь, она останется навеки...
      Саша почти потерял сознание и прислонился к дереву...
     
     
      ...Сей появился на работе и сразу же стал накручивать диск телефона, спеша сообщить о своем прибытии супруге.
      Очередные вспышки насилия на Тверской полностью подтверждали сумасшедшие мысли о полной и всеобщей демократизации страны.
      Трупы увозили три раза в день, и в перерывах между ними люди успевали помародерствовать, обчищая покойников, растаскивая их одежду, надругаться над трупами в том случае, если сами не становились объектами нападения. Смертность приближалась к восьмидесятипроцентной отметке.Вооружившись до зубов и заковавшись в бронежилеты, милиция перестала вмешиваться в дела житейские, лишь изредка постреливала и срывала куш.
      Когда все это началось, трудно сказать, но вряд ли кто вспоминал прежние времена без сожаления. С умилением говорили о временах Указа о вреде пьянства, с грустью бросали взгляд в брежневский застой, да и сталинский террор казался детской игрой в сравнении с теперешним беспределом...
      - Куда их увозят и что потом с ними делают? - слезы наворачивались на глаза Саши, когда работники уборочных машин запихивали в черные мешки нескольких школьников младших классов, которых не так давно переехал асфальто-укладчик. Машина с маленькой темно-синей латинской буквой "d" увезла эту кучу мяса костей и тряпья...
      - Одних - на мыловаренный завод, других - на химкомбинат, - спокойно произнес Подошедший И Только Что Поговоривший По Телефону, - я трудился на фабрике по переработке трупов.
     Саша брезгливо отвернулся от Сея. Он старался не показывать робости, хотя постоянно ожидал удара исподтишка.
     Сей был известным мастером подлости, однако постоянно распинался о всяческих кознях против него и его пассии, на которую, как говорится: без слез не взглянешь.
     Саша что-то делал или по крайней мере пытался делать, но все валилось из рук, а фантазия вела за дальние моря, в далекие страны.
     Высокий блондин в основном курил и давал указания, превращаясь в непонятное существо, пока еще человекообразное, но со слегка искривленным сознанием. Саша смекнул, что Сей припрятал бутылку водки и потихонечку уничтожал ее, прерываясь на пустые философствования, идиотские рассуждения и телефонные звонки. Наконец он пришел в совершенно скотское состояние и успокоился, уткнувшись в мраморную поверхность обеденного стола.
     Смеркалось.
     Саше хотелось сразу же очутиться дома, но путь предстоял неблизкий, по времени - часа полтора.
     Оставив пьяного "товарища" на квартире, спустившись на исписанном (и в том и в другом смысле), изрисованным и прожженном молодой порослью лифте, Саша вышел на улицу и закурил.
     Странные тени двигались в одном направлении. Это были людские тени. Они скользили по земле, иногда отрываясь от поверхности и держась друг за друга, потом снова опускались, чтобы продолжить движение. Саша стоял неподвижно, желая не привлекать внимания, сигарета тлела в руке. Рассматривая фигуры, он догадывался, что это - мертвецы. Полупрозрачные тела кровоточили или гнили заживо, кто-то был обнажен, у кого-то отсутствовали отдельные конечности, но все двигались в едином строю. В тридцати метрах располагалось шоссе, по которому неслись автомобили. но никто не замечал безумного марша. Саша чувствовал трупный запах, закружилась голова, он качнулся и непременно упал бы, если бы не дверь подъезда. Он больно ударился о ручку и застонал. Как по команде движение остановилось, и все повернулись к Саше. Он трясся в ужасе, а полукруг, образованный тенями-мертвецами сжимался.
      "Где он? Где убийца?"- послышался шепот, Саша не мог шевельнуться. Покойники зависли метрах в трех от нашего знакомого, их костлявые руки тянулись к нему, - "Покажи нам место... Отдай нам его..." Саша ринулся в подъезд, превозмогая боль и страх. Захлопнув дверь, он помчался к лифту. Сзади слышался жуткий скрежет.
      А где-то сверху прозвучал раскатистый хохот, и тут же Саша заметил запасной выход. Он выскочил на улицу и понесся во тьму...
     
     
      ...Уже сидя в автобусе, Саша лихорадочно крестился и произносил слова когда-то заученной молитвы: Отче наш, иже еси на небесех, да светится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя яко на небесех и на земли...
     Он понимал, что нужно что-то делать, но что именно сообразить не мог. Он обращался к Богу и просил, просил, просил...
     Мимо проносились серые дома, серые люди, серые скелеты деревьев, они переполняли чашу безысходности...
     Он вышел на конечной, но оставшись совершенно один, без уверенности в завтрашнем дне, он оглянулся по сторонам и прикинул, что через лес будет идти безопаснее. Быть избитым и ограбленным в лучшем случае не прельщало Сашу, хотя и это случалось не раз и не два. Саша шел напрямик, с трудом разбирая дорогу, ощущая тычки от веток и плевки запоздалых птиц. Мимо проносились собаки, кошки и крысы в поисках чего-то или кого-то, но молодой человек брел, листая страницы памяти и отмечая там нужные строчки...
     
     
      ...Гемигонг взошел на главную башню замка и прищурился, собирая всю свою ненависть. Он ожидал жертвоприношения. Слуги приготовили все: выложили дрова, накрыв их хворостом, установили черепа на длинных шестах. На трех крестах были распяты три человека - мальчик лет десяти-двенадцати, восьмидесятилетний старик и восемнадцатилетняя девушка. Чистая белая одежда распятых возбуждала Гемигонга, ведь он любил чистоту и благовония настолько, что мог захлебнуться в ванной или задохнуться от благоухания. Он приблизился к девушке и протянул лапу к ее лицу, проведя по щеке, взял золотые кудри и оскалился. Затем он прыжком оказался возле старика со сморщенной охристой кожей и захохотал. Переведя взгляд на мальчика, он задрожал. Дети всегда вызывали черную зависть у Гемигонга, так как за прожитые двести лет он не имел детей. Он был лишен этого дара, и потому оправдывал творимое им зло в своих собственных глазах. Гемигонг сделал пассажи руками и произнес заклинание. Люди на крестах зашевелились, как бы приходя в себя из забытья. Гемигонг потряс огромным кулаком и скривился в довольной ухмылке; сладко видеть чужие страдания! Он выхватил из-под мантии горящий факел и поднес его к хворосту. Вспыхнул костер, озарив лица приговоренных страшным фосфорическим светом. Искаженное лицо колдуна скакало в ночи, появляясь здесь и там, везде и нигде. Он продолжал совершать ритуал, бормоча заклинания, падая на пол, исходя слюной, а то подпрыгивая и бросаясь вниз с высоты сотен метров. Наконец он замер, и сразу же стих ветер, а пламя приняло естественный цвет. Умирающий в мучениях старец едва