Снежные Ангелы

Зима — это особенное и удивительное время. Снежно-белый и хрустально-чистый мир, открытый для любого, кто не побоится перешагнуть через порог, оставляя за ним горести и печали, победы и поражения уходящего года. А еще это время подарков, елок, приятных сюрпризов и улыбающихся лиц. Время сказок и чудес, которые с нами еще случаются вопреки всему. Время, чтобы снова, хоть на пару часов, стать ребенком и искренне верить в Добро. Время дарить радость и счастье окружающим, когда это так легко и просто.
Это время, когда понимаешь, что для счастья людям не нужно много и иногда, вовремя подставленное плечо или поданная рука значат больше, чем все остальное.

Время, чтобы просто верить чудеса и творить их вокруг себя.


«Самыми снежными ночами в ноябре на крышах
собираются ангелы, и щедро делятся с людьми своими чудесами.
Только не каждому дано их увидеть. Врут те, кто говорят, что Ангелов
нет, или они давным-давно спят. Ангелы не спят».
Городские истории, т.1


Пронзительно-серый ноябрьский вечер окутывал город невесомой дымкой, тщательно покрывая узкие улицы торопливо тающими снежинками. Быстро темнело, и случайные прохожие торопились домой, в тепло и уют.
Так же домой торопился темноволосый парень в теплой камуфляжной куртке. Подойдя к парадному, он сноровисто выловил из кармана связку ключей на длинной цепочке. Поднявшись на лестничную клетку первого этажа, он, побурчав на несговорчивый замок, распахнул дверь и вошел внутрь.
Движения, не смотря на усталость, были резкие, скупые, отточенные. Да и просто входить у него не получалось, только врываться или влетать в любое помещение. Такой уж характер, ничего не поделаешь...
Квартира встретила хозяина затаившейся тишиной и тяжелым,
вязким воздухом, от которого не спасали даже всегда приоткрытые окна.
На автомате раздевшись, парень задумчиво направился в сторону кухни. Щелкнул выключатель, и сумрак отступил. Так же быстро сдалась и тишина: шумела вода, наливаемая в потрепанную турку, шипела газовая плита, скрипели дверцы кухонных шкафов.
Однако житель квартиры никак не реагировал на внешние раздражители: скользнув взглядом по холодильнику, он не сразу обратил внимание на небольшой лист бумаги, сиротливо прижатый за угол магнитной таблеткой.
Подождав, пока кофе сварится, и разлив его по чашкам (в последний момент рука по привычке потянулась наполнить и вторую рядом стоявшую чашку, но парень, сразу же ее отдернул, досадно тряхнув головой и расплескав по поверхности столешницы теплые жжено-коричневые пятна), он вытащил мятый лист и, отхлебнув кофе, начал читать.
Строчки скакали по листу, загибаясь в самых разных
направлениях, но почти везде были легко читаемы (в нескольких местах слова были размытыми, в ореоле кофейных капель).
Записка сообщала следующее:
«Мы уехали на конвент в Тверь, вернемся через неделю.
Пожалуйста, поливай мою герань хотя бы изредка!
И помой, наконец, посуду! Мирослава.
P. S. А заодно и полы!!! И вообще, наведи порядок, хотя бы внешне. Женя».
Помимо кривоватых строчек на записке были и другие следы хорошего настроения писавших: забавные рожицы, схематичный план местности, похожий на карту пиратского клада, и довольная кошачьи я морда с выпученным глазами, обнимающая огромную бутыль с надписью “Валерьянка».
Парень мимолетно улыбнулся, отложив записку на стол. Он был на все сто процентов уверен, что морду рисовала сестра, а вот бутылку к ней втихаря пририсовал ее муж. А еще он прекрасно представлял, как они оба, собираясь на вокзал, то и дело ехидно улыбались, представляя себе его лицо, когда он это увидит. Ничего, он им еще покажет! И, с трудом сдерживая ищущий выход смех, нашарил на столе ручку и на том же огрызке начал вдохновенно черкать свою месть в карикатуре.
Закончив рисунок, парень откинулся на спинку стула, и жадно допил последние капли. Удовлетворенно хмыкнув, новоявленный художник долил оставшийся кофе в кружку и отправился к себе.
Его комната носила явные следы ремонта, именно в той стадии, когда он уже вроде и идет полным ходом,но и особых результатов, как и конца творящегося беспорядка еще не видно. Голый бетонный пол, две смежные стены такие же, а на других еще остались исписанные обои и висел перегоревший абажур.
Растянувшись на постели, парень закрыл глаза и обхватил голову руками. Он бы с удовольствием этого не видел, если б не дурацкая идея сделать полную, окончательную и бесповоротную перестановку в комнате. И десять месяцев в таком подвешенном состоянии. Может, все бы уже закончилось, но не было ни сил, ни желания, ни времени. Иногда он сам поражался, как за один день в феврале сумел довести нормальную, в общем, обстановку до такого плачевного состояния. Открыв глаза и убедившись, что само по себе оно лучше не станет, Енот переместился к компьютеру, единственной вещи, не пострадавшей от постоянных перестановок.
Ну-ка, ну-ка, что у нас тут? Так, почта, личные сообщения... Черт, много-то как! Хотя по-хорошему, половина — все равно спам, а на большинство оставшихся писем он просто не хочет, а зачастую и не видит смысла отвечать. Но есть-таки парочка исключений.
Промотав список сообщений вверх-вниз несколько раз, парень наконец заметил, что письмо от «исключения» ему-таки не пригрезилось.
Бросив оценивающий взгляд на запечатанный конверт из кучки пикселей, он опустошил чашку с остывшим кофе и, поморщившись, распечатал конверт. Хватит бегать, и так почти двое суток не отвечал.
Иногда Еноту казалось, что интернет убил в людях всю романтику переписки. Раньше, прежде чем написать, каждое слово по нескольку раз прокручивалось в мыслях, обдумывалось, и в результате подбиралось самое точное, самое верное. Самое настоящее. Ложилось на бумагу, как изысканное украшение в футляр, замирая в ожидании, когда его преподнесут именно тому, для кого оно предназначено. Для каждого человека были особые, необычные слова. И письма — это как маленькие истории, дневники памяти, которые ценились дороже золота, береглись и перечитывались, передавались детям. Переписка была уникальной книгой, написанной одновременно двумя людьми друг для друга. И такая история - неповторимая, удивительная и искренняя до последней точки. Живая.
А с каким нетерпением ожидались письма! Как радовались их приходу, и какими домашними ритуалами сопровождалось их чтение... Маленький праздник среди серых будней.

А что сейчас? Любое информативное, или не очень, сообщение, будет доставлено адресату в доли секунды. Оно может ничего не значить или ознакомить лишь со свершившимися фактами, родившимися предложениями и идеями. Такие письма вызывали отвращение и жуткое желание сказать автору пару-тройку ласковых. Они пустые, одинаково безликие и мертвые. Безжизненный набор символов, не нужный и не ценимый никем, даже своим создателем.
Именно потому парень недолюбливал подобный тип общения, предпочитая решать проблемы, знакомиться и обсуждать что-либо вживую, лицом к лицу. К сожалению, это был отчасти невыполнимый вариант во многих случаях.
Хотя, насколько бы было проще, если бы существовала телепортация. Р-раз – и за одну секунду переместиться из сердца северной осени в раннюю весну или лето... За сто, восемьсот, тысячу километров! Только есть ли смысл жалеть о том, чего нет и, наверное, не будет?
Пробежав глазами первые несколько строчек, парень и сам не заметил, как улыбнулся. И сразу же в глубоких глазах, удивительного лесного оттенка загорелись шаловливые искры. А в голове сам собой стал вырисовываться красивый и полный ответ:
“Да, волчонок, привет. Я тоже очень рад тебя снова читать, хотя еще
с большим бы удовольствием увидел. На работе у меня, как обычно, полный аврал и разгильдяйство. Как летом было невыносимо работать по жаре, так и теперь невозможно работать по такой холодрыге на неотапливаемом складе. Четвертая точка в распределительной схеме почему-то сбоит, а иногда и вовсе не работает. Облазили весь склад (ну, ладно, четверть), обрыв так и не нашли... А площадь склада почти два квадратных километра! Очень надеюсь, что кто-то из моих парней передатчик к сети не подсоединил. А то действительно придется весь склад обшаривать сверху донизу, а у нас столько времени нет — проект до Нового года сдать надо.
Как твоя радиотехника? Надеюсь, преподаватель оценил твои знания по применению в быту витой пары и нервы не треплет?»
А параллельно в мыслях писалось совсем другое письмо.
«Прости, что так редко и скупо отвечаю, но честно, я очень устал и сутками не бываю дома. Прости, пожалуйста...»
Странно, но в каждая её строчка была открытой, честной. Подкупающей живым интересом и неподдельным участием, пониманием, физически ощутимым даже на расстоянии. Ему даже не надо было закрывать глаза, чтобы представить, как она пишет это письмо и как нервно меряет шагами комнату в ожидании ответа. Как беспокоится и злится, когда его нет слишком долго. Но почему-то никогда об этом не говорит, не настаивает, не требует... Это удивляло, приносило облегчение от того, что она чувствует и понимает его усталость. Наивная, боится ему надоесть...
Откинувшись на подушку, парень задумчиво смотрел на бледно-серый снегопад за окном. Здесь, конечно, теплее, чем в центре страны, но ветренее и морознее. А руки у нее и так всегда холодные. Наверное, сейчас в пледе и свитере сидит, мерзнет...
Тяжело вздохнув, Енот написал в ответ всего две фразы. Не будет ей легче от того, что он тоже скучает. И от того, что бросить все и приехать он тоже не может. Хотя хотел бы. Пусть он и не любит столицу, но соскучился он все-таки больше. Перетерпел бы.
Стоп! Хватит раскисать!Надо проявить терпение и выдержку. Чтобы у нее перед глазами был пример, как стойко переносить всяческие пакости от жизни. Пример стойкости, выносливости и силы воли, а не ходячего пессимиста в глубокой депрессии. Хватит!
Раздражение на себя сменилось злостью, которая настойчиво требовала выхода.
- Вот идиот... - прошипел парень, пиная деревянные реи в углу комнаты. Злость не высвободилась, только напрасно ноги поотшибал.
Еще немного побродив по квартире, он снова вернулся к натужно гудевшему компьютеру. Хотелось отвлечься и ни о чем не думать, к тому же сейчас он точно знал, что ему нужно: методом тыка выбрав первый попавший в поле зрения музыкальный альбом, парень поставил его на воспроизведение, сразу же переместившись в центр комнаты.

И едва вернувшуюся тишину разорвали гитары, барабаны... Потом соло, а затем партия скрипки. И сильный, пробирающий до костей, голос.
Отжимаясь на кулаках, Енот изо всех сил старался ни о чем не думать, кроме счета и музыки. Двадцать один, двадцать два...
Как ребенок, честное слово! Нашел о чем молчать. Но в ее присутствии быть ребенком было легко, просто и приятно. Не нужно было быть серьезным, скрывать что-либо и обманывать. Только в этом не хотелось признаваться даже себе.
Двадцать пять, двадцать шесть...
А еще интересно за ней наблюдать. Она, когда читает, ничего не видит и не слышит вокруг себя. Обычно, только начнешь за ней в полглаза приглядывать, и она сразу чувствует, что он на нее смотрит, а тут пока за плечо не потрясешь - даже не реагирует. Будто и нет никого.
Тридцать два, тридцать три ...
Сколько можно-то?
Мысленно