опять легонько подтолкнул и, показывая направление рукой, проговорил:
– Домой, Шади, домой! Хане! Рафшан хане!
И поспешил назад, как только девушка сначала пошла, а потом побежала туда, откуда пришла.
Через минуту показалась фигура бегущего связиста.
– Что за война, командир? – крикнул он ещё издали, но увидев мёртвого кабана, присвистнул и, преодолевая одышку, произнёс, не скрывая восторга: – Вот это зверюгу ты завалил! Я такого ещё не видел.
Тут показался второй солдат:
– Что тут произошло? Кто стрелял?
– Ты почему пост оставил? – строго спросил сержант. – Бегом на пост! Наблюдай за сопредельной территорией. Как там иранцы себя ведут?
– Ух, ты! Дайте хоть посмотреть на секача. В жизни не видел!
– Рядовой Хитрук, бегом на пост, я сказал! – добавил строгости в голосе Николай.
– Постой, Петруха! – остановил товарища связист Сергей. – Я пойду на пост, а ты займись разделкой. Не пропадать же добру! Ты у нас парень деревенский – в курсе, как разделывать, а мы, городские, даже курицу выпотрошить не сумеем.
– Ладно, – согласился сержант, – иди на пост, Серёга, а мы тут займёмся разделкой. Внимательно посмотри, как там, на вышке, иностранцы себя ведут. Только не записывай пока ничего в журнал наблюдений. Ну, ты понял!
– Понял, командир, не беспокойся. Только, чур, один клык мне!
– Добро, если и мне обработаешь второй.
– Да я тебе такую дембельскую вещь забабахаю…
– Беги уже, ювелир!
– Всё, меня уже нет!
Вечером попытались поджарить на костре несколько кусков мяса, но старый кабан не порадовал пограничников изысканным вкусом.
– Подошва моих кирзаков нежнее будет, – недовольно ворчал Сергей. – Нет, ну правда, Коля, что, в стаде не было никого помоложе?
– Некогда мне было их биографией интересоваться, – отшучивался Николай. – Тут бы самому не стать обедом для этих парнокопытных. Представляешь, домой написали бы: геройски погиб в борьбе со свиньями? Но это всё шутки, а что делать будем со всем этим?
– А ничего не будем делать. По всем признакам, там, – Сергей сделал ударение на слове «там», – выстрелов никто не слышал. Мы тут в каких-нибудь двухстах метрах только и слышали: п-п-п, п-п-п. Глухо так, как в яме.
– А мясо как объясним?
– Тоже мне мясо! Такое мясо и выбросить не жалко.
– Нет, так не пойдёт. Расул таких котлет наделает, что ахнешь. Лучше скажем, что вместе кабана завалили, когда проверяли речку. Чтобы не было лишних вопросов, что да как. Начальник и так меня недолюбливает. Ещё подумает , что я специально на охоту ходил.
– Как скажешь. А по мне – почистил ствол, добавил патронов из хованки, и никто не узнает. Наши «деды» постоянно охотились – и ничего.
– Тогда был начальник заставы другой.
– Что да, то да! Захаров – человек!
– Ты с молодым только поговори сам, а то мне неудобно давить на него.
– Петруха нормальный парень, понятливый. Не стукач. Я объясню ему, что почём.
Но больше всего Крапивницкий опасался не начальника заставы, а начальника особого отдела капитана Незнанского. Тот умел выпытывать тайны. Недели через две их встреча состоялась. Капитан вызывал к себе по очереди всех рядовых и сержантов заставы и минут по пять беседовал с каждым. Такая была у него работа. Когда дошла очередь до Николая, то особист поинтересовался:
– Как дома дела, Николай?
– Нормально дома.
– Что пишут?
– Да всё хорошо, пишут, готовятся уже встречать.
– А невеста, Лена, кажется, ждёт?
– Пишет, что ждёт, а там приеду – посмотрю.
– Такого красавца – и чтоб не дождаться? А что ты там, Коля, на границе за стрельбу затеял?
Вот так без перехода прозвучал коварный вопрос. Сержант давно к нему готовился и потому не был застигнут врасплох.
– Наткнулись в ущелье на кабанов. Бежать некуда. Не бежать же в Иран. Я дал по секачу очередь. Попал. Серёга сказал: не пропадать же добру, и мы вырезали из него мякоть на котлеты.
– Серёга – это рядовой Воробьёв, связист?
– Да.
– Ладно, он мне тоже эту лабуду рассказывал. Наверняка охотились. Сговорились?
– Стали бы мы старого кабана валить, когда там столько молодняка было. Нет, товарищ капитан, не охотились мы.
– Хорошо, ступай. Старшину позови. Пусть войдёт. И в следующий раз поаккуратнее там на Точке.
После этой беседы с особистом у Николая настроение поднялось. Он понял: пронесло.
* * *
После ЧП с кабаном у Николая с Шади произошли изменения в отношениях. Девушка уже не боялась прикосновений молодого человека и сама прикасалась к нему. Особенно нравились ей светлые мягкие волосы парня. Она часто трогала его льняные вихры, которые он начал отращивать к дембелю. Однажды Николай усадил девушку себе на колени, и она не сопротивлялась. А вскоре он покрывал поцелуями шею и щёки юной иранки, и та только улыбалась в ответ.
В ноябре произошло нечто невероятное. Ночи были уже довольно холодные, но днём солнце ещё ясно давало понять, что здесь Юг. Утром к речке без тёплой куртки лучше было не идти, а в обед так пригревало, что можно было и в гимнастёрке упариться. Чтобы Шади не мёрзла, Николай перенёс встречи на середину дня, но куртку всё равно брал с собой: не сидеть же на холодных камнях.
Шёл последний день трёхдневки. Сержант повесил условный знак, постелил на валун куртку и стал ждать свою любимую. Теперь он только так называл мысленно Шади. Последние три письма от Елены Николай даже не вскрыл. Не то что ему уже было неинтересно их читать, просто теперь чтение писем далёкой девушки ему казалось предательством по отношению к Шади. Последнее его послание домой было очень коротким, как телеграмма: «Больше мне не пишите. Скоро уже дембель. И Лене тоже передайте, пусть не пишет».
Да, скоро увольнение в запас – самый счастливый момент для солдат срочной службы. Но отчего же так невесело сержанту Крапивницкому? А оттого, что он встретил здесь любовь, настоящую и безнадёжную. У которой не может быть счастливого продолжения, которая ничего хорошего не сулит обоим. Но может ли он отказаться от этой любви?
– Нет! – вырвалось у него вслух. Николай даже вздрогнул от собственного голоса, но потом добавил: – Господи! До чего же грустно! Но до чего же мне хорошо! Мне никогда так не было хорошо! Шади! Ты где? Шади, милая, ну где ты?
Ветки на заветном кусте слегка вздрогнули, и через мгновение из них вышла прекрасная Шади. Она была совершенно нагая…
* * *
Всю дорогу до заставы сержант делал вид, что дремлет. Он как старший наряда ехал в кабине. Водитель, его тёзка, был любителем поговорить, как и подавляющая часть людей его профессии. Разговаривать Николаю ни с кем не хотелось, поэтому он сразу же пресёк попытку завязать беседу:
– Дай поспать, тёзка. Ночью такая холодрыга была, что глаз не сомкнул, а у тебя тут тепло, хорошо.
– Ну вот, теперь полтора часа придётся ехать молча, – недовольно буркнул водитель, но беспокоить больше сержанта не стал.
– Наговоримся ещё на заставе.
Но и на заставе Николаю ни с кем не хотелось общаться. Даже Расул не произвёл ожидаемого впечатления торжественным сообщением, что специально для Николая приготовил вареники с картошкой.
– Посмотри, какие вареники! Мама твоя таких не умеет делать! Смотри, сколько зажарки! Их почти не видно из-за лука – цыбули по-вашему. Посмотри, лук ещё шипит, как гюрза! Сам бы ел, но для друга старался. Ты же знаешь, как я тебя уважаю.
– Спасибо, Расул, ты настоящий друг.
– Зачем спасибо? Ты попробуй и скажи: «Вах, Расул, сегодня вареники, как у моей любимой бабушки»!
Николай съел один вареник без особого аппетита и произнёс:
– Нормальные вареники.
– Нормальные – и всё? – обиделся повар. – Ты уязвил моё самолюбие в самое сердце, клянусь печёнкой моего дедушки! То тебе лука мало, то муку бабушка на кефире замешивала, то яичный порошок тебе не нравится, то воду я не подсолил, то раскатал тонко, то раскатал толсто. А сегодня что не так, как у бабушки? Нет, я твою бабушку, конечно, уважаю, ничего такого не думай, пусть Аллах продлит её годы. Но она мне уже снится! Я её в жизни не видел, а она приходит во сне и ругается, грозится побить скалкой. Вот скажи, только честно, чем мои вареники отличаются от бабушкиных?
– Моя бабушка мережила вареники, а у тебя как в столовой – просто прищипнутые края. Но в остальном – вах, Расул, какая вкуснятина!
– А вот это… Ну, как ты сказал? Это что?
– Мережила? Это просто! Я тебя научу, если ты меня научишь готовить правильно плов.
– Завтра приходи на кухню, будем опытом меняться.
– Договорились. Представляешь, Расул, приеду домой и всех пловом настоящим удивлю.
В этот раз Николай ел неохотно и мало. Настолько мало, что Расул, зная его любовь покушать, заботливо поинтересовался:
– Ты заболел?
– С чего ты взял?
– Кушаешь мало, а компота две кружки выпил.
– О доме всё время думаю, Расул, потому и аппетита нет.
– Да ты не переживай! Скоро уже дембель. Мне мой земляк из отряда звонил, говорит, что первую партию до Нового года домой отправят.
«Эх, Расул, – подумал Николай, – если бы ты знал, что мне меньше всего хочется попасть в первую партию».
– А скажи, Расул, что означает слово «ханом»?
– Жена, – удивился повар. – А муж, если тебя это интересует, – шахар.
– Точно! – обрадовался Николай, вспомнив, как Шади произнесла: «Шади – ханом, Коля – шахар». – Какой ты молодец, Расул!
– А я тут при чём? – ещё больше удивился знаток фарси.
– Как это при чём? Ты один у нас языки восточные знаешь. Я вот английский в школе учил, а спроси у меня что-нибудь – ни черта не помню, хотя несколько песен знаю на английском языке, а о чём они, могу только догадываться. Ладно, Расул, вареники твои действительно хороши! Мне две порции, пожалуйста.
– Да хоть три! – оживился повар. – Для весёлого друга ничего не жалко. Приятного аппетита!
* * *
Но случилось так, что попал Николай именно в первую партию. Прощаясь, Расул не скрывал радости за друга и некоторой зависти:
– Я же говорил тебе, что Новый год будешь встречать дома! Не забыл, как плов надо готовить?
– Нет, друг, не забыл. А если забуду, напишу тебе. А ты не забыл, как вареники правильно делать?
– Бабушке привет от Расула!
Оба рассмеялись на прощанье, обнялись, и Николай полез в машину, которая вскоре повезла его прочь от заставы, от Точки, от Шади…
Всю дорогу Николай прокручивал в памяти последние свидания с любимой иранкой. Как же их было мало после той неожиданной, поразительной, незабываемой и волшебной встречи, когда Шади вышла к нему обнажённая, – всего двенадцать. Но он помнил всё до самых мельчайших подробностей, до малейшего звука, запаха, ощущения. И это воспоминание возвращало его к Шади и заставляло снова и снова переживать самые счастливые минуты его жизни. На последней встрече он подарил любимой свои наручные позолоченные часы «Полёт», которые ему вручили на производстве как призывнику. Уж очень хотелось оставить девушке на память что-нибудь о себе. А она подарила ему свой необычный браслет из дерева. Вспомнив о нём, Николай хлопнул себя по груди, где во внутреннем кармане находилась самая дорогая ему вещь. На месте! Он облегчённо вздохнул и снова утонул в сладких грёзах.
Очнулся немного только в Баку, подумав, что нужно накупить подарков многочисленной родне. Всё, что ранее
