Пока луна не состарилась…
Ненавижу экзамены! Особенно последний, семестровый. Я пойду в последнюю пятерку, когда этот чёртов «преп» уже устанет. Если он вообще способен уставать. В дырочку видно, как этот доц жрёт чай с лимоном и мило болтает с Веркой. Она ему тоже улыбается. Ей можно улыбаться, она сегодня напялила такую юбку – ух! Она сдаст, а я? О! Только бы сдать! Ну хоть троечку…
- Сёма, Мерген зашел, да?
- Уйди, Натаха, уйди! Он зашел и сдаст, и как всегда сдаст на пять. А я пролечу…
Чёрт, и она сдаст, от нее так здорово прёт французским парфюмом, что она сдаст.
За окном лето, жара, пиво и девочки. А тут в самом расцвете сил в духоте главного корпуса на стуле у окна загибается простой студиозус, а там, за стеклом, вокзал и паровоз до Бийска, откуда рукой подать до Улалы. Но путь в этот рай преграждает этот доц, любитель девочек с ногами от ушей.
- Сэма! – голос Мергена раздался над самым ухом. Когда он успел выйти?
- Ну?
- Что ну? Пятак! Так, Сэм, сейчас я дую в супермаркет за пузырями, вечером сабантуй. Жду в общаге! Ни пуха!
Как я ему завидую. И не только потому, что все наши пробочки поголовно влюблены в него, что у него свой Лексус и роскошная «тройка» с галстуком за чёртову кучу баксов, а потому что он свободен, как ветер. Он сдал. А я завалю…
- Зачем ты нас собрал здесь, Амырсана?
- Ха! Вы же Великие Камы, не так ли? А, ну-ка, покажите мне ваше могущество, докажите, что ваша вера что-нибудь стоит по сравнению с Великой Верой Бодо!
- Нам нечего доказывать.
- А-а! Калпас из рода Мундус! Если я прикажу своим нукерам отрубить твою седую голову, ты сможешь пришить ее на место? Смотри не пришей ее задом наперед! А ты, Сапыр, говорят, ты лечить умеешь? У моего коня сегодня вздутие брюха, ты слышишь? А ну, поправь его утробу! Или ты забыл захватить свою погремушку?
- Прости нас, Великий Хан, мы ничего не замышляли против твоей веры…
- Кого я вижу! Чачаш, а не ты ли отказался принять Великую Веру Бодо? Адьякой, Мандилай, Марал, покажите же мне свою силу! Скамлайте мне новую шубу, покрытую шелком и украшенную мехом выдр! Что? Не получается? Или вы способны только умножать количество вшей в ваших замшевых штанах? А где Шахай из рода Меркит? Говорят, он от страха удрал к орусам, даже не затянув подпруги у своего коня!
- Амырсана, остановитесь!
- Что? Что слышат мои уши? Эти двенадцать плешивых старцев еще пытаются мне угрожать! Нукеры! Сжечь их в аиле!
- Не делай этого, Амырсана, кровь Великих Камов может разрушить и твою империю.
- Опять ты, Калпас! Ну, ничего, скоро твой язык превратится в хорошо прожаренный керзен, и, может, ты тогда поймешь, что нет веры священней, чем вера Бодо. Нукеры! В огонь их!
Всё пучком! Лучше иметь красный нос и синий диплом, чем наоборот! Моя милая общага! Я тебя люблю! С разбега на кровать и - ура! Где мой чемодан?
- Ты что-то потерял?
Япона мать! Зачем так пугать?
- Мерген, я сдал – это раз, с тебя пузырь за твой пятак – это два, а …
Что-то с ним не то. Откуда в нем эта торжественность? С таким выражением лица изрекают только вечные истины. А где пузыри?
- Мерген, ты что, заболел?
- Нет. Ты что-то потерял?
- Мой саквояж! Мергенчик, ты его не видел?
- Он у Стаса. А ты должен взять то, что тебе принадлежит.
- Да возьму я его у него, возьму.
- Я не о том. Луна еще не состарилась. А я ухожу.
Что это с ним? Таким я его еще не видел. Кстати, где мое трико? А что оно делает под кроватью?
- Сэма! Ну, что, сдал?
У Верочки очень приятный голос, но эта манера подкрадываться незаметно бесит. Блин, это чертово трико так перекрутилось.
- Верунчик! Я на тройбан запупырил. Что надо-то?
- У нас утюг сломался, сделай, а?
- Некогда, попроси Мергена.
- А где он?
Вот дура, она же должна была столкнуться с ним в дверях. Да отвернись ты хоть на время, видишь, мэн надевает штаны. И не очень-то успешно. А это еще кого несёт?
- Гаудеамус игитур, ювенес дум сумус! Ну, что ты сидишь? Бегом отмывать стаканьё! Стас! Всё на стол! Натаха! Помоги этому придурку надеть штаны!
Вот ни фига себе! Да он артист! Ему в ГИТИС надо было поступать!
- Мергенчик, твой бархатный баритон минуту назад выдавал другое.
- Верочка, ты хоть бы покраснела! А, ну, помоги ему, видишь, мой земляк сует обе ноги в одну штанину!
- А тапочкой по улыбальничку?
Молодец, Верунчик, так его!
- Стас! Гони мой чемодан!
- О, а как ты узнал, что он у меня? Я его вчера без спросу взял, пока ты где-то шарахался. Но он действительно у меня.
- Мерген, а как ты узнал, что мой чемодан у Стаса?
- О чём ты? Я и не знал. Наталья, наливай! Да помогите же ему надеть штаны!
Мерген курит очень шикарные сигареты, но никогда не жмотничает. Он вообще не жмот, и из-за этого и всеобщей любви к нему наша комната давно напоминает проходной двор. А его девочки! О, это особый разговор! Мне не один десяток раз приходилось ночевать у Стаса, увидев на ручке нашей двери повязанный галстук. Мерген никогда не занимался этими китайско-японскими штучками, но бился, как Бог! Я никогда не забуду, как на втором курсе он отбил меня от пятерых «стопарей» на трамвайной остановке. Он их фактически размазал по асфальту, при этом не получив даже «фонаря» под свой глаз. Я же две недели ходил на лекции в Мергеновской итальянской оптике. Глядя на его физиономию, никогда не подумаешь, что этот парень из обычного села в Онгудайском районе. Через год ему светил рыжий диплом, а все его пятерки он просто делал, чуть ли не левой ногой. Я отловил его в «целовалке».
- Сэм! О чем ты говоришь? Я не заходил в комнату до Верки! Спроси хоть у кого! Мы с толпой были в пивняке, потом затарились и дунули в общагу.
Я рассказал ему о той нашей странной болтовне. Он задумался. В тот вечер он не проронил ни слова. Была выпита чертова туча пива, водки, но Мергена как будто выключили, и он все чаще и чаще выходил покурить в «целовалку», несмотря на африканские пляски и вопли в нашей комнате. Ведь встретиться снова в этой компании мы могли только осенью.
Я отсыхал до обеда. Обожрав напоследок Верунчика, мы с Мергеном дунули в «Маргариту», где слегка разбавили бодун пивом, сгоняли по жаре на «железку», взяли билет на вечерний паровоз, вернулись и упали на свои кроватки в почти опустевшей общаге. Вот тут что-то произошло. Когда я вернулся из душа, куда забурился, изнемогая от жары, то застал Мергена за бутылкой водки. Он никогда не пил один! Да еще в такую жару. Вдобавок мое зеленое покрывало на кровати было закручено в жгут такой дьявольской силой, что его, казалось, можно было распрямить только дорожным катком. Он что, использовал его в виде эспандера?
- Сэм, приходила Верочка, сгоняй к ней, ей что-то было надо.
- Да, я знаю - утюг, а ты собирайся давай, нам еще комнату сдавать.
С утюгом проблем не было. Через пять минут в рабочем виде я вручил его сияющей хозяйке и дунул на свой этаж. Наша дверь была настежь распахнута, но я, не заходя в комнату, достал сигарету и уселся на подоконник «целовалки», где было немного прохладнее. Из комнаты раздавались голоса. Мерген кому-то что-то объяснял, потом перешли на «тон выше». Блин, на нас кто-то наехал! Кто?! Да я … В комнате сидел один Мерген. Вот ни фига себе! Неужели белая горячка? У него? Или у меня?
- Хорош лакать! От этой жары можно сдуреть. Собирайся давай!
Я бросил ему на кровать его дорожную сумку. Вот те на! Его постель вся была излохмачена так, как будто бы на ней спало стадо бомжей! И спало лет десять! И как могла наша кастелянша выдать такое рванье, которое могло бы украсить любой музей в качестве экспоната?
- Мирлан! Как ты попал сюда?
- Я пришел вместо своего отца. Что они хотят сделать с нами?
- Они нас сожгут. Но не это главное. Дьер-Суу, Кан-Алтай никогда не примут веру Бодо!
- Говорят, Вы хорошо знали моего отца.
- Да, Мирлан. Он помог мне одолеть Далай Лхагву – Могол Кама. Дай мне свою правую руку.
- Что вы хотите сделать?
- Ты будешь жить, Мирлан. Я отдам тебе свой Ийде-Куч, но ты должен всем рассказать, что произошло в долине Каракола.
Я люблю вокзалы. Люблю этот монотонный шум зала ожидания, перестук колес проходящего состава, шаркающие шаги у билетных касс и люблю даже эту холодную курятину, которую мы с Мергеном охомячили на гранитном подоконнике вокзала. Особенно хороша «железка» вечером, когда схлынет основная масса куда-то спешащих пассажиров, а останутся какие-то бабушки, мамы с детишками, в углах за баррикадой рюкзаков скучкуются туристы, и когда врубят освещение платформ. Мне всегда почему-то хотелось спрыгнуть с перрона на пути и потрогать эти блестючие в свете прожекторов рельсы, уходящие в обрамлении красных и синих фонарей на горизонте в точку. Эти огромные столбы с противовесами, застывшие на ночь вагоны товарняка, ночной радиоразговор сцепщиков и посвистывание маневровых будили какие-то древние инстинкты к перемене мест.
В почти пустом плацкарте нам достались места возле толчка. Обычно в таких случаях Мерген шел разбираться, но сегодня он не стал придираться даже к комплекту белья. Когда с проблемами к проводнюхе шел я, то все это оканчивалось скандалом и воплями типа: «Много вас тут таких! Выучили на свою голову!»
Мерген же умудрялся влюбить в себя любую ламцудрицу, пусть ей было хоть и сто сорок лет в субботу. После его визита они сами шли на контакт в режиме наибольшего благоприятствования: «Мальчики, чай? Мальчики, кофе?»
В полумраке вагонных плафонов пахло по-обычному – углем и туалетом, но в полуоткрытые фрамуги окон вечерний ветерок задувал звуки вокзала и шум мегаполиса. После глотка пива запах усиливался. Мы сидели напротив друг друга у засиженного мухами окна с занавесками, через которое размыто, еле-еле, неоном просвечивала зеленая надпись «Вокзал». Хотя на столе стояли пузыри с пивом, Мерген не выпускал из рук вторую бутылку водки.
- Так, Сэм, слушай меня внимательно, мне надо много чего тебе рассказать, и, учитывая твой воинствующий атеизм, я прошу меня не перебивать, а выслушать все до конца, а потом ты можешь задавать мне любые вопросы.
Нет, Мерген все-таки неординарная личность -- схавать полторы банки водки и не захрюкать мог только он. Свою полку он почему-то не застелил.
- Валяй.
- Я шаман, Сэма.
- Ага. А я Папа Римский! Колбаску подай.
- Послушай, Сэм, шаман это не тот, кто бегает с бубном вокруг костра. Это такое состояние…
- Когда я литр выжру, я тоже шаман!
- Нет, ты ничего не понял. Я самый настоящий Кам. Не веришь? Смотри сюда.
Его палец прикоснулся к моей бутылке пива. Я в ужасе выскочил в проход, едва не сбив с ног проходящую проводнюху: из горлышка моей бутылки, из которой я только что пил, на купейный столик выползла и копошилась какая-то мерзость. Черви, жуки, какие-то тараканы расползались по столику, падали на пол и убегали в темные углы купе, оставляя за собой зеленовато-фиолетовую жижу. Мне в спину впились когти и, обернувшись, я увидел перекошенное лицо, точнее рожу проводницы с выпученными глазами и с раскрытым в немом ужасе ртом. В следующую секунду она рухнула на пол, подминая меня под себя и не переставая рвать мою спину своими когтями.
Мерген поднял и усадил ее безжизненное тело на мое место. Я же, поднявшись с пола, уставился на столик. Все было нормально. Среди булочек и нарезанной колбаски вполне мирно стояла моя бутылочка пива.
- Что это было, Мерген?
- Извини, все получилось слишком грубо и не так, как я
