Солнечное затмение 2

мыслимые направления. Франзарские пограничники вытянулись по струнке, едва узнали среди прибывших сына короля Эдвура. С их лагеря донеслось несколько громких приветствий, и на каждое из них Лаудвиг отвечал снисходительным кивком. Он вдруг понял, что на протяжении всего пути это единственное место, где он может чувствовать себя в полной безопасности. Данная мысль, успокаивая рассудок, привнесла в его тело частицу теплоты. Словно трепещущий огонь факела проник извне и ласково лизнул его дух.

— Скажите, князь, кому из ваших предков взбрело в голову построить Москву в такой дали от Нанта? Строили бы где-нибудь поближе. Может, уже и доехали бы…

Мельник нашел для себя что-то веселое в этих словах. Он потрепал за гриву лошадь и произнес:

— В летописи сказано, что первым царем в Москве был Иаван Злонравный. Сколько вечностей назад это было… Наверное, в его времена она и была построена. В Священном Манускрипте истории рауссов не уделяется должного внимания, а апокрифы противоречивы и во многом сомнительны.
   
Когда их лошади пересекали Врата, Лаудвиг напрягся. По его неискушенному мнению, должно было произойти что-то особенное. И он был приятно удивлен, когда не произошло ничего абсолютно. Он дышал тем же самым воздухом, ощущал те же самые сжатые ладонями поводья, даже сердце продолжало биться с той же частотой.

— Даже не верится! — с патетикой воскликнул принц. — Я уже за пределами Франзарии! Ну надо же, а!

Мельник удивился, что он радуется как ребенок, которому показали некую невидаль. Сам же князь лишь небрежно пожал плечами, для него пересекать Врата — дело столь обыденное, что даже и пожимать плечами по этому поводу не стоило.

К ним навстречу вышло несколько бевальских пограничников. На их лицах лежала какая-то мрачная тень, и она не являлась физической тенью вселенского сумрака. Старший из них прохладно кивнул и вымолвил традиционное приветствие:

— Добрые путники! Мы рады видеть вас в Бевальгии, но обязаны знать кто вы такие и цель вашего приезда. А так же обязаны взять с вас небольшую пошлину.

Лаудвиг, не мудрствуя лукаво, выложил все что знал.

— Я сын короля Ольвинга, наследник престола. — Слова произвели ожидаемый эффект, пограничники изумленно переглянулись. — А это мой эскорт и мои сопровождающие. Мы едем транзитом через ваш мираж и направляемся в царство Рауссов сжигать вон ту, — он небрежно ткнул пальцем в телегу с клеткой, — симпатичную ведьму. Чтоб ей сдохнуть!

Ни у одного из бевальских пограничников не возникло и толики сомнений в справедливости услышанных слов. Лаудвиг от природы походил на принца:  высокий, широкоплечий, с гордой царственной осанкой, к тому же — очень красивый лицом. Его мягкие чувственные черты гармонировали с вьющимися светлыми волосами. Челка была небрежно закручена вверх, создавая впечатление, будто ему в лицо постоянно дует ветер. А сапфировый взгляд его голубых глаз обладал тайной магией, особенно губительной для женщин.

— О, сьир! Примите наши поклоны! Как поживает ваш отец Эдвур и два ваших брата?

— Отец слишком занят королевскими делами… Мой младший брат Пьер здравствует, — Лаудвиг с силой сжал кулаками поводья, — и успешно молится за весь мир. Что же касается старшего, Жераса… увы, он умер. — Поводья были вновь разжаты. — У него часто побаливало сердце.

Старший из пограничников сочувственно кивнул головой.

— Принц, мы обязаны вас предупредить. Мы не советуем держать путь именно через наш мираж.

— Это еще почему?

— Обратите хотя бы внимание на нашу одежду.

Лаудвиг только сейчас заметил… Нет, впрочем, это заметил он сразу:  только сейчас его насторожило то, что одеяние у бевальских пограничников уж слишком мрачно. Какая-то грубая ткань и одни серые тона.

— В нашем мираже траур, так как пришла беда… В одной из провинций Брасселя вспыхнула эпидемия параксидной чумы. И теперь чума распространилась по всему миражу, захватив даже часть Тевтонии. Десятки тысяч людей уже скосила эта неумолимая смерть. Мы чем-то очень сильно прогневали Непознаваемого. Предвечная Тьма! Из моей семьи остался я один…

Лаудвиг медленно повернул голову назад. Там с каменным выражением лица застыл князь Мельник, а чуть дальше — равнодушный и всегда равнозначно принимающий беды и радости лейтенант Минесс. Лейтенант слегка обнажил лезвие своего меча и тотчас вернул его в ножны. Глупейший жест. Меч против параксидной чумы все равно, что сухая палка против лесного пожара.

— Что делать будем? Пойдем другой дорогой? Через Тевтонию?

Мельник отрицательно покачал головой.

— Нам придется делать слишком большой крюк.

— Вы предлагаете сунуться в самое логово нечисти? Когда у нас во Франзарии была эта чума, отец приказывал убивать всех, в ком хотя бы подозревали носителей инфекции. С зараженными областями запрещались любые общения. А перебежчиков оттуда сжигали, даже не спросив их мнения, как они относятся к смертной казни! Я тогда еще совсем ребенком был. Гувернантка нас пугала этой чумой как самым страшенным наказанием. Короче, хреновая эта шутка, князь…  даже дрожь по коже идет.

Минесс слегка пришпорил лошадь и поравнялся с принцем.

— Сьир, я лично был свидетелем того, о чем вы говорите. Мои бабка с дедом оба погибли от чумы. Скажу честно, эдикты вашего отца были очень жестоки, многих людей казнили по ошибке. Но я ни в коем случае не осуждаю деяния моего короля, ибо позже я понял, что именно эти жесткие меры помогли погасить пандемию, и жертвами невинных спасли жизни тысячам верных пасынков темноты. Я очень хорошо знаю эту болезнь и как с ней бороться. Думаю, мы сможем прорваться. Главное держаться вдали от людей. Временами придется сворачивать с дороги и передвигаться по лесу. Положитесь на меня, сьир.

Лаудвиг рад был на кого-нибудь положиться, а еще лучше — положить. И не на одного, а на всех и все сразу. Ему уже осточертели эти романтические скитания по черной вселенной. Он до одурения в голове хотел вернуться в Нант, зайти в какой-нибудь кабак и расслабиться по всем статьям своего морального закона…

— Князь! Подумайте еще раз! Стоит ли ради обыкновенной ведьмы так рисковать нашими жизнями! Да я ее сейчас задушу! Вот этими руками! Я ее изуродую так же сильно, как она изуродовала мою спокойную жизнь! — Лаудвиг взорвался и резко направился к повозке.

Ольга слегка вздрогнула.  Мельник начал метаться в поисках выхода, даже металлические пластинки на его юшмане стали возбужденно искриться.

— Сьир, подождите!

Лаудвиг нехотя обернулся.

— Вспомните, ведь дело не только в ведьме. Вы должны вручить царю Василию письмо вашего отца. Поймите, речь идет об укреплении дипломатических отношений между нашими миражами. Это глобальная политика.

Лаудвиг сник и раздраженно дернул поводья, аргументы показались ему убедительными.

— Только прошу вас всех — быстрей! Быстрей! Покончить с этим бродяжничеством, и домой!

Вновь застучали копыта лошадей. Вновь заскрипела повозка с пленницей. Ольга всю дорогу молчала. Да и кому что было говорить? Любое слово колдуньи — как масло для огня. Попытаться вызвать к себе сочувствие жалобными вздохами не позволяла ее царственная гордость. Хотя в данной ситуации это был бы разумный вариант. Ольга смирилась. И в этом смирении открыла для себя странный душевный покой. Все вокруг кричали, звенели натянутыми нервами, что-то проклинали, что-то благословляли. Но она не ощущала биения этих страстей. Волны положительных и отрицательных эмоций словно разбивались о ее железную клетку. Здесь было тихо и уютно. Она сидела в самом углу и наблюдала за происходящим вокруг. Последнее время она ловила себя на странном поведении своего взгляда. Он не был столь равнодушен к внешнему миру и столь индифферентен к миру ее потайных чувств. Взгляд почему-то всегда выискивал среди сопровождающих Лаудвига. Ей страшно было признаться себе, но ей нравилось наблюдать за принцем:  когда он возбужден или когда он спокоен — все равно. Она находила его голос приятным для слуха, частенько пыталась поймать его взгляд. И когда он подходил к ее клетке с перекошенным от гнева лицом, грозился:  «я изуродую тебя, ведьма!» — ей почему-то всегда хотелось рассмеяться в ответ. Лаудвиг в ее представлении чем-то походил на воеводу Ярова из личной охраны ее отца… Да, воспоминания об отце скребли и без того исцарапанную душу. Она уже в тысячный раз прокляла себя за то, что не послушалась его. И в тысяча первый раз покаялась, что пошла на берег реки, где они вместе с деревенскими девками водили хороводы. Было весело до головокружения. Память ярко сохранила все пережитые картинки. Внезапный крик подруг. Всадники с масками на лицах. Веревка, ловко опутавшая ее тело. Познание глубины страха и первая в ее жизни истерика, снимающая девственность с ее неискушенной души. Неужели она так и не увидит отца, чтобы попросить у него прощения?..

Ольга очнулась от грез, так как повозка резко затормозила. Но прежде остановились разведчики тьмы. Пьен громко крикнул:

— Идут странные люди! Их немного! Они…

Как потом выяснилось, фраза была незакончена только потому, что Пьен не нашел им подходящего описания. Из глубин мрака с длинными факелами в руках появилось пять или шесть… поначалу даже трудно было распознать в них людей. Принц испуганно подумал:  «уж не ревенанты ли?» Красное и черное. Только красное и только черное. Эти два цвета надолго врезаются в память для всех, кто хоть отдаленно сталкивался с параксидной чумой.

— Все нормально! Смело идем на контакт, они не больны, — решительно произнес лейтенант и добавил:  — Контраст красного и черного...

Лаудвиг в изумлении посмотрел на Минесса.

— Лейтенант! По-моему, вы больны! Объясните, что за маскарад?

Подошедшие люди были полностью закупорены в длинные плащи абсолютно черного цвета, на них ярко-красными линиями были нарисованы какие-то пентаграммы. Лица у всех пятерых, измазанные краской, продолжали ту же расцветку. Путники шли с низко опущенными головами и бубнили молитвы. Один из них хлестал самого себя плетью.

— Непознаваемый… Великий и Страшный… не губи рабов Твоих! Предвечная Тьма, сокрой и сохрани… Непознаваемый… Великий и Страшный… не губи…

Горящие факела заставляли краску на их лицах играть зловещими оттенками. Единственное, что осталось в них человеческого — это глаза. Но живущие какой-то собственной отрешенной жизнью.

— Если вы люди из плоти и крови, остановитесь! — Лаудвиг предостерегающе схватился за свой меч, которым, откровенно сказать, владел еще менее искусно, чем своими пагубными страстями.

Шествующие замерли, один из них вышел вперед и монотонно произнес:

— Добрые путники, идущие к теням будущего. Не хотите ли купить у нас защитные балахоны? Это поможет вам защититься от вируса чумы.

— Надо купить! — настойчиво сказал Минесс. — Контраст черных и красных тонов действительно создает некий иммунитет, хотя и не дает полной гарантии безопасности.

— Ну хорошо, хорошо… — Лаудвиг полез за кошельком.

 Князь тоже достал несколько монет.

— Это для меня и для ведьмы.

Принц сверкнул в его сторону голубизной своих глаз. Его взгляд всегда имел некий потайной смысл, который он