важничающей мелюзгой, которую следует урезонить. Но дело в том, что целое мне как раз-то и не удалось уловить. Я просто видел перед собой объект и пытался как можно точнее воспроизвести его на бумаге. Получалось вроде бы неплохо, однако Танино лицо теперь все больше напоминало слепок или карнавальную маску, пусть и не лишенную миловидности, но совершенно безжизненную и от этого так мало похожую на живого человека.
Отбросив в сторону карандаш, я в раздражении прошелся по комнате. На часах без пяти минут два. Значит, если я сел за работу где-то около одиннадцати, то рисую уже примерно три часа. И при этом не продвинулся ни на йоту. В чем же моя ошибка?
Неожиданно на память мне пришел еще один разговор, состоявшийся у меня с одним из моих институтских преподавателей. Кажется, его фамилия была Курочкин, и случилось это в тот самый период, когда я находился в состоянии поиска и, хватаясь то за одно, то за другое, на короткое время остановил свой выбор на портретной живописи. Помнится, тогда в качестве первого опыта я попытался изобразить одного парня из смежной группы (не помню, как его звали), толстого, рябого, со смешным ежиком на голове и вечно сонным выражением в глазах. Я случайно столкнулся с ним в читальном зале, где он частенько посиживал над подшивками старых газет. Внешний вид этого студента показался мне настолько колоритным, что я тут же, пристроившись за соседним столом, украдкой сделал несколько удачных, как мне тогда казалось, набросков, которые потом и представил на суд преподавателя. Однако Курочкин не разделил моего энтузиазма. Несколько минут он изучал их со скептической ухмылкой, после чего задал мне неожиданный вопрос:
- Скажи, а ты хорошо знаешь этого парня?
И когда я признался, что вижу его в первый раз, Курочкин неожиданно оживился:
- Вот то-то и оно, Лютиков! Прежде чем браться за рисование с натуры, надо хорошо изучить объект, который ты собираешься изобразить. Тебе надо знать о нем как можно больше, начиная с того, что он предпочитает на завтрак, и заканчивая тем, какие книжки ему больше нравятся. Одним словом, ты должен постараться заглянуть ему в душу. Да-да, только в этом случае ты сможешь добиться чего-нибудь путного. Понимаешь, портрет - это не только внешнее сходство. Вернее, сходство - это, конечно, тоже очень важно. Но гораздо важней то, что стоит за этим. Чем быстрей ты это поймешь, тем верней сможешь стать хорошим портретистом. А пока твои работы, уж извини, больше похожи на карикатуры, чем на изображения живых людей. Если брать конкретно этого парня, мне кажется, когда ты его рисовал, тебя больше интересовала форма его ушей и эта нелепая прическа, нежели то, что сидит у него внутри. Задумайся ты об этом хоть на минуту, и у тебя, возможно, получилось бы гораздо более интересное произведение. А так твой портрет, учитывая даже, что технически он выполнен довольно неплохо, в лучшем случае тянет только на три балла…
Помню, что после этого разговора с Курочкиным, я впервые серьезно задумался о том, насколько мои желания соответствуют моим возможностям, и, смекнув, что выше головы все равно не прыгнешь, решил искать применения своим силам в какой-нибудь другой, более понятной для меня области искусства. Да, в то время я посчитал, что это наиболее правильное решение.
Но теперь, похоже, пришел срок платить по счетам. Теперь мне как никогда было важно выяснить, способен ли я на что-то большее, или мой удел вечно плестись в хвосте и довольствоваться малым, добровольно уступая дорогу своим более удачливым соперникам. Что ж, надо признать, что в наставлениях Курочкина был свой резон, и, может, если бы я тогда последовал его советам, то, наверно, сейчас мне не пришлось бы все начинать с нуля… Впрочем, лучше поздно, чем никогда.
Быстро подойдя к столу, я еще раз, одну за другой, внимательно пересмотрел свои работы. На этот раз они показались мне еще более ужасными. Даже та, самая первая, которую поначалу находил все же удачней остальных.
Да, вот где, оказывается, собака зарыта! Видимо, мне потому не даются Танины портреты, что я еще недостаточно хорошо ее знаю. И наша вчерашняя маленькая размолвка только лишнее тому подтверждение. Хотя, с другой стороны, может быть, это лишь мне она кажется маленькой, а для моей подруги это повод к серьезным размышлениям, которые впоследствии, возможно, могут привести к разрыву в наших отношениях. Черт! Как же я сразу об этом не подумал! Вот чем должны быть заняты мои мозги, а вовсе не тем, что поделывает моя бывшая подруга Наденька и как на самом деле она ко мне относится. Все это чушь и яйца выеденного не стоит! По-моему, у меня имеется гораздо более интересный объект для наблюдения.
Описав еще один круг по комнате, я с разгона плюхнулся в кресло. А может, и впрямь пришло время узнать Таню получше? Может, тем, что из этических соображений всячески оттягиваю этот момент, я делаю только хуже? И ей, и себе. Ей, потому что, пусть не совсем осознанно, но, возможно, Таня сейчас как никогда нуждается в моем наставничестве. А себе, потому что… потому что просто не в силах этого сделать, поскольку действую в основном наобум, без всякого плана. Одним словом, получается замкнутый круг, выход из которого, по-моему, только один: ВНОВЬ ПЕРЕСТУПИТЬ ЧЕРТУ.
Итак, главные слова произнесены. В ту же секунду я чувствую, как внутри моей головы начинается знакомое роение. Господи! Неужели мне снова придется пережить все это? Да, похоже на то…
Еще не успев толком сообразить, как мне следует к этому относиться, на всякий случай пытаюсь хоть немного приостановить этот процесс: «А может, все-таки не стоит? Может, достаточно обойтись одним только чтением мыслей?» И тут же сам себе возражаю: «Нет, не достаточно! Чтобы понять теперешнее Танино состояние, тебе необходимо на какое-то время полностью перевоплотиться, что называется, войти в ее плоть и кровь! Только тогда ты сможешь разобраться в ситуации! Иначе никак!» Впрочем, сам ли я это говорю? Или это то самое НЕЧТО, что сидит в моей голове, взяло на себя функции моего незримого наставника и руководителя?..
Я так и не успеваю додумать эту мысль до конца, потому что в следующую секунду меня, как и в прошлый раз, буквально вырывает из кресла, вновь закружив в водовороте летящих навстречу образов. Последнее, что я успеваю мысленно прокричать несущему меня вперед потоку: «Только, пожалуйста, пусть это будет недолго! Полчаса, не больше!..»
Не знаю, был ли услышан этот мой призыв. Да и было ли кому его услышать? У меня нет времени об этом размышлять. Подо мной с сумасшедшей скоростью уже проносятся дома и улицы моего родного города, такие непривычные в ярком солнечном свете (ведь сегодня впервые я совершаю свой полет при свете дня), а может, это уже Серебрянск, потому что Таня скорей всего находится сейчас там… Впрочем, толком разобрать что-нибудь все равно невозможно. Все окружающее вдруг вытягивается в одну длинную многоцветную линию, чтобы через долю секунды под каким-то немыслимым углом резко рухнуть вниз, в пустоту. По глазам бьет яркая вспышка света, которая исходит из огромного ослепительного кокона, надвигающегося на меня с невероятной скоростью… Вот он ближе... еще ближе… совсем рядом… вот он уже поглотил меня полностью, и…
… я вижу длинный коридор. Навстречу мне из аудиторий вываливают группы студентов. Гомон, смех, веселые окрики. Сумка с учебниками трет плечо. Ерунда! Главное, что все, наконец, закончилось. Как же долго тянулась эта лекция! Несколько раз так и подмывало поднять руку и выйти. Хорошо, что я этого не сделала. Говорят, этот препод один из самых строгих. Он бы мне этого не простил: взял бы на карандаш, чтоб потом отыграться на экзаменах. Но я выдержала. Досидела до самого конца. Теперь скорей отсюда, подальше от этого института, от назойливых подружек. Сегодня мне необходимо побыть одной, чтобы все хорошенько обдумать, все разложить по полочкам.
Слава Богу, что Вовки сегодня не было на занятиях. Как же меня достали эти его тоскливые взгляды, бесконечные намеки! Неужели он до сих пор не понимает, что между нами все? Неужели мне еще это нужно ему объяснять?..
- Эй, Четвергова, привет! Куда это ты летишь?
Чуть приостанавливаюсь, бросив быстрый взгляд через плечо. Ну, так и есть! Нелька! Черт! Ее мне только не хватало! Показываю руками, что очень тороплюсь, собираюсь продолжить путь, но она уже летит мне наперерез через коридор.
- Да не спеши ты так! Мне поговорить с тобой надо.
Видок у Нельки, как всегда, отпадный. Короткий топик ярко-салатного цвета, кожаная юбка аж по самое никуда, красные колготки и огромные черные ботинки со шнуровкой. Плюс целый килограмм косметики на лице. Однако, несмотря на это, физиономия у Нельки, как всегда, блеклая, какая-то смазанная. Даже ее попугайская прическа не помогает. Вообще, она, по-моему, из тех, на которых один раз посмотришь, а второй уже не захочется.
- Слышь, Четвергова, что там было на лекции? Перекличку устраивали?
Только тут вспоминаю, что в аудитории ее не было. Впрочем, ничего странного в этом нет. Нелька не частый гость на занятиях, хотя в институте бывает почти каждый день.
- Да, устраивали. Уже в самом конце.
- Вот же блин! Мне сказали, что этот старый перец жутко мстительный… - на какую-то секунду на скулах у Нельки вспыхивают два ярких пунцовых пятна. - Значит, проверял, говоришь. Ладно, переживем как-нибудь! А я, представь себе, опоздала. На целых пятнадцать минут. А входить после звонка, это… сама понимаешь. Ну, я, чтоб время зря не терять, сходила в бар, с ребятами потусовалась. То да сё…
Я делаю нетерпеливое движение, стараясь обойти Нельку, но та вдруг решительно преграждает мне дорогу:
- Да что ты дергаешься, Четвергова? На электричку боишься опоздать? Так до нее еще целый час. Ты не забыла, надеюсь, что нам с тобой по пути? - последние слова она произносит с каким-то особым нажимом, наклонившись к самому моему лицу.
И тут до меня, наконец, доходит. Ведь Нелька видела нас вчера в кафе. Похоже, она что-то хочет сказать по этому поводу, может, даже посоветовать. Конечно, с одной стороны, она мне, в общем-то, никто и выслушивать ее наставления у меня нет никакого резона. Но, с другой стороны, про Нельку много чего рассказывают. Говорят, что парней у нее было видимо-невидимо
