Страх

- Давно это было…  Давно.… Почти сразу после войны…  А, может быть, всё это мне приснилось?

      Леонид Петрович медленно шёл по селу… Полдень ещё не  наступил, но уже ощущался летний зной. В воздухе пахло коровьим навозом и медуницей. От этого крепкого аромата у совсем уже немолодого человека голова пошла кругом.
-  Эх-эх-эх, да, отвык я от деревенского духа, совсем отвык. Вот как меня засосал городской быт, даже на родину съездить могу лишь раз лет в десять… Старею…
- Какой крепкий запах! Это Леонид Петрович говорил про медуницу. Как всё цветёт! Видать, мёда в этом году будет вдоволь…
      Мужчина продолжал идти по пыльной дороге, оглядываясь по сторонам и вспоминая былое.
- Вот здесь жила тётка Мария. В этом доме или в соседнем? Да это всё равно - её, поди, тридцать лет нет в живых… Пожалуй, в каждом доме проживал кто-то из родни… Да, Анищуков была полная деревня…
- А что здесь было? Городской клуб? А что же здесь сейчас?
      Деревня быстро окончилась.  Леонид Петрович проходил мимо последнего дома. Собственно, домом  эту полуразвалившуюся хату назвать нельзя было. Вот тут он задержался. Стал напротив истлевшей калитки и долго не сходил с одного места. Сердце сжалось от ужаса. Давний, забытый страх, притаившийся где-то очень глубоко в подсознании, вдруг снова показался «во всей своей красе» - торжественно вышел из ниоткуда и властно поманил за собой в бездну безумия.
      Мужчина не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Редкие седые волосы у него встали дыбом, но не от ветра, а от страха.
- Сердце, очень болит сердце… Что же здесь было когда-то? Почему я так боюсь?
Постепенно в голове стали появляться какие-то образы, как вспышки пламени…

- Ганна, соседушка, что вы так стесняетесь, как неродная? Проходите в хату, прошу вас. А это ваш сынок? Какой гарный парубок! Весь в маму! Да проходите же!
- И что вы там искали на рынке? Разве сейчас  можно что-то купить? Да я вам  за вашу красоту, что хотите, продам! Мне брат из области привёз мяса, там у них с этим легче…
- Да не  переживайте вы так, вот сынок у вас вертлявый, на месте не сидит ни минуты. Значит, здоровый… Правда, бледный очень…
- А присядьте ко мне поближе, Ганночка… Какая вы, соседка, ладная да розовая - как мальва… Да я побожиться могу, вы просто панночка, молодая какая, а сынок уже большой… Как тебя? Лёня? Лёня, пойди, погуляй во дворе, а мы с твоей мамой тут побалакаем…
     
      Леонид Петрович отвлёкся от невесёлых воспоминаний. Посмотрел на небо. Солнце поднялось высоко и палило немилосердно. Он почувствовал, как нагревается пиджак.  Расстегнул верхнюю пуговицу  накрахмаленной рубашки. Снял пиджак. Стало немного легче дышать. Снова взглянул на крайнюю хату…

- Мне, прямо, неудобно, Арсений Антонович… Вы со мной, как с важной панной обходитесь. А  у вас семья – своих кормить надо…
- Какая семья, соседушка! Да разве вы не знали? Померли у меня все в войну…  Арсений Антонович шмыгнул носом, а потом смачно высморкался на пол и вытер нос рукавом. Пожалели бы вы меня, одинокого старика…
- Да какой же вы старик, Арсений Антонович? Вы – мужчина хоть куда…  
      Сосед придвинулся к Ганне, сжал в своих огромных ручищах так, что она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть.
- А ты проверь меня, Ганнуся…  Давай сейчас поедим маленько, и я тебе покажу, на что я ещё годен. Не пожалеешь… Чай, забыла уже, вдовушка, мужнины ласки?
Женщина еле вырвалась из его жарких объятий.
- Арсений Антонович, ну вы прямо при ребёнке…
- Да какой же он ребёнок, скоро вон усы вырастут… Верно, Лёня? А не хочешь сейчас, Ганночка, так загляни вечерком…
      Краска залила лицо ещё молодой женщины…. Сердце забилось быстрокрылой ласточкой. Глаза заблестели…

- Мамо! Мамо! Я хочу додому! Пишлы додому!
Ганна будто бы протрезвела. Теперь она смотрела широко раскрытыми глазами на Лёню, тянувшего её за рукав.
- А что такое, сыночку? Ну, идём, уже идём. Дякую вас, Арсений Антонович, нам пора домой…
- Так за что дякувать, вы же даже не поели у меня ничего.
- Мамо! Мамо!
- Идём, идём… За добрые слова, Арсений Антонович, за вашу добрую душу…
- Мамо! Мамо!
      Ганна и Лёня вышли из хаты. Хозяин от досады схватил огромный нож и силой всадил его в дощатый стол. От удара подпрыгнули горшки на полках вдоль стены.

      А Лёня всё тянул мать подальше от соседской хаты.
- Сыночку! Что с тобою? Куда ты меня тянешь? Наша хата с другой стороны.
Когда они отошли на приличное расстояние, Лёня начал плакать. Было видно, что он сдерживал свои эмоции какое-то время, а теперь дал им волю. Он весь дрожал. Горькие слёзы текли ручьями по его побледневшим щекам.
- Расскажи, кто тебя обидел? От этого вопроса Лёня зарыдал ещё сильнее. Его худенькие плечи вздрагивали, голова тряслась…
- Мамо, вы не ходите к этому дядьке, слышите, не ходите больше! Он… Он…
- Что такое, Лёнечка? Не плачь, скажи…
      Когда они уже были дома, Лёня потихоньку стал приходить в себя. Ганна села на лавку и усадила сына рядом.
- Говори, Лёнечка!
      Мальчик набрал как можно больше воздуха в лёгкие, будто собирался надуть огромный воздушный шар, и выкрикнул:
- А у дяди Арсена в сенях под лавкой лежит нога!
- Как нога, какая нога?
- Большая, белая нога… Человечья…

      Леонид Петрович поёжился, словно от холода и почувствовал, что по спине течёт ледяной липкий пот, как в том далёком 47-м…

28.06.13.