Капитан Брамы

что разговор шел на непонятном нам языке.
Говорил в основном Топ. Говорил и все прикладывал руки к груди, как будто извинялся за что-то. А стражи все успокаивали гнома, похлопывали по плечам. Брат даже обнял его. Закончив говорить, Топ попросил напиться воды. Теперь стражи задавали вопросы, и гном им отвечал. Даже сел на корточки и, взяв палочку, стал чертить ей на земле.
– Кажется, план катакомб рисует, – догадался Капитан.
Наконец, стражи стали что-то объяснять Топу и показывать в нашу сторону. Топ понимающе кивал головой.
– Друзья! –  крикнул Пестрый, – выходите. Сын земли хочет с вами познакомиться.
Вблизи Топ уже не казался столь умилительным и смешным. Несмотря на маленький рост (где-то чуть больше половины обычного человеческого роста), он был необычайно широк и плотен. Во всей его угловатой, будто из камня выточенной фигуре, чувствовалась огромная сила.
Да, пожалуй, они неплохие войны.
– Здра-а-авствуйте, лю-ю-юди! – обратился к нам Топ. И протянул руку.
Слова приветствия он произнес весьма странно. Не просто растягивая гласные, а как бы выворачивая все слово наизнанку и разделяя на отдельные фрагменты. И уже эти фрагменты соединяя гортанными гласными.
Вслед за Капитаном я пожал руку Топу. Ладонь была словно каменная. Маленькие глазки гнома цепко, но дружелюбно, смотрели на меня. Сразу ниже глаз начиналась чуть рыжеватая растительность, переходящая в ухоженную бороду почти до пояса. Лицо Топа сияло.
Наверное, все вспомнил – подумал я.
– Да, главное он вспомнил, – сказал Белодрев, – все, как и предполагал Серебряный. Так что наш план полностью сходится.
– Что сходится? – спросил Капитан.
– Топ вспомнил, куда они шли, до того, как стали рабами Василия, – сказал Клен. – А вот откуда шли, вспомнил пока очень плохо… Сплошная пелена тумана. Какие-то большие горы. Им стало там трудно и непонятно жить. Тогда два десятка самых выносливых и сильных представителя их народа отправились в поход, сюда. Здесь, вблизи Истока, почти на берегу моря, есть у них священная пещера. Так что Серебряный был прав: пещера есть! Именно в нее-то мы и должны, друзья-человеки, заманить детей гор. В пещере, как верно увидел Серебряный, один из святых камней этого народа, очень важный камень и большой. Это Раха-а-халд. Путешественники должны были добраться до этого Раха-а-халда и понять, как им быть дальше…
Раздалось частое и сухое покашливание. Это кашлял Топ и при этом быстро кивал головой.
– Наш друг Топ выражает согласие, – пояснил Белодрев. Топ перестал кашлять и сказал глухим голосом:
– Надара.
– Благодарить будешь потом, друг Топ, когда с братьями войдешь в священную пещеру, – сказал Клен и улыбнулся. – А сейчас слушайте дальше. В конце пути путешественники повздорили. У них закончились драгоценные металлы и камни. А значит, стало плохо с едой. Один из его народа, оказался очень порченым. Он стал мутить воду среди путешественников. Он говорил, что нет никакой святой пещеры. Это все сказки древних. Кончилось тем, что он сбил всех с пути. Вместо юга, они пошли на север. Дошли до брошенной вашим народом военной станции, там и попали под чары демона. А гном, что мутил воду теперь старший. Василий дал ему имя Гришка.
Клен замолчал. Несколько секунд стояла всепонимающая тишина.
– А камни и металл они, что, на еду меняют? – нарушил тишину Капитан.
– Совершенно верно, – подтвердил Клен. – Сбывают свои дары серым. Серые обожают все блестящее. Ну, а серые им дают еду.
– Дают еду? – удивился я. – Что-то когда их котлован проходили, я еды не заметил. Где ж они ее берут?
– У вас.
– Воруют?
– Не совсем. Серые очень хорошо к вам приспособились. Это… это как ваши кошки. Да, точно. Кошки. Только невидимые для вас, и более умные. Поэтому много ваших вещей как бы отражается в их мире. Ну, вот как эта дорога, по которой мы идем.
– Удивительно, – задумчиво сказал отец Иван, – как чудно все устроено… да, Клен, продолжай.
– И так же отражается ваша еда. Серые делают даже запасы в своих норах. Что же касается тех несчастных, в котловане, их, скорее всего, кормят пришельцы с кургана. Плесенью.
– Чем?! – воскликнули Капитан и отец Иван почти одновременно.
– Особая питательная плесень, – невозмутимо ответил Клен. – Темные ее выращивают прямо в кургане. Она и голод утоляет и дает нечто вроде темного забвения. И опьянения.
– Ясно, – сказал я, – нечто вроде грибочков. Понятно теперь, чего они такие безумные были.
– Друзья, – воскликнул Брат, – может, это, поедим перед главным делом?
Есть нам не сильно хотелось. Впрочем, подкрепиться не мешало бы все равно. Бог весть, когда теперь покушаем. Но я так понял, предложение поесть было сделано больше для Топа. Вот почему Белодрев сразу согласился.
И действительно, гном был весьма голоден. Покончив с трапезой, Топ отказался от воды стражей. Порывшись в своем дорожном мешке, он извлек самую обыкновенную литровую бутыль пива марки «Рогань Традиционное Монастырское». Я глазам своим не поверил.
– Авве Ва-а-асилие не бла-а-гословляет, – сказал он нам. – Но те-е-еперь можно. Те-е-еперь я другой.
Топ достал большую деревянную кружку и вылил в нее пиво.
В небе показалась большая белая чайка. Она сделала над нами круг и с тревожным криком умчалась в юго-восточном направлении.
– Отшельник торопит, – сказал Белодрев, – время удобное. Все рабы Василия на улице. Готовятся к войне. Идемте. План катакомб объясним на ходу.
Топ несколькими огромными глотками покончил с пивом. И бодро, почти не выворачивая слова, сказал:
– Я готов.
Через час достигли границы Брошенного леса. Мертвый Пастух так и сидел на том же месте и в той же позе под деревом – да, это был именно тот зловещий пастух овец, с которым нам довелось встретиться при выходе с Черноморки. Именно тот.
Стражи пропели над ним короткую и печальную песнь, а отец Иван прочитал такую же краткую заупокойную молитву. Я поймал себя на мысли, что мертвый Пастух выглядит даже лучше, чем живой. Как не кощунственно это звучит. Но мертвые стеклянные глаза все же не так страшны, чем глаза полные запредельной потусторонней ненависти.
– Какая тяжелая здесь атмосфера, – сказал отец Иван.
Мы покинули мертвого Пастуха и ускоренным шагом двинулись дальше. Брошенный лес остался позади. Теперь нас обступали со всех сторон огромные, словно горы, холмы. Дорога то петляла между ними, то взбиралась на их плоские желтовато-белые песчаные вершины.
Вскоре показалась оставленная воинская часть. Правильней, наверное, сказать – позиция. До части несколько призрачных одноэтажных домов с покосившимися мачтами антенн, на вершине громадного отдельно стоящего холма, не дотягивали. Дома были длинные, как бараки в Черноморке и частично обрушенные. Пыльная серая дымка витала над ними. Брошенная позиция напоминала мираж, готовый вот-вот растаять. Мы остановились.
– Пора, – сказал Пестрый.
Капитан повернулся к отцу Ивану:
– Батюшка, благословите, – тихо попросил он.
Отец Иван благословил и обнял его:
– Друг, Николай, ты мне прямо как родной стал. Господи, только бы все получилось у нас. Я так переживаю.
– Все мы переживаем, – сказал Клен поразительно спокойным голосом, – не переживайте, все будет хорошо.
– Верно, – подхватил Пестрый, – все будет хорошо... Веди нас, Топ.
Гном важно кивнул головой и двинулся в сторону оставленной позиции. Следом за ним Пестрый и Капитан. Топ должен был провести их к тайному лазу в катакомбы. По той самой тропинке, по которой уходил от отца Василия сам. Лезть обратно в катакомбы Топ наотрез отказался. Боюсь стать прежним – заявил он нам. Так что Капитану и Пестрому оставалось в одиночку обшарить логово отца Василия. Взять церковные ценности и выдвигаться к главной келье, «игуменской».
А мне и отцу Ивану предстояла беседа с «игуменом», в этой самой келье. Если, конечно, нас не прибьют раньше его рабы. Хочется верить стражам, но, увы, страх сильнее.
– Идемте, – сказал Белодрев, – осталось совсем немного.
– Вы, – обратился Белодрев к отцу Ивану и ко мне, – идите теперь чуть вперед. Мы немного отстанем, чтобы в случае чего успеть спрятаться. А вы смело шагайте, говорите им, что к Василию идете. Они вас не тронут. Не бойтесь. Мы читаем мысли Василия, что звучат в их головах.
Я и отец Иван тяжко вздохнули и двинулись быстрым шагом вперед. Дорога несколько раз круто повернула, а потом мы услышали голоса. Грубые гортанные голоса, выкрикивающие, кажется, какую-то команду. Что-то вроде «аза-аб-дуб». И снова все мое нутро похолодело от страха. Отец Иван выглядел не лучше. Но шаг мы не сбавляли.
Дорога вывела нас на небольшую поляну перед высоким конусообразным холмом, со срезанной вершиной. Именно отсюда и раздавались голоса. С десяток, если не больше, родственников Топа носились по поляне и махали устрашающими огромными топорами. Со стороны все их движения напоминали причудливый, сложный танец… если б только не зловещие топоры.
Из толпы «танцующих» отделился один гном. Выставив вперед топор, он двинулся прямо на нас. У меня сердце ушло в пятки. Не доходя до нас несколько шагов, гном остановился и прокричал:
– Ни ша-а-агу вперед, слу-у-ги анти-и-христа!
Мы остолбенели. Тут появился другой гном, толстый и важный, с густой черной бородой. Он оттолкнул кричавшего гнома в сторону и обратился к нам, почти не выворачивая слова:
– А-авве Василие ждет вас. Идите прямо. Видите вход? Идете туда. В мона-а-астырь. Будет стена. Нажмете на рыбку, войде-е-те в коридор, нитки-веники. Потом пря-я-мо по коридору. Будет лестница. Идите по ней наверх. И та-ам увидите.
И гном даже нам поклонился. Я обратил внимание, что гном без топора, зато на груди у него болтается та самая «рыбка», а рукава и полы кафтана прошиты золотыми нитками и украшены блестящими самоцветами.
Гришка, – догадался я, –  старший гном.
Мы неспешно двинулись вперед. Остальные гномы (а они перестали махать топорами, как только заговорил с нами Гришка) кланялись нам и как заведенные повторяли:
– Простите нам наше несмирение. Простите нам наше несмирение…
От этой картины было и смешно и страшно одновременно.
Мы миновали несколько ступенек, высеченных в камне, и уже почти вошли в катакомбы, как на нашем пути оказался невысокий, чуть полноватый человек, лет 30-35. У него было круглое, бледное лицо и жидковатая, но длинная бородка. Человек был в черном подряснике. Увидев нас, он широко улыбнулся и дружелюбно взмахнул руками:
– Ну, вот и встретились, – сказал он.


Матрица
 
– Идемте ко мне в келью, что стоять-то, – продолжил полнолицый человек с самой теплой нотой в голосе и сделал нам пригласительный жест.
Мы оказались в длинном полутемном коридоре. Где-то впереди тускло горела электрическая лампочка, словно маяк.
Внезапно я понял, откуда взялись все эти катакомбы:
Это же так просто – если на вершине холма стояла станция ПВО, что просвечивала своими радарами далекий турецкий берег; то здесь, под холмом, у военных были подземные коммуникации. Их-то и занял отец Василий…
Дойдя до конца коридора, мы уперлись в стену. На стене, прямо над нами, висела большая икона, изображающая Страшный Суд. Под иконой была нарисована «рыбка» (точно такая же, как в ограбленной краснокутовской церкви). Свет единственной электрической лампочки