Хомут для обезьяны

мотивацию  подобных  действий, намекали  на  «раздувание»  сметы  и  другие  бухгалтерские  штучки.  Может,  и  так.  Но  сейчас,  логика  сих  «реформ»  мне  представляется  проще.  Гаузер  всегда  предпочитал  любые  проблемы  решать  прямым  нахрапом.
Такая  инъекция  «свежих»  сил  не  осталась  без  последствий.  В  работе  снова  присутствовала  толкотня,  нехватка  инструментов,  свары.  Случились  даже  стычки  между  «стариками»  и  «салагами».  Лучшие  специалисты,  не  боявшиеся  остаться  без  работы,  открыто  поговаривали  об  увольнении.  На  «раздрай»  и  «брожение»,  Гаузер  прореагировал  привычным  методом – стал  «крутить  гайки».  И  «пружина»  лопнула!
Однажды,  делая  внеочередной  обход,  шеф  застукал  за  досужей  болтовнёй  двоих  «мастеров»:  Сашу – харьковчанина,  и  Дмитрия – бывшего  офицера  из  Белоруссии.  Вердикт  был  жёсткий:  Дмитрия – за  ворота;  Сашу,  как  заслуженного  специалиста,  оставить,  но  предупредить.
Харьковчанин  поступил  ещё  хуже – прибег  к  помощи  русского  национального  «лекарства».  Явился  утром  навеселе  и  поднял  «бузу».  Искра  попала  на  горючий  материал.  Устроили  митинг.  Бригада  забастовала.  
Мне  пришлось  выслушивать  всё,  что  у  них  накипело.  Главные  требования: прекратить  обращаться  с  людьми,  как  со  скотом,  и  вернуть  назад  «офицера»!  
Я  понимал,  что   дело  не  в  Дмитрии.  Просто,  всем  всё осточертело.  А  подспудное желание  покончить  с  унизительным  положением  созрело  давно.  Предсказуем  был  и  исход  бунта.  В  душе,  парни  это  понимали.  Но, – уже  понесло!  Им  захотелось,  сбросив  постылое  иго,  громко  хлопнуть  дверью.  Попытки  вернуть  рабочих  к  разуму  оказались  тщетными.  Эмоции  сорвались с  цепи.  Кричали,  что  их «с  ногами-руками»  возьмут  другие  фирмы;  требовали  австрийца  для  разговора!
«Уволить!» - приказал  шеф,  после  моего   доклада  о  митинге.  Видя  недоумение,  он  зыркнул  своими  белёсыми  буркалами:  «Да!  Да!.. Всех!..»
Похоже,  подобная  ситуация  в  его  практике  не  являлась  уникальной,  и  стереотип  поведения  был  отработан.  Меня  взяла  досада  и  злость:  «Что  я,  челнок  тебе!?..  Иди,  и  объясняйся  сам!»  Не  поднимая  головы,  произнёс:  «Я  должен  им  это  сказать?»
Решив,  что  я  струсил,  Гаузер  порывисто  встал:  «Пошли!..»
Пробравшись  сквозь  толпу,  он  обвёл  всех  насмешливым  взглядом:
-  Что  господа  имеют  мне  сообщить?!
Выслушав  требования,  велел  мне  переводить:  «Кто  не  хочет  работать,  пусть  уходит!»
Братва  загалдела:  «Давай  выясним!..  Давай  поговорим!..»
Ответ  прозвучал  короткий  и  на  русском  языке:  «Зачем?!..»  
Митинговальники  и  сами  не  знали  зачем.  На  этом  дебаты  закончились  и  стороны  разошлись.  Наши – заметно  удручённые…
Если  не  брать  в  расчёт  конечный  результат  конфликта,  шеф  выглядел  орлом!  Не  поддался  шантажу.  Но,  результатом  побоища  была  потеря  лучшей  и  квалифицированной  части  «войска».  С  кем  теперь  «воевать»?..
Сей  вопрос,  всплыл  уже  в  день  погрома.  Я  предложил,  на  подмену,  вызвать  знакомых  мне  и  проверенных  рабочих,  со  Львова.  Но  придется  отыскать  сразу  много  жилья.  Это  хлопотно  и  дорого.  Как  всегда,  начальник  предпочёл  простоту. Часть  «бойцов»  рекрутировали  с  улицы,  а  другую  часть  «оторвал  от  сердца»  Крамаренко.  Боекомплект  набрали  быстро,  но  не  все  «патроны»  стреляли.  «Уличных»  требовалось  обучить  ремёслам,  и  Гаузер  принял  в  этом  деятельное  участие.
«Оторванные  от  сердца»,  показались  работящими  и  толковыми  ребятами. Почти  все,  они  были  обывателями  украинского  города  Шостки; призывного  и  допризывного  возраста,  скрывавшиеся  от  военкоматов.  Меня  беспокоило,  что  в  поведении  молодых  людей  присутствовал  сильный  налёт  «приблатнённости».  Оказалось,  что  он  не  случаен  и,  не  единожды  с  этим  возникали  проблемы.  Как  молодые  волчата,  хлопцы  быстро  двигались,  схватывали  суть  дела  мгновенно.  Но  были  себе  на  уме,  и  взгляд  их  выражал  всё  что  угодно,  кроме  доброты,  приветливости  и  общительности.  Держались  отчуждённо  и  недоверчиво.  Впрочем,  с  некоторыми  удалось  наладить  отношения,  и  они  раскрыли  мне  истоки  такого  поведения.
Из  рассказов,  следовало,  что  причиной   блатных  тенденций  были  нравы,  царившие  в  их  родном  городишке.  

8.

Ещё  с  пятидесятых  годов,  течение  жизни  в  Шостке  определял гигантский  химический  комплекс,  выпускавший  взрывчатку, нитраты,  порох  и  фотоматериалы.  Почти  всё  население  города,  так  или  иначе  связывало  свою  жизнь  с  комбинатом.  А,  по  существовавшей  ранее  практике,  именно  в  небольшие  промышленные  населённые  пункты,  на  перевоспитание  рабочим  классом,  направлялся  уголовный  элемент:  «зеки» – после  отсидки;  ссыльные – на  поселение;  так  называемые  «химики»,  которым  срок  заменяли  вредными  работами.  Криминал   в  такой  степени  заполонил  город,  что  тот  стал  похож  на  «зону».
«Бытие  определяет  сознание» – учили  нас  когда-то.  И  сознание,  особенно  молодое,  приспособилось  к  реалиям.  Творцами  ментальной  среды  города  стали  «урки».  Наглые,  не  знающие  преград  и  тормозов, – чем  не  «герои»?  Они  определяли  мировоззрение,  вкусы,  повадки,  законы  поведения  молодых;  и  даже  их  походку.  Законы  эти  просты.  Жизнь – собачья  свалка,  где  сила  определяет  всё.  Беззубому – конец!  Сочувствие – слабость!  Искренность – для  идиотов! В банде – сила: «Заяц с шоблой – хрен ложил на льва!»…   Взращенные  на  таких  принципах  юнцы,  неминуемо  сбивались  в  уличные  стаи,  враждующие  между  собой.  Начались  «разборки»,  «войны»,  «шутки»…  «Шутки»   незатейливые.  Например:  угнать  в  лес  бочку  с  пивом  и  неделю  упиваться  всей  шпаной.  Можно  ещё  избить  до  полусмерти  «чужака»,  неосторожно  забредшего  на  подконтрольную  банде  улицу.  Самые  «отмороженные»,  в  своих  фантазиях   предела  не  имели.  Рассказывали  про  такое   развлечение:  покупается  рыболовная  блесна  с  тройным  крючком;  к  ней  крепят  тротиловую  шашку  с  запалом,  поджигают  шнур  и  бросают  в  толпу  «врагов»  (пацанов   с  соседней  улицы).  Зацепится  блесна  за  куртку – половины  спины  у  человека  нет…
Печально,  что  скрыться  молодым  от  подобных  порядков  было  некуда;  как  рыбёшке  в  протухшем  пруду.  Ни  одна  душа  не  оставалась  без  блатной  опеки.  
Работал  у  нас,  из  шосткинских,   девятнадцатилетний   Саша. (Простите, так  повезло – в  бригаде  половина  сотрудников  звались  Александрами).  Интеллигентный,  эрудированный,  симпатичный  парень – из  семьи  школьных  учителей.  Толковый  работник,  легко  справлявшийся   с  любым  заданием.  Попросил  он  у  меня  однажды  отпуск  на  десять  дней.  Причина:  у  любимой  бабушки  курей  украли!..  «Не  в  курах  дело!»  -  пояснил  Саша:  «Если  я  не  соберу  свою  банду,  и  не  затею  поиск-разборку,  мой  статус  в  квартале  понизят…  Причём,  разборку  непременно  следует  завершить  наказанием  воров.  Не  обязательно  истинных.  Просто – кого-то  нужно  побить.  Иначе,  меня  начнут  «опускать».  А  «опущенному»,  и  в  магазин  спокойно  не  выйти…».  Хочешь,  не  хочешь – кати  к  бабушке!  Тем,  кто  пытается  жить  вне  законов  улицы,  хуже  всего.  Им  прохода  не  дают!
Такие  нравы.  Они,  конечно  же,  оставили  след  в  юных,  формирующихся  мозгах.  На  всю  их  последующую  жизнь,  во  взгляде  молодцов  будет  читаться  жесткая  печать:  «Сделано  в  Шостке!»
Но,  что  удивительно,  вырвавшись  в  Москву,  всё  шосткинское  землячество  держалось  дружной  компанией.  Бывшие  заклятые  враги,  из  соперничающих  банд,  обнимались  как  братья.  Туалеты  измарали  дурацкими  надписями:  «Шостка – Сила!»  Врагами  для  них  теперь  стало  все  московское  окружение.  Я  спросил:  будет  ли  продолжаться  их  дружба   дома?  «Неее!..»  -  хором  оскалились  граждане  Шостки...  Надеюсь,  с  тех  пор  они  поумнели.   О  том,  что  подобрели,  даже  не  заикаюсь…

9.

Вернёмся  к  нашим  делам.  Обучение  принесло  свои  плоды,  и  производство  зашевелилось.  Спустя  две  недели  после  бунта,  нам  удалось  достичь  сносных  темпов  работы.  Мне  здорово  помогли  некоторые  «самородки»,  такие  как  Александр  Камаев  из  Донецка.  Умный  и  обаятельный  мужик  (очень  похож  на  Шевчука,  из  ДДТ).  Парень  работал  как  заведённый,  быстро  и  качественно.  Его  помощник   жаловался,  что  Саша  и  во  сне  орёт  про  работу.   К  сожалению,  Александр  имел  пристрастие  к  «стакану».  Позже,  Гаузер выжил  Сашу  со  стройки (за  дерзкие  высказывания).
Между  тем,  "ЛЯЙевцы"  возвели  уже  двенадцатый  этаж.  Фронт  внутренних  работ  расширился,  и  к  работе  подключилось  множество  фирм,  подрядившихся  начинить  домину   трубопроводами,  вентиляцией,  подвесными  потолками,  полами,  дверьми, сантехникой…  Всем  тем,  что  превращает  пустые  стены  в  жильё.  Зачастили  «фуры»  со  стройматериалами.  Иногда,  по  три  на  день.  Начались  погрузо-разгрузочные  «авралы»,  в  гонке  и  сутолоке  которых  про  безопасность  труда  мало  кто  вспоминал…  И,  что  должно  было  случиться,  случилось…
По  приказу  Гаузера,  я  сформировал  команду  из  восьмерых  рабочих  и  откомандировал  их  в  распоряжение  фирмы  OTIS.  Шеф  продал  «откомандированных»  для  использования  при  разгрузке  транспорта.  «Фуры»  доставили  из  Европы  огромные  пачки  стальных  дверей  к  пассажирским  лифтам.  В  каждой  пачке,  по  пять  двухметровых  дверей.  Требовалось:  башенным  краном  снять  их  с  машины,  поставить  на  землю,  распаковать  и  поднять  каждую  дверь  на  нужный  этаж.
…Случилось  несчастье!  Раскрепляемая  на  площадке  пачка,  вдруг,  веером  стала  рассыпаться.  Четыре  двери  нашли  себе  опору,  а  пятая,  как  книга  на  полке,  стала  валиться  на  людей.  Зрелые  мужи,  мгновенно  «врубившись»,  воробьями  вспорхнули  врассыпную.  А  самый  «зелёный»,  восемнадцатилетний,  кинулся  ловить  падающие  тонны.  Его  и  прихлопнуло…  
Но,  в  этом  мире  неудачи  живут  вперемешку  с  удачами.  Полотно  двери,  на  счастье,  оказалось  в  раскрытом  положении,  и  парень,  поскользнувшись,  головой  и  плечами  проскочил  в  дверной  проём.  Кроме  того,  одним  из  верхних  углов,  падающая  дверь  попала  на  брошенную  пустую  металлическую  бочку,  которая,  смявшись,  не  дала  зубам  смерти  сомкнуться  до  конца.  Лишь  дверной  порог  догнал  пацана – раздробил  кости  таза,  сломал  бедро,  порвал  мочевой  пузырь.  Хвала  тем  неряхам  что  поленились   прибрать  за  собой  пустую  тару!  Благодаря   разгильдяйству,  человека  не  разрубило  пополам!…
Топот  ног,  крики!..  О  случившемся,  я  узнал,  остановив  бегущих  рабочих.  Впервые  видел  овал  испуга  в  глазах  твёрдокаменного  шефа.
Скорую  помощь  ждали  полчаса.  Парнишка  был  бледен,  но  в  сознании.  Чтобы  тот  не  замёрз,  ребята  накидали  на  него  свои  фуфайки.  Глядя  на  гору  лохмотьев,  я  уговаривал  парня  терпеть  и  не  бояться.  Сам  же  думал:  ему  конец!..  Подошли  австрийцы;  качали  головами  и  цокали  языками…
Но  мальчишка  выжил,  и  через  год  вновь  приехал  в  Москву  вкалывать. Гаузер  не  бросил  мальца  в  беде.  Заплатил  среднюю  зарплату  за  время  в  больнице  и  дал  денег  на  лекарства.  Прогресс!  Обычно,  все  «наши»  болели  за  свой  счёт.
Я  ожидал  комиссии,  расследования,  санкций  за  нарушение  техники  безопасности. ..