Концерт или митинг?

-1-

Поминoк по Финнегану мне не сочинить. Разве что поминки по Диме В., гитаристу группы «Бомж», который вчера повесился в Улан-Удэ. Ночью они с Кириллом бросили кости – Диме досталось взбираться по пожарной лестнице на крышу, чтобы спрыгнуть на балкон – открыть дверь квартиры, так как мне негде было ночевать, а ключ я потерял. Мемуарная часть вся. Необходим позитив.
Да вот, говорят, поколение Y. А я ещё помню dialup. «Всё-таки я преклоняюсь перед возможностями Интернета – и как мы до этого без него жили?!».  Y-хромосома с I-net геном какая-то. Часами выуживать ёжиков в шампуне. Или лубки Heide Presse. Когда же я доеду до Мадрида – посмотреть Капричос?
Как-то всё сразу вывалилось терабайтами, торрентами. Хотя в объединённом королевстве это происходит более естественно, чем в городе Омске. В объединённом королевстве я подписался на рассылки галереи Saatchi. Присылают – из Лондона бритпоп, из Омска – Васю Обламова. Бритпоп – лучше – absolute beginners. А тут ещё Член Науки не разбирает «Чё?» к чему, ему надо ставить пометку – Readonly. «Из моря информации, в котором мы тонем, единственный выход – это саморазрушение» – но автор строки не саморазрушается и пиарится, и пиарится – правда что ли скрытый еврей?
Успешные люди – катафатическое богословие успешных людей. Всё, что не позитив, – паранойя. «...именно здесь мы подходим к удивительному открытию: эта наивная детская вера русского народа, его доверчивость и кажущаяся беззащитность перед злом, его упование на божественное чудо – и является удивительной чертой, отличающей русских от других народов, делающих русских божьим народом, народом преображений». (Александр Проханов)
А воoбще-то, появляется «чувство» (без границ)! Чувство, что весь мир против тебя, – есть не просто «чувство». Что-то там я ассимилировал, ассимилировал – и недоассимилировал. Кефира мало пью.

-2-

Собственно говоря, дело революции живёт. Revolutions per minute! Революция, т.е. «геволюция в отдельной взятой стгане», – дело прошлого, большая организация, потом большой концлагерь. А мелкая революция – либерализация, катарсис – живёт. Революция – это, собственно говоря, скачок в развитии. Что-то там ползёт, накапливается много ерунды, шлака всякого. А тут – шёл дурачок себе по лесу, всех послал куда подальше и вышел на новую себе дорогу.
Transmission for the people and by the people. Остаётся проконсультироваться у серьёзного бородатого дяди: а разрешена ли иная форма творчества, с точки зрения его высшего вкуса? А какая (ПАРТИЙНАЯ ИЛИ ПРАВОСЛАВНАЯ) КУЛЬТУРА стоит за тем или иным актом подконтрольного творчества?
Все знают музыкальный коллектив АББА из Швеции, злые языки говорят, что сексуальные меньшинства распознаются по страсти к этим мелодиям... (dictionary of sarcasm). Но шведы не чужды и «революции» – на панк-продукции «Refused is fucking dead» читаем slogan: «Протест прекрасен в наше безобразное время». Таким образом, противоположности объединяются чьим-то высшим вкусом.  
Эксперты (Bruce Pollock) считают, что «добрые Beatles» и «злые Rolling Stones» находились у истоков революции. Но кому нужны музыканты, когда речь идёт о революции? Революции той, что внутри нас. Для «этой» революции музыка и любые формы искусства не нужны – нужна пара лёгких, и будет песня. Так что понятно, что такое панк. Но всё же, до того как появляются эпигоны, обычно кто-то бывает первым, и он во что-то верит.
«Великая Революция Рок-н-ролла» 1969 года опиралась на революционеров, которых Bruce Pollock характеризует следующим образом. Интервью с Essra Mohawk: «Мы были вечными подростками. Нам позволили оставаться подростками дольше, чем какому-либо другому поколению в истории. И мы не знали, что такое ответственность. Мы не знали, что такое осмотрительность. Всё что мы знали – cвобода (freedom). Что-то было не так с нашими предшественниками. Они что, не знали, что такое быть свободными? Но и для нашего поколения, если бы мы жили достаточно долго, чтобы начать соображать что к чему, мы бы начали соображать... Однако, лично я считаю, это замечательно, что мы не докатились до этого – если бы я имела успех, я бы, вероятно, умерла». Однако это интервью было взято в Филадельфии, в США.
Посмотрим, что сказали бы в Новосибирске, в России. Статья Сергея Глазатова: «На мой взгляд, гибель рок-музыкантов в последнее время объясняется прогрессирующим распадом единого духовного поля, объединившего всех нас в недалёком прошлом. Будучи Зазеркальем коммунистического тоталитаризма, андеpграунд цементировался наличием двуединого монстра – врага тоталитарного государства и совкового менталитета. Стоило тоталитарному колоссу на глиняных ногах xoть чуть-чуть пошатнуться, как немедленно обнаружилось, что все мы разные люди со своими многочисленными комплексами, амбициями, иерархией ценностей, жизненными устремлениями и социально-политическими взглядами. Вследствие этого и происходит упомянутый распад духовного поля, сопровождающийся колоссальным выбросом энергии».
Трудно отрицать, что сравнение двух «держав», имеющих большое сходство в амбициях и претензиях на истину, – довольно интересное занятие, особенно что касается революции и свободы. Считается, что Россия не является родиной рок-н-ролла, и «русский рок-н-ролл» приписывается чуть-ли не отщепенцам и непатриотам, тем не менее, это не так, и всё сложнее. В определённом смысле речь идёт о характеристике целого поколения и о некотором вышеупомянутом «духовном поле». Как представитель этого поколения, который всё же волею судьбы долго не умирает по сей день... я хочу уточнить кое-что, что не может считаться просто мемуарным мифом.
При наличии склонности к дедукции и привычки опираться на «общезначимые» ценности, нужно заметить, что духовные поля являются полями «трансмиссии» информации от человека к человеку. Так же иногда упоминаются «двери восприятия» – doors of perception. Cчитается, что хорошо бы иные двери держать закрытыми. Такие серьёзные общественные институты, как образование, религия, медицина, намеренно разрабатывают программы управления сознанием – счастье важнее поиска неопределённых ресурсов. А человеку всё же свойственно уклоняться от управления – начиная с азов творчества, и вплоть до политических альтернатив существующим основам. Также человек обычно проходит сквозь кризисы. Если кризис и не настолько разрушителен, чтобы быть необратимым, всё равно здоровому человеку разрешено думать обо всём, включая мысли о смерти или мысли о том, что его сознательно или непреднамеренно обманывают, или просто о том, что в мире нет совершенства. Кризисы начинаются, как всем хорошо известно, в подростковом возрасте – и возможны разные пути эволюции и революции.
Рок-н-ролл всего лишь одна из антикризисных программ. Если иной еврейский мальчик успокаивается игрой на скрипке, это другая программа. Но, еврейское воспитание дело тонкое – это тема специальной статьи. Посмотрим на революцию как форму шумового протеста. А именно, я помню шумовые стереоустановки, из которых изливались «диппапл, криденса» и прочий «black sabbath» – и это была «прекрасная форма протеста», как сказанно гораздо позже в Швеции. Хотя я припомнил как раз времена «тоталитарного государства и совкового менталитета». Как известно, распад и развал не заставил себя долго ждать. И тогда появился более агрессивный рок-н-ролл, точнее, уже нечто и не рок-н-ролл, а формы, более близкие к объектам карательной психиатрии.  
В России русский рок-н-ролл не был так сильно привязан к психоделии и к наркотикам, как в США и Англии. В русском рок-н-ролле 80-х годов не было своего Тимоти Лири, изучавшего наркотики и ставшего прозелитом музыки. В 1986 году в Новосибирск приехал Борис Гребенщиков с группой «Аквариум». Билеты были распространены среди комсомольских активистов. После выступления Гребенщиков беседовал с залом. Он говорил об элементарных основах индивидуализма. «Я один, и другого такого, как я, больше нет», – сказал его гитарист Александр Ляпин, и никто в зале ДК Чкалова не понимал, о чём это им говорят. Это тогда был такой этап революции.
В этом же, 1986-м, году я бывал на квартире известного тусовщика, Александра «Иваныча» Рожкова – он мой одноклассник к тому же. На этой квартире постоянно бывали Егор Летов и Янка Дягилева, и там начинался новый этап революции. «Если бы я мог выбирать, я был бы Гребенщиков», – говорил Егор Летов. Я, к сожалению, с Янкой практически знаком не был, но с Егором много разговаривал. Однажды Рожков повёз его в так называемый «зомбарий», а меня не взял – ну у него были свои там соображения, кому делать какие экскурсии. Меня он водил в другие места. С «зомбарием» этим работал некий следователь милиции Борискин, которому по долгу службы приходилась пробовать на себе всё: «колеса», «известку» и разные другие суррогаты психотропных препаратов. Также у Рожкова я познакомился с некой Галей-галопиридол, которую её первый муж, Сергей «Джекл» Глазатов, звал «бесноватой», а второй муж собирал библиотеку «мрачных книг». Когда они уезжали в Израиль, Рожков все эти «мрачные книги» по методологии наук и математике похоронил в погребе своего дома. В Израиле сборщик этих книг Виталий, будучи русским, долго не протянул и утопился в Средиземном море. Я, когда приехал в Израиль, пытался Галю найти по её следам в городе Ашдоде, но не удалось. Чуть позже мой экскурсовод Иваныч, который отслеживает все рождения и смерти, сообщил, что Галя похоронена в Эйлате. Но это я отошёл от своей статьи и увлёкся мемуарами, впpочем, только чтобы напомнить тем, кого это как-то касается, об их старых друзьях.
Егор Летов является учеником Сергея Жарикова, который, по крайней мере, сам это утверждает. Он называл Егора хиппарём, а затем, считает, что сделал из него человека, т.е. как бы человека – панка. Познакомил его с Лимоновым и Баркашовым. Это уже выходит за рамки мемуаров, так как панк-рок – это политическое движение. Зачем Егор Летов явно злоупотреблял политикой – это ему виднее. Но, он это делал давно, когда панк-рок ещё был другим. Сейчас то, что называется панк-роком, скорее hardcore стиль, и в России ему аналогов нет. В России «русский панк-рок» умер вместе с Егором Летовым.

-3-

В общем-то, я занимаюсь анализом текстов. Из дисков я выдёргиваю книжки с explicit lyrics и пытаюсь, когда это возможно, переводить, а чаще просто отношусь как к серьёзной форме поэзии, что, разумеется, не все одобряют. «Какова эффективность механизма воздействия, доступная поп-артисту?»
Как ни странно, у Егора Летова очень необычная и оригинальная лексика, и его стихи не ценят образованные литераторы совершенно напрасно. Иногда, конечно, какие-нибудь «нерукотворные п##дюли» ставят в тупик, но успех «Гражданской обороны» основан на таланте Егора Летова. Видимо, поэзию Егора Летова можно сравнивать с поэзией Яна Куртиса и Джима Моррисона. Я не буду много писать про Летова – так как это дело живущих в России.
Ян Куртис, если верить его жене Деборе, вершиной своего творчества считал «Transmission» и ничего другого уже в этой жизни не захотел творить. «We would have a fine time living in the night, left to blind destruction». Впрочем, Дебора выбрала другую эпитафию для его могилы – «Love will tear us apart again». Любовь каждый раз разъединяет нас. Ян Куртис был болен – эпилепсия, и, возможно, никакого