шкипер-коммодором, поощренным за долгую, безупречную службу Знаком Трудового Отличия, что давало ему право на персональную пенсию и бесплатный проезд (пролёт) к месту отдыха и обратно один раз в два стандартных года. Заслуги Акселя Рудольфовича, перечисленные интонацией торжественной и значительной, могли вызвать в непосвящённом слушателе превратное (но закономерное) и ошибочное представление о возрасте ветерана. Аксель Рудольфович Волхово был крепким мужчиной, сорока двух лет, роста выше среднего (175 сантиметров), голову брил налысо, скрывая обширную плешь и по заведённой среди астролётчиков-мужчин моде. Входящие в экипажи космических кораблей женщины стриглись коротко, под мальчика. Такова была традиция, сложившаяся на заре глубокого освоения ГМП - Галактики Млечный Путь.
Обычай проведения планёрок, летучек, или кратких производственных совещаний перед началом работы произошёл из времён сравнительно далёких (но не достаточно древних), когда человеческая раса жила разобщёнными группами, именуемыми племенами, народностями, нациями, на отделённых друг от друга условно проведёнными границами, территориях, определяемых термином «государства». Жила скученно и оттого несчастно, потому что ограниченность территорий, пригодных для комфортного существования разрастающихся наций приводила неминуемо к вооружённым столкновениям и разорительным мировым войнам. За расширение жизненного пространства, за обладание полезными ископаемыми, за накопленные соседями богатства, за рабами... и просто из жгучей зависти. В те суровые годы торжествовали так называемые идеологии, между которыми шла непрекращающаяся принципиальная борьба за мир во всём мире. От которой трещали кости и ломались судьбы. Отдельных людей и целых народов, имевших несчастье оказаться между жерновами соперничающих политических систем. Каждая доминирующая среди государств идеология стремилась всяческими способами и приёмами доказать свое превосходство над противной. Первая, к примеру, провозглашала примат индивидуализма, противостоящая ей упирала на животворную силу коллективизма; первая превозносила капитализм и рынок, вторая — социализм и плановое хозяйство. Планёрку изобрели социалисты. Этого вполне достаточно, чтобы безошибочно выявить присущие социалистической хозяйственной планёрке признаки: обязательность и необходимость. Обязательность её посещения и объективное отсутствие необходимости её проведения.
Опоздавшие торопливо рассаживались по креслам, шёпотом приветствовали знакомых, пожимали руки соседям, устраиваясь на креслах, вопросительно поглядывали на Акселя Рудольфовича. Сидящий на столе Волхово был увлечён разглядыванием собственных ног, обутых в тупорылые лакированные ботинки. Он поворачивал ступни так и эдак, тянулся носками к полу, разводил ступни и постукивал каблуком о каблук. По рядам проносился легкомысленный шумок: пилоты расслаблялись и больше всего напоминали расшалившихся школьников, Волхово походил на учителя, терпеливо дожидавшегося, пока ученики не угомонятся. Ученики не обращали на преподавателя никакого внимания. Шутили, переговаривались вполголоса, сыпали анекдотами, смеялись. Волхово, ритмично помахивая ногой, задумчиво прислушивался к постепенно нарастающему в зале гулу и скучно думал о том, что взрослые, опытные мужчины могут вести себя как дети — несерьёзно; радостно и с каким-то наплевательским облегчением забывая о долге, дисциплине, элементарной вежливости и возложенных на них обязанностях. Конечно, этот набор чеканных формулировок отдавал затхлой казёнщиной. (Кроме элементарной вежливости. Вежливость, априори, считалась неотъемлемой чертой каждого прилично воспитанного человека). От него за версту несло пыльно-спёртым залежалым духом. Набор этот был затёрт, захватан, обесценен. Облупился от длительного употребления. Низошёл до состояния «общего места» и «трескучей фразы», но не утратил в мутных наслоениях дешёвой демагогии алмазную крепость основы. Фундаментальность сути. Он символизировал порядок. То есть правильное, налаженное состояние быта: общего уклада и частного существования. Соотношение обязанности и личной инициативы. Взаимодействие командира и подчинённого. Чёткий приказ и беспрекословное его исполнение...
Волхово соскочил со стола и прочно утвердился за кафедрой. Подключил гарнитуру спикер-переводчика, поправил сопряжённый с наушником микрофон.
- Господа, разом прекращаем болтовню! - Волхово исподлобья оглядел аудиторию и оглушительно хлопнул ладонью по кафедре. Шум в зале начал волнообразно стихать. - Спасибо, господа. - продолжал Волхово в наступившей тишине. - Попрошу присутствующих проверить, у всех ли включены автопереводчики? Если не у всех, попрошу включить. У всех включены. Благодарю. Тогда начнём наш брифинг, господа. Регламент работы не изменился. Он вам известен. Думаю, повторять его нет никакой надобности. Или есть? - Волхово выдержал небольшую паузу. - Значит, повторяться не будем. Сделав непроницаемое лицо, он подкатил к кафедре разлинованную меловым грифелем доску. - Здесь воспроизведён, - сказал Волхово и ткнул в доску извлечённой из нагрудного кармана складной ручкой-указкой, - и продублирован согласованный список стартующих экипажей в промежутке между 12.00 ночи и 6.00 утра наступивших суток. С указанием точного времени взлёта. В порядке установленной и утверждённой очерёдности стартовый график выглядит следующим образом: в 1.10 ночи стартует Янг Самтер. За ним, с интервалом в двадцать минут, взлетают Отто Гайзер, Левон Мартиросов, Ли-Н-Дэ, Вольфганг Леннт, Фальк Корсо, Дмитрий Остапенко, Владимир Денисов и Така Хирата. Навигатор Хирата стартует в 3.50 утра и после взлёта его корабля в секторе «Си-94» космодрома будет объявлен технический перерыв, продолжительностью 30 минут, с 3.50 до 4.20 утра, по завершении которого старты среднемагистральных тягачей возобновятся. В интервале от 4.20 до 6.00 утра произведут взлёт оставшиеся пилоты: в 4.20 утра стартует Лоран Фишборн; в 4.40 — Геннадий Сизов; в 5.00 утра — Горан Славич; в 5.20 — Сергей Молчанов; в 5.40 — Жордан Прага; в 6.00 утра — Карел Живков. Взлётом своего корабля шкипер Живков завершит серию ночных стартов из сектора «Си-94». - Волхово с треском сложил указку. - Если есть вопросы, задавайте, не стесняйтесь. Я жду. Так, вопросов нет. Следовательно, займёмся проблемами соблюдения правил безопасности при стыковке, маневрировании и выходе к разгонным створам ВП загруженным магистральным тягачом. Для начала я хочу особо подчеркнуть и в очередной раз напомнить вам, господа...
Сизов непроизвольно зевнул. Сидящий рядом Фальк Корсо немедленно пихнул его острым локтем в бок и зашуршал блестящей обёрткой энергетического шоколадного батончика. На обёртке был нарисован крепкий мускулистый медвежонок, грациозно и с невероятной легкостью подкидывающий над собой увесистый бочонок, до краёв заполненный коричневой патокой. Шоколад назывался «Мишка-Сладкоежка» и сулил всякому, купившему его, непревзойдённую гармонию вкуса, образованную сочетанием белой нуги, ореховой карамели и натурального пчелиного мёда, собранного дикими кочующими пчёлами-перелётами на бескрайних предгорных лугах Туманной Прелести. Щедрый Корсо великодушно предложил разделить батончик пополам. От половины батончика Сизов, не раздумывая, отказался, но отломил скромную четвертинку, чтобы по достоинству оценить необычайные вкусовые качества продукта. Нуга отличалась мыльным привкусом, карамель вязла на зубах, мёд перелётных пчёл был излишне сахаристым, но в главном реклама не обманывала — шоколад действительно оказался сладким, и, наверное, всё-таки питательным. А вот в его полезности Сизов уверен не был.
- Гадость редкостная, - поделился впечатлением Сизов, склонившись к Фальку, - как будто пластилин жуёшь.
- Редкость гадостная, - бойко отшутился Корсо. -Жуёшь и давишься, давишься, но жуёшь, - иронично откомментировал он ремарку Сизова. - Зато бесплатно, - Фальк скатал обёртку в тугой шарик, - перехватил коробку у начхоза. Ребята из хозчасти распотрошили втихаря пару ящиков НЗ. Из экспедиционных запасов СКР.
- Косморазведчики, - Сизов изобразил пальцами решётку, - Подсудное дело. Одно-значно!
- Фу, какой вы, право.., муж-чина, скучный. Скучный и предсказуемый, - ухмыльнулся Корсо. - Всего-то пара ящиков. К тому же, с почти истекшим сроком годности.
- Ну-да, ну-да, расскажешь об этом транспортному прокурору. На очной ставке. Споёшь покаянную арию, птичка...
- Корсо, Сизов, - перебил их разговор Волхово. - Я вам случайно не мешаю? - вкрадчиво осведомился он.
- Никак нет, господин руководитель полётов, - вдруг браво вскинулся Корсо. - Обсуждаем ваше выступление.
- Да неужели?, - сказал Волхово, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень изумления. - Знаете, меня это успокаивает. В таком случае, думаю, вам не составит особого труда повторить то, о чем я говорил последние две минуты. Итак. Капитан Корсо. Я слушаю.
Корсо обескураженно молчал.
- Сизов? Не стесняйтесь, Геннадий Александрович. Смелее...
- Простите, Аксель Рудольфович, я прослушал, - честно признался Сизов.
- Присаживайтесь, Геннадий Александрович, - любезно предложил Волхово, - надеюсь, вам стало стыдно.
- Ещё как, - сказал Сизов. Волхово страдальчески сморщился. В зале раздались приглушённые смешки.
- Мои слова относятся ко всем, - возвысил голос Волхово, - Предполётный инструктаж, господа, мероприятие достаточно важное и серьёзное, чтобы относиться к нему с той лёгкостью и необязательностью, которую я вынужден здесь наблюдать. Без особого восторга, надо вам признаться. Стыдно, господа.
- Простите нас, Аксель Рудольфович, - приложив ладонь к сердцу, сказал Дмитрий Остапенко, - обещаю, больше такое не повториться.
- В самом деле, Дмитрий Владиленович, - сказал Волхово, - проследите, пожалуйста, за порядком.
- Всенепременно, - с угрозой пообещал Остапенко и показал Корсо увесистый кулак.
Зал ответил Остапенко дружным здоровым смехом, и даже Аксель Рудольфович удостоил всех милостивой улыбкой. После чего крепко ухватился за кормило власти и направил разболтавшееся собрание в нужное ему русло.
Раздевалка была пуста, обширна и отделена от душевой овальной полупрозрачной крышкой, отлитой из прочного космического стекла. Крышка эта плотно прилегала к краю вырезанного в стене люка и запиралась внушительным замковым механизмом. Крышка, замок и лента уплотнителя были сняты безвестными любителями старины со списанного рудовоза и поставлены взамен обычной остеклённой двери. Огромная дверная рукоять за годы службы была отполирована до блеска прикосновениями тысяч и тысяч ладоней. На крышке вполне различалась надпись «RESERVE EXIT L-4», что с потрохами выдавало национальную принадлежность отправленного на свалку ветерана. Когда-то рудовоз принадлежал Северо-Американскому Внеземному Горнодобывающему Консорциуму, разрабатывавшему по концессии залежи редких и тяжёлых металлов на планетах и спутниках, исключённых из Перечня ре-формируемых небесных тел. Консорциум был создан тщанием группы анонимных инвесторов-концессионеров, обладавших
