Мурена Глава 6

случившееся. Василий ни за что на свете никому бы не рассказал об этом, не выдал старшину, хотя знал, как замполит и командиры борются с годковщиной.
 
        Голова сильно разболелась, и Чукин отправил его в лазарет за таблетками. Лекарство сняло боль, и Нос вернулся на боевой пост.
Через короткое время зазвонил телефон внутренней связи. Старшину вызывали на центральный пост. Вместо того, чтобы разбудить подвахтенного, Чукин решил оставить пост своему дублеру, - матросу Василию Носу, которому давно уже объяснил, как следить за приборами…
       На ЦП дежурный офицер отправил его к старшему помощнику. Алексей постучал, вошел в каюту, доложил о прибытии.
       – Чукин, сукин сын, ты что творишь? – из глаз капитана третьего ранга сыпались искры. – Под трибунал захотел?.. – Андрей разозлился не на шутку. – Ну-ка, рассказывай, а то отправлю к замполиту разбираться!
       Старшина, запинаясь, стал говорить. Очень сожалел о случившемся, укорял себя за проявленную несдержанность. Уважал старпома, знал, что он будет справедлив и не стал ничего скрывать.
       – Ладно, Чукин!.. Сейчас отправляй Носа спать. Завтра определю его в лазарет на несколько дней, доктор за ним понаблюдает. У него, скорее всего сотрясение. Дело серьезное. Иди и моли Бога, чтоб все обошлось…
 
       А Василий Нос в это время сидел на посту и внимательно смотрел на дрожащие стрелки приборов. Палуба под ногами мелко вибрировала, тихий шум работающих электродвигателей убаюкивал и накрывал мягким облаком сна. Веки слипались, казалось, будто проваливаешься в вязкую плотную пуховую пелену и, зависая в неподвижности, паришь легким призраком в невесомом сине-голубом просторе.
Привиделась дальняя родная деревня, колосящиеся поля пшеницы и ячменя. Они с отцом, стоя по колено в мягком сочном ковре ярко-зеленой травы-люцерны, косят и косят, размашисто и сильно. Все вокруг искрится и сверкает, жаркое солнце нещадно опаляет обнаженные спины. Птицы сходят с ума, рассыпают звонкие трели и быстрыми стрелами проносятся низко над головой. Непрерывное стрекотанье цикад оглушает непередаваемой красоты музыкой. Запахи скошенной травы и цветочной пыльцы, сливаясь воедино, сладким ароматом проникают, пронизывают, кружат и кружат голову. Подходит такая родная, постаревшая мама и, протягивая кринку холодного, терпкого на вкус парного молока, ласково и мягко смотрит, качая головой. А Василь все пьет и пьет, молоко стекает с жарких губ, струится по загорелой груди. Он все пьет, не может никак напиться…
       Будто что-то толкнуло. Нос испуганно открыл глаза и непонимающим взглядом долго смотрел на приборы. Вдруг увидел, как стрелка одного из термометров зашла далеко за красный сектор циферблата прибора. Вскочил растерянный и быстро-быстро закрутил вентиль, полностью открывая кран подачи. Вентиль внутри сильно захрустел, стопорные шайбы разрушились, и ледяная вода хлынула в раскаленные трубы охлаждения правого контура ядерного реактора. Радиаторы, не выдержав такого резкого перепада температур, треснули. Давление в правом контуре медленно стало спадать. Стрелка постояла немного на красной линии и постепенно сползла на место. Василь аккуратно прикрыл вентиль…
 
       В подавленном состоянии старшина возвратился на пост. Сразу ничего не спросив, отправил Носа спать. Сел, бессмысленно глядя на стрелки приборов. Находился в состоянии странного и смутного оцепенения, вспоминая свой разговор со старшим помощником. Еще и еще раз укорял себя за проявленную несдержанность. Взгляд остановился на манометрах, измеряющих давление в компенсаторах объема. Старшина всполошился, пытаясь закрытием соответствующих клапанов поднять давление. Раздался звонок с центрального поста:
       – Чукин, что у тебя происходит? – голос дежурного по кораблю сильно взволнован. – Спишь там, что ли?
       – Никак нет!.. Сам не пойму в чем дело!.. – Алексей растерялся. Стрелка манометра падала.
       В полнейшей тишине загрохотали колокола громкого боя, завизжали сирены, по всей лодке красным светом мигали таблички: «Внимание! Радиационная опасность!».
       Взволнованные офицеры прибыли на центральный пост. Командир БЧ-5 Сивоконь, доложил обстановку:
       – В 01.45 дежурный оператор контуров охлаждения обнаружил снижение давления в правом контуре и падение давления в компенсаторах объема.
       – Причина? – Никифоров багровел от ярости.
       – Разбираемся, товарищ командир.
       – Кто на посту? Срочно ко мне! 
       Прибежал Чукин и рассказал, как возвратившись от старпома, обнаружил опасное падение давления. Вызвали Носа, тот плача пролепетал, как крутил вентиль…
       Картина аварии более-менее прояснялась. Вероятно трещина в одной из труб радиатора. Уровень радиации в реакторном отсеке неумолимо повышался. Максимально приглушили реактор левого борта, полностью отключили парогенератор. Одевшись в защитный костюм, капитан третьего ранга Сивоконь прошел к системе охлаждения и обнаружил малую течь на не отключаемом участке. При выполнении мероприятий по локализации течи непредсказуемо произошел разрыв. Вода из лопнувшего трубопровода поступила в трюм реакторного отсека. Радиоактивный пар стал вырываться наверх, заполняя помещения лодки. В режиме экстренного всплытия, быстро выскочили на поверхность. Лодка находилась в трехстах пятидесяти километрах южнее острова Медвежий, всего в сутках пути до базы. Дали шифрованную радиограмму. Получили приказ: – на дизелях, в надводном положении, двигаться в Ара-губу.
       Наглухо задраили переборки, настежь открыли горловину верхнего люка, ведущего вниз, в реакторный отсек. Личный состав БЧ-5, своими силами выполнял проливку реактора. Уровень радиации продолжал неуклонно возрастать и превысил допустимую норму в два раза.
       В небе появились натовские самолеты F-16. Покружили над испускающей клубы пара «Муреной» и скрылись в облачной пелене. На горизонте показался и стал приближаться норвежский фрегат. С кормовой площадки поднялся вертолет, надолго завис над советской лодкой. С западных румбов подбирались шведские патрульные корабли.
       К 17.00 БПК «Симферополь» доставил на «Мурену» группу офицеров из штаба эскадры подводных лодок во главе с начальником электромеханической службы флота. Недовольный случившимся начальник, вмешался в процесс расхолаживания главной энергетической установки. Для уменьшения утечек активной воды он отдал приказание на снятие давления с первого контура. Командир лодки и командир дивизиона предупредили начальника о нарушении требований инструкции: снятием давления прервется промывка активной зоны, что недопустимо. Начальник ЭМС в грубой форме отверг их доводы, а командира дивизиона отстранил от исполнения обязанностей за категоричный отказ выполнять сомнительные указания. В таких условиях личный состав при переключениях совершил фатальные ошибки. В результате, нарушение режима промывки привело к пережогу активной зоны реактора и выносу продуктов деления в трюм отсека. Урановые стержни начали подгорать. Активная зона реактора раскалилась до последнего предела и сплавилась. Радиоактивность мгновенно подскочила, уже в тридцать восемь раз превышая допустимую норму.
       Начальник перебрался на БПК «Симферополь». Отдал приказ о немедленной эвакуации личного состава, а «Мурене» приказал, оставив минимум команды идти на дизелях в базу…
 
       Для управления лодкой и обслуживания аварийного реактора требовалось не менее двадцати человек. Остались все десять офицеров и двенадцать мичманов экипажа. Вместе с командиром дивизиона движения Сивоконем они, снаряженные в защитные костюмы, которые не могли помочь при большой дозе облучения, пытались всеми силами усмирить взбесившуюся радиацию.
       До базы на дизелях идти более суток. Сопровождаемая натовскими кораблями, окруженная вспомогательными судами, раненая субмарина двигалась домой. Никифоров последний раз командовал «Муреной». Он хорошо понимал, что все они, оставшиеся на лодке, обречены. Столь длительно принимать чудовищную дозу излучения, это смерть. Командир был благодарен всем, кто остался с ним. Они своей жизнью спасали жизнь других. Спасали вторую стоявшую в шахте «Тангарру», показавшую замечательный результат. Спасали честь подводников, воинов, до конца выполнивших свой долг.
       Сергей понимал, что в случившейся катастрофе, так или иначе виноваты многие, и он в первую очередь, ведь командир отвечает за все на корабле. Он стоял на мостике ходовой рубки и пристально вглядывался в холодные серые волны с пенным шипением заливающие верхнюю палубу.
       Подошел старший помощник:
       – Как ты, Серега?
       – Нормально. Как обстановка?
       – Поджариваемся потихоньку! – Андрей Семенович все понимал, считая себя одним из главных виновников.
       – Ты не терзайся!.. Нет твоей вины. Люся была права, – Сергей неторопливо, торопиться теперь было некуда, рассказал о роковом предчувствии Людмилы. Андрей слушал, с удивлением глядя на командира.
       – Видимо судьба нашего похода была предрешена и она чувствовала это. Мистика какая-то! Ты же видишь, здесь нет конкретной вины, есть цепь случайных совпадений. Так не должно было случиться…
       На мостик поднялся доктор с бутылкой разведенного спирта. Он наотрез отказался покинуть «Мурену», мотивируя тем, что его врачебный долг до конца оставаться с командой.
       – Я, товарищ командир, об одном жалею, что отпустил Носа, не оставил его в лазарете, – капитан плеснул в чарку, протянул Никифорову.
       – Пустое это все, оставьте Михаил Андреевич, не мучайте себя! – Сергей опрокинул кружку. – Это судьба…
       Командир спустился на центральный пост. Выпили со старпомом, помолчали, глядя, как в сиреневой дымке у самого горизонта просматриваются заснеженные вершины плывущего айсберга. Процессия вспомогательных судов вытянулась в скорбный траурный караван. В небе кружили морские вертолеты с натовских фрегатов. «Мурена», выпуская радиоактивный пар, шла к родному берегу. Выпили еще, закурили и настроение поднялось.
       – Эх, Андрей, завидую, у тебя хотя бы Людмила была! Какая женщина, все-таки!..
       – Вот именно, Миша, была! – Андрей вспомнил свою беспочвенную ревность, частые скандалы… – А я ведь и к тебе ревновал ее, готов был разорвать! Прости…
       – Да, Андрей, нелегко обладать сокровищем!.. Ну, да ладно. Дело прошлое.
       – Прошлое! – старпом надолго задумался, вспомнил сына… – А у тебя детей нет?
       – Нет. Мне легко, я один. Мать в Новороссийске осталась. Жаль ее, – капитан нахмурился. – Да что мы с тобой расклеились? Все нормально. Как и должно быть.
       – Пьем? – Иван Ильич появился как всегда там, где его не ждали. – И мне плесните! – замполит безрадостно шутил. – Ничего товарищи, не отчаивайтесь, у нас медицина лучшая в мире, даст бог, подлечимся.
       – А вы, товарищ капитан второго ранга, о боге заговорили? – капитан Бычков иронично улыбался.
       – Заговоришь тут с вами, не только бога, всех святых вспомнишь! Давай, Михаил, еще наливай!..
       Так, неспешно беседуя, выпили спирт. А куда