Деревенская бывальщина

крест, окаменел!

***

Колька бежал, ничего не видя, ничего не соображая. Он свернул в переулок, и вдруг перед ним восстала фигура в рясе с вознесённой кверху рукой.
Святое явление!
Колька оглянулся. Мертвяк его не преследовал.
Посмотрел вперёд. Фигура с воздетой рукой вздымалась, как и прежде, да ещё и крестила его!
Значит, не видение. Значит, святое явление спасло его от мертвяка.
Неверующий пять минут назад Колька перекрестился.
- Коли крестишься, за что преследуешь меня, служителя веры нашей? – услышал укоризненные слова Колька и голос показался ему знакомым.
- Кто ты? – сквозь одышку, осипшим от испуга голосом спросил Колька.
- Отец Тихон, настоятель местного храма, - почувствовав уважение к себе, набрался смелости и вспомнил о гордости отец Тихон.
- Гос-споди… Тихон! – возликовал Колька. – А  я уж и не знал, что подумать…
Приятели радостно кинулись друг к другу и пылко обнялись.
- Ты чего здесь? – участливо спросил отец Тихон.
- Да я подумал, что ты… Выпили-то мы хорошо… Вот и решил проверить, дошёл ли… Через кладбище я… А там такая чертовщина… Если б не со мной, никому не поверил бы…
Атеист Колька истово перекрестился.
- А ты чего?
- Да… - отец Тихон замялся. – Воистину, лишнего мы с тобой… приняли. Тоже привиделось невесть что… Расскажи кто – не поверил бы…
- Ну и слава Богу… - Кольку вдруг развязало на богословскую терминологию и нестерпимо потянуло обняться с другом Тихоном. Но трезвость уже очищала его сознание и охлаждала чувства. Он сдержался и лишь положил руку на плечо Тихону, дружески встряхнув его.
- Ну и слава Богу, - повторил удовлетворённо отец Тихон. – Ты меня проводил, - он тоже хлопнул Кольку по плечу, - теперь я тебя провожу.
Колька попытался отнекнуться, но отец Тихон был неумолим.  Подхватив друга под руку, он повлёк Кольку в сторону его дома.
Колька радостно поведал отцу Тихону о том, что он, похоже, созрел для крещения.
Отец Тихон сказал, что торопиться со святым обрядом не надо. Лишь уверившись, что желание – не сиюминутная эмоция, а осознанная потребность души…
Да, перебил отца Тихона Колька, мысль эта пришла ему в голову не потому, что креститься теперь модно, а потому, что он пришёл к этому нутром, сердцем, так сказать…
Не прекращая душевного разговора, подошли к Колькиному дому.
У калитки пожали друг другу руки, сердечно обнялись. Отец Тихон благословил приятеля на святое таинство крещения. Обнял за плечи и повернул к калитке.
- Крещение – первое из христианских таинств, - напутствовал отец Тихон, - символизирует нравственное очищение… Антихрист и его служители всячески препятствуют…
Священник взялся за ручку калитки, чтобы проводить Кольку во двор. Колька шагнул…
И оба они увидели, как с той стороны забора перед ними из темноты явилась страшная, мерзко пахнущая рожа…
- Изыди, сатана! – размашисто перекрестил нечистого отец Тихон. Присутствие Кольки придало ему смелости и усердия в изгнании бесов.
Сатана не изошёл, и, более того, дёрнул калитку в свою сторону.  А потом рыкнул не по человечески:
- Ы-ы…
В лицо отца Тихона пахнуло адским смрадом.
- Изыди! Заклинаю тебя именем спасителя нашего! – пафосно воскликнул отец Тихон, упрямо дёрнул калитку в свою сторону, с ещё большим усердием перекрестил порождение адово, а затем… настырно толкнул его в грудь. И почувствовал что-то мерзкое и скользкое, мёртвое и смердящее…

= 3 =

Федька, скотник молочной фермы, пил который день.
Скотник – это по старому. А по новому – оператор вспомогательной техники молочно-товарной фермы. Из вспомогательной техники в основном – вилы да лопата. И транспортёр, в тележки которого «операторы» собирали навоз.  
Пил Федька всё: обычно  - самогон, на худой конец - технические спиртсодержащие жидкости из хозмага, когда повезёт - жидкости для очищения лица из парфюмерного отдела… А уж если удавалось купить настойку боярышника в аптеке – то был праздник с «боярышниковым коньяком».  
Сегодня Федьке повезло. К ним приходил ветврач, обрабатывал корове мастит. И пока ковырялся со скотиной, Федька, запудрив коровьему доктору мозги «умными» вопросами, опрокинул врачебный пузырёк со спиртом себе в рот.
Ветврач, конечно, матерился и кричал, но… Что кричать, коли спирт уже в животе алкоголика.
Спирт оказался неразведённым, и Федькин организм, истощённый многодневной пьянкой, отключился от восприятия реальности… В общем, вырубился Федька.
Когда очнулся – в помещении горел тусклый дежурный свет,  за окнами чернела ночь. Как бродил, тыкаясь в запертые двери, не помнил. Как споткнулся и, падая, дёрнул за рычаг, запустивший транспортёр по уборке навоза, тоже не помнил.
Упавшее на транспортёр Федькино тело благополучно проехало через длинное помещение фермы. Через дыру, прикрытую занавоженным брезентом выехало на улицу, и было сброшено механизмом в громадную кучу.
По причине того, что свежесть навоза была полусуточной, и куча успела истечь излишками жидкости, Федька не утонул в жиже, а остался лежать на поверхности.
Пролежал, впрочем, недолго. Промокший, к полуночи замёрз. Сон алкоголика крепок, но краток. А холод, как известно из опыта советских вытрезвителей, действует на мозги ободряюще. Вот Федька и очнулся. Побарахтался в навозной «свежести», выбрался на волю и побрёл домой, ясно понимая, впрочем, из какой кучи только что выбрался.
Кто его туда спровадил – Федьку не озадачило. За свою не особо долгую алкогольную жизнь лежать ему приходилось в самых непредсказуемых местах. Но вот, что идти по улице, с ног до головы облепленным коровьим дерьмом, счёл для себя неприличным. Увидят - засмеют назавтра. Поэтому домой направился скрытно, задами да переулками.
Добрёл удачно, никого не встретил, значит разговоров, что в дерьме искупался, завтра не будет. А может, кого и встретил – не помнил. Потому как сознание временами отключалось, и брёл он на автопилоте, падая и вставая, покрывая облепившее его с ног до головы жидкое коровье дерьмо пылью, высохшим куриным и гусиным помётом, и другим мусором, которым богаты сельские улицы.
Завершающим этапом Федькиного партизанского рейда по тылам односельчан был переход через огород ветврача и его пустой двор, с выходом к расположенному на той стороне улицы своему дому.
Федька подошёл уже к калитке… И лицом к лицу столкнулся с ветврачом и другом его, попом. Поп стал креститься, крестить его, Федьку, забормотал что-то про нечистую… Или про Сатану… В грудь толкнул…
В общем, Федьке все эти поповские штучки были ни к чему. И, пока они его не узнали, да не подняли завтра на смех, он дал задний ход и ушёл тем же путём, каким и пришёл – через огород.
Потом он очнулся уже где-то ближе к кладбищу. Какого чёрта его туда занесло? Одно слово, с перепою.
На кладбище жил его собутыльник. По правде говоря, Федька не знал даже, как старика зовут… Тот забрёл к ним из города недавно, ночевал в кладбищенской сторожке. Пару раз выпивали вместе. Старик «собирал дань» с покойников – родственники оставляли на могилах угощение, иногда даже выпивку… Может и сейчас у старика есть что на опохмелку?
Федька направился к воротам кладбища, через калитку вошёл внутрь.
- Кого чёрт несёт ночью на кладбище? – услышал он старческий голос.
- Здорово, дружбан, - откликнулся Федька. – Ты где?
- В Караганде… Не приведи господи, конечно…
Федька оглянулся на голос. Старик сидел на лавочке у ворот.
- Ты чё, сторожем нанялся? – хохотнул Федька.
- Ага. На общественных началах. Сегодня уже какого-то хмыря спугнул. Быстро утёк. Может даже в штаны со страху наложил. Хлипкий народ пошёл. Не приведи господи, в разведку с такими ходить.
- Тебя испугаешься… Старый, лохматый, козлом воняешь…
- На себя посмотри, умник! – обиделся старик. – Тебя что, в навозной яме валяли?
- Ну… Перепил манеха… Вот и угодил. Может похмелишь по старой дружбе?
- Нету. Праздники кончились, на покойников вчера неурожай был… Сам непричащённый. Народ со скуки пугаю.
- Ну бывай, тогда…
Чего без выпивки базарить?
Федька пожал старику руку и вышел с кладбища.
Коровий навоз на одежде и коже обсох, местами отшелушился. Колька решил идти по улице.
Из палисадника поповского дома вышла чёрная корова.
«Растяпа хозяйка, - как рачительный хозяин поругался Колька. – Корову на ночь не загнала в хлев. Утром спохватится доить, а коровы нету…»

 
                                                                                2009 г.






5. Случайная жертва

= 1 =

В субботу, как обычно, отец Тихон привёл жену и ребёнка к Кольке в баню. Молодой ветеринарный врач Николай Василич и Тихон – отец по церковной должности -  «дружили семьями».
Пока жёны мылись и общими усилиями купали верещащего попёнка, Колька с отцом Тихоном «разминались» на веранде. Тихие августовские сумерки в деревенском саду и кагор малыми дозами в неограниченном количестве способствовали душевности и философствованию.
Выпили по рюмашке, закусили виноградом, поговорили о делах сельских, о вопросах государственных, о мировой политике, коснулись и проблем души челвеческой. Выпили по второй.
- О! – отец Тихон поднял указательный палец и перенаправил его в сторону негромко бормотавшего что-то телевизора на открытом окне, сообщавшем кухню дома с верандой. – Слышал?
- Да я его не слушаю, - отмахнулся Колька. – Бубнит одно и то же… То теракт, то пожар, то наводнение, то самолёт упал…
- Точно, - согласился отец Тихон. – Сказали, что крупное бандформирование захватило в заложники целую деревню.
- Эка невидаль! В Чечне, что-ли?
Колька снова налил в рюмашки по пятьдесят грамм кроваво-красного кагора, одну подал отцу Тихону:
- Бог любит троицу.
Товарищи чокнулись, замерли на мгновение от чистоты хрустального звона. Затем опрокинули в рот по глотку церковной жидкости, замерли повторно, наслаждаясь ощущениями во рту и в желудках.
- Хорошо! – подвёл итог ощущениям Колька. – Я раньше водку пил. Стаканами. Самогонку пил. Не понимал прелести тонких ощущений… - Он ласково поглядел на рюмашку. -  Водка, она как действует? Принял стакан – в голове повело. Принял второй – чердак набекрень. Принял третий – в мозгах туман, с понятием проблемы… А у самогонки ещё и запах премерзкий. Как на скотомогильнике.
Колька передёрнулся от отвращения, безнадёжно махнул рукой, укоризненно покачал головой.
- А кагор… По рту его размажешь, глотку благородным напитком смочишь… Он и до желудка не успеет дойти, а на душе тепло, мыслям светло… Нравом, опять же, легче становишься, добрее.
Лицо Кольки помягчело и расплылось в благостной улыбке.
- Да ты и так, слава богу, нравом не тяжёл, - отец Тихон сделал символическое крестящее движение рюмашкой в сторону Кольки и пригубил ещё.
- Так что, говоришь, телеболтун вещает про деревню и заложников? – вовсе без интереса спросил Колька.
- Деревню бандиты захватили в заложники.
- Всю? – с ленцой удивился Колька.
- Целиком.
- Да-а… Никудышнее время! Раньше только заводы и фабрики захватывали… Эти… Как их… Рейдеры! Деревни теперь вот. А зачем они деревню-то?
- Кто их знает! Не сказали.
- И не скажут! Для журналюг нынче главное – что-нибудь жареное телезрителям подсунуть. Чтобы на уши всех поставить.
- Деревня, как наша, называется – Романовка, - заметил отец Тихон.
- Тогда не в Чечне. Там