Изгой. Книга 3

думал о том, что чем чаще упоминаются детали трагического события, тем скорее они теряют тождественность с фактами, и всё происшедшее приобретает иную окраску и смысл. Почти заполнивший блокнот, настырный писака дважды сфотографировал измученного воителя и пообещал скорую публикацию.
Когда, наконец, вышли на улицу, Владимир спросил:
- Твоя работа? – имея в виду награждение и корреспондента.
- Трепи, герой, - засмеялся Коробейников. – Такова ваша участь. Знаешь, как у нас, у русских: хочется, как лучше, а получается хуже некуда. Готовь магарыч: вечером приду. Не прогонишь?
- Не только не прогоню, но в наказание ночевать оставлю.
Коробейников снова засмеялся, соглашаясь с приятной перспективой.
- Тогда – до вечера.
Они пожали друг другу руки и разошлись.

- 9 –
Ему показалось, что он пробыл в белоколонном вертепе с чекистскими чертями целую вечность, а на самом деле прошло чуть более полутора часов, и можно было, если хорошенько поднажать, успеть обратно до обеда.
Так и получилось, но смысла не имело, поскольку Шендеровича по-прежнему не было, а спешащий на обед Поперечка и вовсе обрадовал: главмех заболел и неизвестно, когда будет, а ему, Васильеву, возить лесоматериалы с товарной станции на строящуюся ТЭЦ и быть под загрузку надлежит к часу. Сегодня по городу его подменяет другой, но завтра замены не будет.
- Зачем вызывали-то? – не удержался от любопытства.
- Да так, по пустякам, - разочаровал ускользающий от откровенности непонятный шофёр, - спрашивали про поездку в Гродно.
- И всё?
Владимир не ответил. У него оставалось ещё немного времени, чтобы забрать и отвезти домой радиоприёмник.
Окосевший до остекленения глаз Могильный, сидя за столом в каптёрке, замедленно перебирал бумаги, отправляя большую часть в мусорный ящик.
- Капут, - бодро сообщил он. – Завтра буду за рулём эмки. Засосать больше нечего, Авдей отключился и залёг у себя под столом, а мне уходить не хочется: привык. Ты как?
- Заявление накатал, но Филонов говорит, что не отпустят, пока не укажу, куда собрался переходить.
Счастливый несчастливец покачался на скрипящем стуле, обдумывая чужую ситуацию, и сделал-таки практичный вывод:
- Как Шендерович захочет, так и будет. – И совсем неожиданно посоветовал: - Я бы на твоём месте не рыпался: лучшей работы, чем здесь, не найдёшь. Чего пришёл-то?
- Ящик забрать.
- Давай помогу.
Они вдвоём, с постоянной опасностью, что уволенный начальник выронит бесценный груз, дотащили запакованный подарок до студебеккера и втиснули в кабину.
- Бывай, - в последний раз разрешил Могила и, не ожидая ответа, неестественно прямо пошагал доревизовывать архив.
Сергей Иванович вышел на звук мотора.
- Обедать?
- Нет, - отказался Владимир, - не успею: к часу должен быть на товарной станции. Если дадите с собой чего-нибудь, возьму.
- Кружку молока – только что принёс с базара – успеешь выпить со свежим хлебом. А я пока соберу.
- Вот, - открыл Владимир кабину, - привёз.
- Что это? – недоумевающее спросил Сергей Иванович.
- Радиоприёмник вам.
- Целая радиостанция, - удивился именинник размерам дара. – Он же, наверное, бешеных денег стоит?
- Чего их жалеть, - небрежно произнёс даритель, не испытавший ещё дефицита товарного эквивалента. – Сегодня – есть, завтра – нет, послезавтра – может, будут, а радио теперь всегда с нами. – Он взялся в одиночку выгружать громадину, удивляясь собственной резвости в Вильнюсе.
- Погоди, - остановил хозяин радиоприёмника, - не списывай старика до времени.
Не торопясь, они затащили и поставили радиоокно в мир на пол в комнате владельца.
- Вечером распакуем, - пообещал Владимир и заторопился на кухню.
Пока он, заглатывая молоко и давясь сырым липким хлебом, управлялся со скудным обедом, Сергей Иванович аккуратно завернул в чистую тряпицу всё тот же хлеб и две пластинки размягчившегося солёного сала с продольными коричневыми прожилками мяса.
- Доживёшь до вечера?
- Угу, - с плотно набитым ртом согласился Владимир, кое-как справился и, вынув из кармана 200 рублей, смущённо обратился к кормильцу:
- Сергей Иванович, я без вашего разрешения пригласил в гости того командира ястребков, ничего?
- Пусть приходит, - не раздумывая, разрешил хозяин, - примем по-холостяцки. Правильно сделал.
- Тогда возьмите деньги и купите что-нибудь, только не водки, лучше – коньяка: он, как и мы – не выпивоха.
- Совсем хорошо, - обрадовался Сергей Иванович. – Сашку позовём и устроим мальчишник. Всё сделаю, езжай.
Владимир успокоенно вздохнул, сел в машину и заспешил на станцию за пиломатериалами, не подозревая, что вечерний мальчишник не получится.
Рабочая половина дня была на удивление активной и кончилась быстро. Тем более что оказалась укороченной: работяги на станции, взвинченные предстоящим авансом, лихо закидывали в кузов доски и брус, подбадривая друг друга подначками пополам с матом, и на ТЭЦ тоже при разгрузке не задерживали. Но когда к 4-м часам приехала кассирша, производственный пыл станционных угас, и рабочий день закончился. Бригадир, тоже обрадованный деньгам, щедро удвоил Владимирову выработку, и тому ничего не оставалось, как только вернуться восвояси. Поперечка чуть не взвыл, увидев возвратившегося раньше времени обрыдлого подчинённого, навязанного бригаде по каким-то неясным личным причинам главмеха, но, когда рассмотрел привезённые в общий котёл тонно-километры, успокоился, только посоветовал не маячить на виду, а заняться машиной, что Владимир и сделал.
К шести уже подходил к дому. В нетерпении взбежал на крыльцо, вошёл в кухню и остановился, улыбаясь, увидев дружную пару.
- Хорошо выглядите!
У плиты, уставленной дымящимися и плюющимися кастрюлями и шипящими и шкворчащими жирными брызгами сковородами, колдовал боевой командир ястребков, опоясанный поверх формы цветастым фартуком. А у стола, засыпанного мукой, раскатывал упругое тесто в тончайший блин боевой партизанский комиссар, тоже в фартуке, но с более скромной расцветкой. Рядом с ним на двух стульях в противнях ровными рядами лежали малюсенькие вздувшиеся булочки. Сноровистые руки комиссара, обнажённые по локоть, нарезали из блина стаканом кругляши, в которые он прятал пряно пахнущий мясной фарш, защипывая булочку с одного бока. То и дело готовые изделия, как из автомата, пополняли ряды неизвестного русского продукта, и было хорошо и интересно наблюдать за его рождением.
- Хватит глазеть, - прервал пустые наблюдения освоившийся гость, - иди, переодевайся, поможешь Сергею Ивановичу лепить пельмени.
- Сам управлюсь, - отказался хозяин. – Приводись в порядок – как раз всё будет готово.
- Жалеет тебя комиссар, - подтрунил Коробейников.
- А как же! – подтвердил тот. – Работяга.
- Как прикажут старшие, - выбрал работяга наилучший вариант и пошёл к себе, услышав в спину ехидное:
- Иди, иди, молокосос!
Впервые за последние дни полегчало, и он неожиданно засмеялся. Захотелось забросить к чертям собачьим навязанные американские игры против русских, зажить спокойно рядом с Сергеем Ивановичем, Коробейниковым, Сашкой и окончательно сделаться, наконец, русским, тем, кем рождён, по словам Гевисмана. И сразу защемила душу невыразимая тоска по родному Берлину, по чистым широким улицам с уютными барами, где можно вечерами спокойно посидеть за кружкой настоящего баварского пива, наблюдая за опрятными завсегдатаями, радующимися жизни, в которой всё отлажено, предсказуемо и по закону, не так, как здесь – кому как вздумается. Нет, ещё не всё потеряно, ещё стоит побороться за возвращение.
Быстро переодевшись, он вышел к русским, с которыми согласен был делить кров и стол, горести и радости.
- Да ты прямо красавец! – воскликнул Коробейников, удивлённый преображением шофёра. – А где орден?
- Какой орден? – спросил Сергей Иванович, заканчивая уборку со стола.
- А ты ничего не знаешь?
- Нет.
- Его же сегодня за банду наградили Красной Звездой.
- Серьёзно? – лицо дяди Серёжи расплылось в улыбке, он-то уж точно был рад награждению.
- Я и забыл про него, - простодушно оправдывался герой.
- А ну, надень! – приказал Коробейников. – Чего ради мы старались на кухне? Скромник нашёлся! – с ехидцей повторил комплимент генерала.
- Надень, Володя, - попросил и Сергей Иванович.
Владимир видел, что комиссар по-настоящему счастлив, и, подчиняясь, принёс из комнаты шофёрские галифе, пошарил в кармане, выудил красную коробочку и мятое орденское удостоверение и положил на стол.
- Вот.
- Не вот, а цепляй! – снова приказал Коробейников, и сам, не дожидаясь выполнения приказа, извлёк из коробочки бордовую звезду, блестевшую свежей эмалью, и прикрутил к лацкану пиджака Владимира. Отошёл на шаг, ещё раз подтвердил:
- Красавец! – и совсем некстати добавил: - Бугай! – успев увернуться от затрещины покрасневшего разгневанного зверя. – Иди в комнату Сергея Ивановича и полюбуйся на себя в большое зеркало. Иди, иди, а мы тут наладим стол, не мешай, а то ослепляешь.
Ничего не оставалось, как послушаться. Владимир вошёл в комнату Сергея Ивановича и… остолбенел! На него, смущённо улыбаясь, глядела, стоя спиной к окну с раскрытой книгой в руке, Зося.
- Зосенька! – устремился к ней обрадовавшийся Владимир, забыв о тихой размолвке. – Вы? Как я рад!
- Правда? – тихо спросила она, восторженно вглядываясь в Павку Корчагина, Виталия Бонивура, Александра Матросова и других девичьих героев, совместившихся в парне с алой звездой на груди.
- Правда. Как хорошо, что вы пришли.
Она и сама знала это, но ответила по-женски:
- Я пришла за книжкой.
Потому, что не могла простить обиды за Марину, за то, что он видит в ней, Зосе, подружку, а не женщину, а она его любит, любит, но порой и ненавидит. Ненавидит за равнодушие, за то, что она, а не он ищет встречи, притворяясь, что рад, за звезду, которая отдалит их ещё больше, за то, что мешает учёбе, комсомольской работе. Ненавидит и твёрдо знает, что никогда не станет его женой, а он её мужем – обязательно.
- Как дела в школе? – не нашёл спросить ничего лучшего будущий муж, подчёркивая свою взрослость.
- Нормально. Меня избрали в комитет комсомола.
- Поздравляю.
И больше говорить было не о чем.
- Молодёжь! За стол, - помог Коробейников.
На столе, выдвинутом на середину кухни и покрытом праздничной голубой скатертью с каймой из сине-белых цветов, дымилось большое деревянное блюдо с русскими булочками-пельменями, рядом истекала холодным потом бутылка водки, её дополняли тёмная бутылка коньяка с пятью заманчивыми звёздочками на этикетке и массивная громадина «Советского шампанского».
- Старички приготовились к разгулу! – изумлённо воскликнул Владимир, скользя взглядом по красным помидорам со сверкающими каплями рассола, квашеной капусте с бусинками клюквы, разделанной селёдке, укрытой срезами лука, кускам жареной курицы в чесночной смазке, ровно наструганной колбасе, мочёным антоновкам. Всё это изобилие съесть было просто невозможно.
- А ты как хотел? Не каждый день нашему брату ордена дают, - определил причину разгула разговорчивый Коробейников, потирая руки в предвкушении хорошей выпивки с хорошей закусью в хорошей компании с хорошим разговором. – Зося – здесь, - галантный кавалер выдвинул стул и помог разместиться рыжей даме, мстительно стрельнувшей в орденоносца победным взглядом. –