продукции. Тетя Рая, например, могла незаметно спрятать на себе до двадцати пяти килограммов. А вот сухонькая баба Таня несла чаще, но совсем понемногу. Зимой она ходила в огромных валенках. Никому и в голову не могло прийти, что там двойные стельки, где уютно притаились килограммовые куски чистейшей вырезки. С ней в квартире жили множество внуков и пьющий зять. Никто ее не осуждал.
Малыш делал проще. Заворачивал мясную ленту в шарф, одевал, смело шел через проходную. Наглые бабки-вахтерши бессовестно ощупывали его мощное тело, но до шеи дотянуться попросту не могли.
Женщины шли друг за другом гуськом. Первая незаметно давала охраннице крупную купюру в двадцать пять или пятьдесят рублей и тихо шептала: – «три» или «пять». Вахтерша пропускала троих или пятерых, а следующего обязательно останавливала и обыскивала. Так совершенно случайно, по странному дикому недоразумению был взят с поличным старейший работник комбината, обвальщик с сорокалетним стажем, передовик производства и ударник коммунистического труда, Васька Буторин, тихий малопьющий семьянин, участник художественной самодеятельности, прекрасный отзывчивый человек. Он шел замыкающим, неся на себе батон вареной колбасы. Батон болтался между ног, мешая идти. Дядя Вася шел, прихрамывая, чуть нараскоряку, одетый в длинное пальто с каракулевым воротником и недопустимо увеличил дистанцию между впереди идущей сообщницей. Возле самой проходной перед ним неожиданно втиснулся какой-то ханыга с бойни. Василий хотел выкинуть наглеца из очереди, но было поздно. Вахтерша, услышав слово «три», тотчас преградила путь ветерану.
– Попался, голубчик!.. – глаза радостно зажглись. – Не стыдно? Пожилой ведь человек!
Подошел второй охранник. Втолкнули задержанного в пустую комнату. Заперли на засов дверь и вызвали начальника караула, тот появился минут через двадцать.
– Взяли с поличным! – радостно доложила вахтерша. – Батон колбасы нес!
– Открывайте!.. – начальник с удовольствием потирал руки. – Сейчас мы этого расхитителя оформим!
Расхититель спокойно стоял посреди пустой комнаты, невинными глазами смотрел сквозь толстые стекла бинокулярных очков.
– Раздевайся!
Пригласили понятых. Василий начал молча расстегивать пальто…
– Штаны снимай!.. – начальник строго смотрел на задержанного. Брюки опустились на пол. Колбасы нигде не было. Обыскали всю комнату, раздели его до трусов. Батон исчез бесследно.
– Неужели скушал? – Бабка-вахтерша в изумлении смотрела на раздетого преступника. – Но там же, килограмма два было, не меньше! – оправдывалась она перед начальником.
– Куда оболочку дел?.. – глаза командира белели от бессильной ярости. Оболочка вареной колбасы была совершенно несъедобной. Еще раз тщательно просмотрели помещение, проверили Васькину одежду, вывернули все карманы, прощупали все швы. Ничего не нашли. Ветеран смотрел на них с нескрываемой усмешкой и молчал. Он вообще был малоразговорчивым и побывал за свою жизнь и не в таких переделках. Так ничего от него не добились. Пришлось отпустить.
«Матерый волчище! – подумал начальник караула. – Надо будет за ним последить».
Случай с Василием прогремел на весь комбинат. Он в одночасье стал знаменитым и уважаемым человеком. Из других цехов подходили малознакомые люди, тепло пожимали руку и недоверчиво косились на Васькин живот. Юные, только после окончания училища жиловщицы показывали на него, восхищаясь выдержкой и находчивостью героя.
Мало того, людская молва приписывала ему даже те подвиги, которых он не совершал. Прошел слух, будто на самом деле вареных батона было два, а колбасную жаропрочную оболочку можно безбоязненно съедать, не опасаясь последствий. Говорили также, будто ему ничего не стоит вынести через проходную любое количество мясопродуктов и что у него специальное двойное пальто с потайными карманами. Эти пустые слухи сыграли с дядей Васей злую шутку, и теперь за ним следили все мастера и технологи, а на проходной обыскивали в обязательном порядке.
Бабке-вахтерше объявили строгий выговор за несообразительность, а начальник караула поклялся жестоко отомстить и взять хитрована с поличным.
В летнее время обвальщики поступали так. Работая во вторую смену, дожидались темноты. Разведчики следили за обстановкой, заранее проверяя, не прячется ли где-нибудь охранник. Затем набивали мясом или колбасой крепкий мешок или старую фуфайку. Завязывали и с четвертого этажа, где и находилась обвалка, выбрасывали в окно. До забора было метров десять-пятнадцать и мешок, немного не долетая, падал возле высоких бетонных плит. Внизу ждали принимающие и сразу же перекидывали через забор. Все происходило очень быстро. Пятнадцать секунд – и мешок уже на той стороне. С появлением в цехе спортсменов, Виктора и Малыша, дело пошло вообще замечательно. Обладая недюжинной силой, предварительно раскачав мешок, они сразу зашвыривали его за забор в густые заросли акации. Внизу уже никто не дежурил, и риск снизился до самого минимума. После смены мужики обходили забор с другой стороны и делили добычу. Иногда сразу шли домой, а похищенную продукцию забирали свои надежные люди, платившие хорошие деньги. Так продолжалось довольно долго и все были довольны. Пока.
Пока с мясокомбината не исчез эшелон с копченой колбасой и говяжьей тушенкой. Это казалось невероятным. Накладные на двести семьдесят тонн свежей продукции, еще не успели оформить в бухгалтерии, а уже в ночь на седьмое сентября, состав беспрепятственно вышел с охраняемой территории и проследовал через сортировочный узел в западном направлении. Диспетчеры сопровождали его к станции Каргат, где простояв сутки, поезд двинулся дальше, имея конечной остановкой Барабинск. Затем след пропавшего эшелона бесследно терялся. Тщательные поиски не давали никаких результатов. Лишь только через две недели обнаружили пропавший дизель-электровоз и пять порожних товарных вагонов, одиноко стоящих в забытом всеми железнодорожном тупике под Убинкой.
Резонанса удалось избежать. Дело старались не раздувать, чтобы не волновать голодный народ. По-тихому разогнали охрану, нескольких заместителей директора, и для убедительности уволили главного инженера, который давно уже надоел всем своим нытьем о чудовищном положении с техникой безопасности. А руководитель предприятия, как ни странно пошел в гору и через несколько месяцев был избран в депутаты Верховного Совета.
На место непутевой охраны из поселка Линево примчался летучий казачий эскадрон. Казачество набирало силу в сельской местности. По всей стране, как в старые добрые времена, из поселков и деревень вырастали казачьи станицы и курени. Появлялись атаманы Сибирского казачьего войска. Новоявленные казаки с напыщенной гордостью носили белогвардейскую форму, именуя себя хорунжими и есаулами. Скакали на диких бешеных конях, размахивали нагайками, грозно гремели кавалерийскими саблями. Выпустив чубы из-под лохматых кубанок, независимо бродили по территории комбината, засунув руки в карманы широких штанов с красными лампасами.
Руководил казачьей полусотней суровый подъесаул Хулахупов, – багроволицый плотный мужик с неимоверной длины сивыми усами, сильно похожими на отточенные бивни. Он утверждал, что предок его, гетман Хулахуп, жестоко бил турка, лихо воевал с крымчанами и вообще, будто бы без его одобрения не подписывалась ни одна бумага в Запорожье. В доказательство легитимности своего происхождения показывал древнюю, истлевшую от времени родословную с расплывшейся царской печатью и неразборчивыми подписями.
Казаки поселились в комнатах общежития и быстро навели там армейский порядок, разогнав ухажеров, ужесточив пропускной режим и запретив ночные гулянки и посиделки. Пытались свести с ума колоритных местных красавиц, но те смеялись над их малороссийским произношением и неуклюжими деревенскими манерами.
По периметру комбината объезжали дозором конные патрули, имея строгий приказ: хватать и не пущать. Всех, кто попадался навстречу, заставляли выворачивать карманы, расстегивать одежду. Несогласных доставляли к вахмистру Подшибякину. Тот проводил предварительное дознание, используя запрещенные методы психологического воздействия, до смерти запугав добрую половину работников мясоконсервного комбината. Не было пощады даже старикам и женщинам. Но особо лютовал урядник Гриня Недосекин, – высокий худосочный казак, обладатель несоразмерного телосложению грубого баса. Остановив грозным рыком прохожего, звонко хлеща по хромовому голенищу плетью и сильно горяча скакуна, беспрекословным тоном приказывал испуганному человеку предъявить похищенное или приготовиться к досмотру. Каурый рысак напирал могучей грудью, вставал на задние ноги и угрожал передним копытом выбить дух из всякого не согласного. Человек в страхе пятился, пугаясь за свою жизнь, и покорно расстегивал пуговицы, с ужасом глядя в выпученные глаза Грини, очень напоминавшего в этот момент разъяренного кентавра.
Буквально за несколько недель воровство прекратилось. Люди притаились, выжидая дальнейшего развития событий. Акции с вышвыриванием мешков приостановили, ибо всадники контролировали и ту сторону забора, появляясь внезапно и непредсказуемо. Народ приуныл, не зная как теперь быть.
Но Малыш проявил немалую смекалку, обнаружив, что другая сторона здания выходит окнами на родильный дом №2, огороженный глухим забором. Правда до него было метров тридцать пять, не меньше, и, конечно же, мешок нельзя было добросить. Серега объявил, что надо сделать мощную баллисту и дело обязательно наладится. На следующий день без промедления приступили к изготовлению. Купили в аптеке десять пятиметровых рулонов бинтовой резины. Умельцы скрутили два тугих жгута по пять рулонов в каждом. Соединили их двойной кожанкой, вырезанной из старых кирзовых сапог. С каждого конца привязали большие крючки, сделанные из металлического прутка. Крепились крючки к трубам отопления, проходящим по сторонам оконного проема. Получалось что-то типа детской рогатки, только больших размеров. Малыш называл орудие баллистой. Было принято решение, сегодня же вечером провести испытание. Выделили человека дежурить на территории родильного дома. Он там, слившись со счастливыми молодыми отцами, внимательно следил за сигналом.
Обвальщики сняли раму, закрепили крючки. Серега, завернув в кожанку палку сервелата, с трудом отходил назад, растягивая тугие жгуты. На помощь кинулись два добровольца. Схватившись за спины, они, упираясь в скользящий пол подошвами, продвинулись еще на метр. Когда силы были уже на исходе, Малыш разжал непослушные пальцы. Снаряд, быстро кувыркаясь, устремился в темное ночное небо. Убойность баллисты была невероятной!.. Колбаса улетела метров за семьдесят и мягко приземлилась на крышу роддома. Чудом не попали в светящееся, закрытое плотными шторами окно, за которым наверняка лежали роженицы.
Вторая и третья
