восприятии тех источников, которыми он пользовался, и при оценке надёжности этих источников. И вполне может оказаться, что источники он понял неверно или не отличил надёжные источники от ненадёжных. Часто такой автор вообще не ссылается на свои источники, он просто откуда-то помнит соответствующую информацию – и всё. Это значит, что он не озаботился проверкой того, не дала ли тут его память сбоя.
Опровергнуть необоснованность данного требования можно таким образом :
«Хватание добросовестности» на приведение текста в приличный вид нисколько и никоем образом не влияет на «хватание добросовестности» на создание лженаучного труда. Служебное рвение и ложно понимаемые интересы дела в подавляющем числе исходят как раз от педантов, подходящим к исполнению своего дела с высшей степенью аккуратности. Кроме того, никаких серьёзных научных трудов. Доказательно и неопровержимо свидетельствующих о прямой зависимости степени аккуратности с вероятностью научной надёжности конкретной научной работы не существует. Каллиграфия – это не наука, это искусство, к поиску научной истины имеющая весьма смутное отношение. Кроме того, история науки знает огромное количество примеров трудноразличимости почерка авторов, являющихся непререкаемыми научными авторитетами на данное время типа В.И. Ленина или того же А. Эйнштейна. Задача заинтересованного в постижении истины рецензента как раз и состоит в оказании методологической помощи , чтобы тот или иной научный труд приобрёл «читабельность». Но это вовсе не значит быть значимым поводом, чтобы научный труд отвергать с порога, даже не вникнув в его суть. Особенно это актуально по той причине, что многие отвергнутые , в том числе - весьма авторитетными деятелями науки , научные труды со временем становились непререкаемым фундаментом научной мысли. Например, таким фундаментом можно на полном основании считать основополагающие труды упоминаемого мною И.А. Болдуэна де Куртенэ, которому при жизни выпало испытать немало издевательств и критики со стороны многочисленного и по тем временам интеллигентствующего быдла, осевшего в коридорах официальной науки царской России, абсолютно подавляющее число идей которого сегодня реализовано в «Безоговорочной теории русского языка).
3. (Цитировать) : 3) Оценить степень обобщения. Чем меньшее понятие имеет человек о предмете, тем более общими понятиями он склонен оперировать. Например, апеллирует к «местному диалекту представителей коренных африканских народностей» – не потрудившись узнать, что языков в Африке сильно больше полутора тысяч. Или говорит о том, что «у животных общение ограничивается проявлением эмоций», – никак не оговаривая ни референциальные системы предупреждения об опасности (как у верветок, различающих крики на орла, на леопарда и на змею), ни системы дистанционного наведения, как у пчёл или муравьёв. Тот, кто дал себе труд разобраться в предмете подробно, просто не сможет сказать «первобытный человек» – ему обязательно захочется уточнить, был ли это неандерталец, или хабилис, или кто-нибудь ещё (или даже назвать конкретные останки по инвентарному обозначению), уж очень они разные, не так легко подобрать признак, который характеризовал бы их всех в равной мере.
Опровергнуть необоснованность данного требования можно таким образом : Обобщения обобщениям – рознь. Между ними может лежать либо непреодолимая пропасть, либо некое общее для имеющихся противоречий взаимоустраивающее обобщение. Какая может существовать степень обобщения у двух различных по своему научному смыслу обобщений типа «Письменность на Руси возникла благодаря миссионерской деятельности греческих монахов Кирилла и Мефодия» и противоположному ему типа «Письменность на Руси возникла благодаря активной торговой деятельности военно-торгового объединения русов – работорговцев, разделивших зоны влияния между евреями- рахдонитами, ставшими промышлять с 6 века н.э. в Западной Европе, и русами – работорговцами, ставшими промышлять с 6 века н.э. в Восточной Руси, в том числе, включая регионы так называемых «Большой и Малой Скифий».
И в данном случае важными становятся все те обобщения, приводимые либо в пользу одного, либо в пользу другого обобщения. Другое дело, что представители академической науки нисколько нем заинтересованы в углубление уточнений, поскольку этим самым они рубят сук, на котором они сидят, поскольку , как известно, академическая наука не располагает стройной и непротиворечивой теорией не только по поводу действительного происхождения русского языка и русской письменности, но и по истории самого раннего периода возникновения русского народа (разумеется, если не принимать во внимание «Безоговорочную теорию русского языка», предметно и целостно излагающую ущербность текущей теории русского языка).
4. (Цитировать): Посмотреть, что автор приводит в поддержку своей идеи. Все понимают, что наибольшей убедительностью обладает утверждение, основанное на фактах. Но не все, увы, умеют не путать факты с мнениями. Если автор вместо фактов приводит мнения, это наводит на мысль, что настоящих фактов, которые подтверждали бы его гипотезу, просто нет.
Те, чьи гипотезы не имеют фактических подтверждений, любят вместо фактов ссылаться на их отсутствие.
За недостатком фактического материала лжеучёные часто используют собственные, придуманные ими самими сценарии. Наиболее убедительным (судя по частоте использования) лжеучёные считают апелляцию к интуиции и «очевидности».
В целом, по-видимому, можно сказать, что учёный относится к своим построениям рационально, а лжеучёный – эмоционально, аргументы против его теории вызывают у него примерно такие же ощущения, как если бы кто-то стал рвать его любимую книжку или вытаптывать взлелеянную его руками клумбу. И именно поэтому в его статьях часто встречаются восклицательные знаки и слова, набранные заглавными буквами: он стремится (неосознанно, конечно, – шарлатанов мы здесь не рассматриваем) заразить читателя своей эмоцией, будучи уверен, что если читатель разделит его чувства, то станет его единомышленником. И нередко, кстати, оказывается прав – его идеями (при любой степени их бредовости) не проникнуться, слушая его, почти так же трудно, как не зевнуть, видя сладко зевающего человека.
Опровергнуть необоснованность данного требования можно таким образом :
Здесь мы видим явные подтасовки и примеры недобросовестного ведения полемики.
Если говорить применительно к истории , да и языку, то учёным приходится иметь дело как раз только с двумя типами фактов – непосредственными артефактами, либо письменными источниками. Никакими другими «Настоящими» фактами наука не располагает, если сюда не отнести целый набор специально созданных способов дополнительного, «косвенного доказывания». Поэтому не считать мнение за факт – это явная глупость. Это факт. Другое дело. что этот факт может соответствовать реальному ходу событий, а может и служить для завуалирования действительной картины.
Каким образом, к примеру, трактовать мнение одного из польских священников. который посетив Киев во время правления князя Владимира – крестителя Руси, высказывается во мнении, что Владимир, набирая в созданные им школы, заставлял школьников изучать одновременно две азбуки? Возникает вопрос – мнение это справедливо или ложно, если из истории известно то, что в Киевской Руси имело хождение одновременно две азбуки – кириллица и глаголица. Но если данное мнение соответствует действительности, не логичней бы было уяснить, к примеру, причину отмирания одной из этих письменностей? Только вот, к сожалению, этим вопросом никто и не занимался по настоящему. Хотя причина очевидная, повторяю ещё раз «ОЧЕВИДНАЯ». По той простой причине, что у христианской церкви есть одна весьма важная традиция – высчитывать конкретный день Пасхи. Так вот если подсчитывать день Пасхи по одной азбуке, то день наступления будет совершенно не похож на тот, который можно подсчитать по другой азбуке ( для справки , как подлинный факт - похожесть числовых выражений в обеих азбуках глаголице и кириллице ограничена только тремя символами). Ну а раз эти факты изначально неопровергаемы по достоверности используемой суммы всех фактов, то почему у академической науки, по крайней мере, на сегодняшний день, не вызывает никаких сомнений насквозь пропитанная ложью подложная версия происхождения первой русской письменности, впаренная в общественное мнение России с подачи РПЦ (Русской православной церкви)? И почему в таком случае человек, который доказательно и убедительно, нанизывая факт за фактом на общую логическую нить версию, соответствующую действительному ходу событий, должен будет отрешённо и безучастно смотреть, как тупое академическое быдло в упор не желает видеть научную обоснованность конкретного, независимого научного исследования? И почему простодушные люди России, чье право на получение достоверной информации закреплено в Конституции России, обязаны выслушивать от официального рупора правдивой, научно обоснованной информации в лице РАН , какой- то бред, какие – то инсинуации. место которым должно находиться, по крайней мере, на расстоянии до ближайшего психоневрологического диспансера? О какой научной добросовестности можно говорить, если в отечественной науке выросла целая структура альтернативной науки, которая как раз и возникла как прямой результат бредовости множества научных положений официальных версий, возникших на общем фоне тотальной тупорылости и мифологичности сознания представителей официальной науки. Ведь если научная дисциплина вошла в состав точных наук, то положения такой науки вряд ли кто из вменяемых людей станет ставить под сомнение. Под сомнение ставятся как раз те научные положения, которые чётко и ясно не прописаны, имеют на текущее время множество различных , логически не устраняемых трактовок. И тут только радоваться приходится за тех, кто в процессе полемики вникает во все мыслимые и немыслимые тонкости , кто не формально, а реально вникает во все мало-мальски значимые детали, имеющихся в наличии фактов. Благодаря чему, собственно говоря. РАН и приходится тесниться на имеющемся научном поле . А иначе уже бы давно превратились в страну с теократическим режимом.
5. Посмотреть, каким способом автор борется с противоположными идеями. Учёный приводит противоположную идею, называет её автора и источник, рассматривает приводимые этим автором аргументы в её поддержку и разбивает их при помощи фактов (именно фактов , а не мнений, отсылок к неизвестному или собственных сценариев); если все аргументы разбить не удаётся, говорит, что в его пользу фактов больше (и приводит эти самые факты). Лжеучёный чаще всего вовсе не разбирает противоположные идеи. Внимательный читатель вправе задать себе вопрос: почему – не потому ли, что этих самых оснований просто нет? (Кстати, настоящий учёный непременно стремится привести противоположную точку зрения и факты, заставляющие её отвергнуть, в том числе и потому, чтобы читатель не думал, что автор либо просто
