дрожавшую, словно осиновый лист. Она кинулась к нему на грудь и сквозь слезы и рыдания, захлебываясь тараторила:
- Там стреляли, там в меня стреляли, там…
- Как стреляли? Кто стрелял? – встревожено спросил Митька.
- Не знаю, кто стрелял, я их не видела, но стреляли в меня и по тракторам.
- Ты, Варька, перестань реветь, а лучше расскажи, что ты видела? Сколько их? Кто они?
Из бессвязного лепета Варьки Митька Жук понял, что она никого в лицо не видела и ничего не может толком объяснить. Что она, просто, до смерти напугана.
- Ладно, ты перестань реветь, успокойся, заходи в дом и немного поспи, а я разберусь. Всех найдем и накажем.
С восходом солнца Митька отправил Гришку Казака в райком партии с таким письмом:
«Сегодня в ночь кулацкие провокаторы, чтобы сорвать посевную напали на первую в колхозе трактористку, обстреляли ее и трактора, нанесли им вред. Прошу выслать к нам в село милицию с тем, чтобы на месте провести дознание на предмет наказания враждебных элементов».
Секретарь парторганизации Лавлинский.
Секретаря райкома в районе не было, и Гришку принял инструктор, выдвиженец из комсомола. Он много слышал о вылазках кулачества, но чтобы стреляли, такого еще не было. Распутывать серьезное дело сам инструктор побоялся и отправил письмо в Обком партии. Там прочитали его и решили, что это только первая серьезная ласточка в борьбе с кулачеством и отправили с припиской о помощи в Москву. А там уже накопилось масса писем с мест, в которых местные руководители жаловались на бойкот крестьян колхозному строительству, отмечая, что в последнее время начался массовый отход крестьян из колхозов. Политика партии терпела провал, и поэтому было принято окончательное и бесповоротное решение незамедлительно выселить всех раскулаченных куда подальше, чтобы не было проблем.
Варька после той, страшной для нее ночи, больше не садилась на трактор и пряталась взаперти в МТС, боясь за свою жизнь. В село из района приехали три милиционера во главе с прокурором. Они ходили по селу, опрашивали мужиков и ребят, осмотрели трактора, но, не обнаружив следов от дроби и пуль, уехали назад. Вскоре Варька исчезла, не сказав никому даже прощального слова. Шел потом слух, что работала она на шахте в Донбассе, а потом подалась на Днепрогэс.
Только заголосили первые петухи, как в подслеповатое оконце Володякиных тихо постучали. Дед Митроша, беспокойно спавший в последнее время, прислушался и, когда стук повторился, тихо сказал, слегка толкнув в пышный бок своей половины:
- Варя, к нам вроде стучаться!
Бабушка Варя, оторвавшись от глубокого сна, повернулась на другой бок и недовольно пробурчала:
- Чего тебе не спиться?
- Я говорю, что кто-то стучится в окно!
- И кого там нелегкая принесла?
- Варь, встань и посмотри!
- Бабушка неохотно зашевелилась и, кряхтя, слезла с печки. Не зажигая огня, она подошла к уличному окну, склонилась и, приставив ладонь ко лбу, стала вглядываться в зыбкий отблеск нарождавшейся зари. В неясном силуэте за мутным оконцем она признала Мишку Жогова, секретаря сельсовета.
- Кто там? – почему-то тихо спросил дед.
- Да вроде Мишка Жогов, - шепотом ответила бабушка.
- К чему бы это? Пусти!
Загремел засов, тихо скрипнула дверь и в избу, легко ступая по половицам, вошел Мишка.
- Тетя Варя, ты огня не зажигай, я на минутку. Крестный у вас? Буди!
- Да я не сплю. Ты чего? – из запечья вышел Сергей и шагнул навстречу крестнику. Вслед за ним вышла и Дарья.
- Ты вот что, крестный, быстро собирайся и беги. Приехала милиция, и сейчас начнут всех раскулаченных выселять из села. Митька орет, требует твоего ареста, но милиционеры отказываются, говорят, что им такого указания не давали. Боюсь, что Митька сделает это сам. Кто-то донес ему, что ты ночуешь у Володякиных, и поэтому рвется сюда, как помешанный. Так что смотри сам, а я побежал, как бы меня не хватились. Да, еще! Не ходи улицей, лучше гумнами.
Сергей давно готовился к самому плохому, но новость, сообщенная Мишкой, оглушила его словно громом. Ноги сделались ватными, и он невольно опустился на скамейку. Первое, что пришло в голову – это было желание ничего не предпринимать и остаться с семьей, а там пусть будь, что будет. О себе он не думал, его волновала судьба жены с детишками.
–Уходи, Сергей! Спасайся! Если тебя арестуют, то могут и до тюрьмы не довезти, убьют,- прервала его мысли Дарья. – Меня с детьми еще пожалеют, а вот что я без тебя буду делать, даже думать не хочу. Беги!
Бабушка Варя зажгла лампу и, охая, захлопотала возле печки, гремя рогачами. Дед оделся и встал у дверей, чтобы не мешать. Сергей стал торопливо одеваться. Когда он был готов, бабушка Варя предложила ему перекусить, но Сергей отказался, и бабушка Варя сунула ему в руки узелок с харчами, а Дарья отсчитала немного денег. Попрощавшись с женой и хозяевами, Сергей, под причитания и слезы женщин, вышел из дома и сгинул в сумерках.
Спустя короткое время, после ухода Сергея, в дверь избы Володякиных сильно постучали. Очевидно, били ногами. Не успела бабушка Варя крикнуть: - Заходите, открыто! – как тут же в избу влетел Митька Жук, держа в левой руке наган. Пробежав несколько раз по избе, заглянув на печку, в запечье и, остановившись перед бабушкой Варей, заорал, наливаясь кровью:
- Где Пономарёв?
- Ты, Митька, на меня не ори и свой револьвер спрячь, а то вон возьму кочергу и обломаю о твою спину! Как был ты дураком, так им и остался. Додумался, перед бабкой револьвером махать! Нет у нас Сергея и где он - не знаю, а если он тебе нужен, сам ищи!
В это время в избу вошли два милиционера с винтовками в руках, поздоровались, присели на лавку и стали закуривать. Поняв по поведению бабушки, что Сергей успел скрыться и искать его бесполезно, Митька повернулся к милиционерам и уже спокойно сказал одному из них:
- Останься здесь и присмотри за ней, - кивнул он в сторону Дарьи.
- А ты пойдешь со мной за подводой! – обратился он к другому. Тот поднялся и, не проронив ни одного слова, вышел на улицу. Митька направился вслед за ним, но неосторожно ударился головой о притолоку, заматерился и пулей вылетел в сени.
Оставшийся милиционер бросил цигарку на пол, придавил ее сапогом и тихо, словно боясь, что его услышат, обратился к бабушке:
- Ты вот что, хозяйка, если есть такая возможность, то соберите ей на дорогу кое-каких продуктов, а то дорога предстоит долгая и голодная.
- А что, милок, их куда – то повезут? – так же тихо и сковано спросила милиционера бабушка Варя.
- Куда повезут, не знаю, только повезут их поездом и говорят далеко на север!
- Ох, господи! - простонала бабушка Варя, перекрестилась и захлопотала по избе.
Дедушка Митроша встал с лавки, накинул полушубок и вышел из избы. Милиционер тоже встал, подошел к Дарье, тронул ее за плечо и громко сказал:
- Ты, гражданка, не стой столбом, а поскорее собирайся сама, собери сына, а то скоро подойдет подвода и тебе придется ехать раздетой!
После этих слов Дарья словно очнулась от долгого, тяжелого сна и стала медленно одевать сынишку, который все это время беззвучно стоял, прижимаясь к матери. Потом, с какой-то заторможенностью в движениях, начала собираться сама. Казалось, что она не слышала и не понимала всего происходившего на ее глазах. Все ее движения, упорное молчание и полное безразличие ко всему, явно говорило о том, что она была в шоке.
Бабушка Варя и вернувшийся из погреба дедушка Митроша торопливо укладывали в две корзины какие-то продукты, завязанные в узелки. Уложив все, что приготовили, они предложили перекусить в дорогу, но Дарья на предложение не обратила внимания, зато маленький Ваня с охотой съел большую лепешку и выпил кружку холодного молока. Едва прекратилась суматоха со сборами, как под окном остановилась подвода, и в избу вошел Мишка Жогов в своем неизменном старом треухе, бабьем полушубке и с веревочным кнутом в руке. Обут был он в лапти и онучи, переплетенные крест-накрест веревками. Не успел Мишка поздороваться, как милиционер встал и махнул рукой, указав Дарье выход на улицу. На телеге кучкой уже сидели ее три дочки и испуганно смотрели на мать, которая влезла на телегу, не обратив на них внимания. Почти одновременно к телеге подошла Ганна Лобода и бабушка Варя с дедушкой Митрошей. Первая бросила в телегу под завязку набитый чем-то мешок и сказала:
-Я принесла кое-какое барахлишко, а то мой идиот сказал, что вас повезут на север, а там всегда стоят холода!
Сказала, попрощалась и, не дождавшись ответа, зашагала своим журавлиным шагом вдоль улицы. Дедушка Митроша и бабушка Варя уложили в телегу корзинки с продуктами, перекрестили ссыльных и встали в сторонке. Милиционер с Мишкой сели в передок телеги, лошадь тронулась и потянула повозку вверх по Большаку, к выезду из села. На краю села, возле церкви, уже стояло около десятка подвод с людьми. Повозка остановилась. Милиционер спрыгнул на землю и куда-то ушел. В предутренней тишине ясно слышался скрип колес, фырканье лошадей и приглушенный говор множества людей. Громко орали петухи, иногда раздавался плач ребенка, но нигде, ни в одном окне ближайших домов не было света. Люди в них притаились, выжидая, чем окончится выселение, и благодарили бога, что не коснулась их эта напасть.
А между тем близился рассвет. На востоке, за церковью разгоралась заря и строгие контуры колокольни без креста все отчетливей проступали в высоте, а внизу копошились люди, в тревоге ожидая своей участи. Когда заскрипели колеса подвод, и они одна за одной, стали покидать село, Дарья, наконец, вышла из шока. Она повернулась лицом к церкви и стала неистово креститься, шепча какие-то молитвы, стала прощаться с родным краем. Краем, где встретила любовь и счастье, где нарожала кучу ребятишек, где приобрела свой дом и где теперь, в одночасье, рухнули все ее мечты. Никто из односельчан не вышел на улицу, чтобы проводить своих соседей. Мишка за всю дорогу тоже не сказал ни слова, но лошадь не подгонял, видимо считая, что неудобно спешить, увозя неведомо куда людей, с которыми бок о бок прожил долгие годы. Наверное, ему было стыдно увозить из родного села семью Сергея Пономарева, который в свою бытность не раз выручал незадачливого и невезучего в жизни Мишку. Вроде был он не пьяница, не лодырь, да и семья небольшая: жена и два сына-подростка, но в хозяйстве у него все шло через пень-колоду. Главная его беда состояла в том, что он совершенно не был приспособлен к сельской жизни, хотя родился и вырос в семье потомственного крестьянина. Ничего не понимал в земле, в посевах, в уходе за скотиной. Почему – то именно у него чаще всего вымерзали озимые, хлеба рождались редкими и низкорослыми и даже картошка на тучных черноземах у него рождалась мелкой и уродливой. А если случался град, то именно у него выбивало посевы, хотя у соседей они оставались нетронутыми. При всем при этом, Мишка мечтал разбогатеть. В какие он только авантюры не бросался, чтобы сравниться по достатку с зажиточными мужиками, но все они заканчивались крахом. Так, в начале НЭПа, решил он заняться торговлей, видя, как богатеют купцы в городе. Нашлись в Воронеже добрые люди, ссудили его небольшими деньгами, товаром под залог имущества и благословили на ратные дела в
Легче будет читаться и осмысливаться.
А тема очень нужная для понимания истории.