Церебралка

ехали на той же машине через вечерний удивительный город.  
  Дома его ждала Ирина.  Игорь рассказал ей, как его подключили к компьютеру и как у него все зачесалось. Ирина смеялась до слез. Игорь тоже развеселился.  О гудении он ей почему-то не рассказал. А в зале Клавдия Кузьминична громила всю современную медицину и науку:
  - Вся наука - блеф!  - утверждала она.  - Изучают черти что! Мусолят в рассуждениях атомы и частицы,  которые никто в глаза не видел.  Оторвались от жизни навсегда и уперлись рогами в тупик,  где пускают пузыри и  строят карточные  домики,  которые  рассыпаются  от комариного чиха!  И эзотерики оторвались далеко:  разогнались еще в древние века и прыгнули  в  пустоту, где до сих пор болтаются. Очевидно, прав был Сальвадор Дали: только симбиоз науки и эзотерики может продвинуть человечество вперед,  спасет его  от гибели. А они, как лебедь, рак и щука, да еще НЛО впрягаются. Вавилонская башня: никто не хочет понимать соседа!..
  - Вы же зам. директора материалистического института! - смеялся папа.
  - Я хозяйственный работник!  Швабры,  метлы,  грузовик под мусор – вот моя работа.
  - А физика? - не унимался папа.
  - А физики - капля на ведро!
  - Не прибедняйся, Клавдия, - осаживал ее папа. - Кандидатскую же написала.
  - Случайно!  - бухнула Клавдия Кузьминична и захохотала.  Сквозь  смех прокричала:
  - С испугу!..
  - Так тебя и испугаешь, - язвил папа.
  - Что правда,  то правда:  испугать меня трудно, - соглашалась Клавдия Кузьминична, погрустнев. Но это с ней длилось недолго. После паузы она так же громогласно скомандовала:
  - Муля! Беги, запускай машину!
  Игорь опечалился: Ирину увозили.
  В институт они стали ездить каждый день.  Для  Игоря  это  стало,  как праздник:  мир  для него расширился.  Перед очередным сеансом Анатолий Евгеньевич долго наставлял Игоря:  о чем думать,  что делать, и повторял это до тех пор, пока Игорь не объявлял, что все понял, хотя ничего не понимал.
  С некоторых пор Игорь стал замечать,  что Анатолий Евгеньевич  смотрит  на его болезнь не так,  как все люди.  Он говорил о болезни совсем не то, что чувствовал Игорь,  он объяснял это так,  как хотел это видеть  сам.  Когда Игорь понял это,  то Анатолий Евгеньевич стал ему не особенно приятен.  Но он старался не показать своей неприязни, потому что его удивительно тянуло к странному гулу,  который происходил то ли от компьютера, то ли от болезни.
  Так незаметно  прошел  месяц определения причины болезни.  И хотя папа нередко приходил с работы усталый, он с удовольствием тащил коляску с Игорем к сигналящей внизу машине.  Он даже веселел от этого. И как-то по-другому стал посматривать на сына. Игорю это нравилось.
  Незаметно для  себя Игорь заинтересовался картинками в журналах,  хотя раньше не понимал их.  Он стал рассматривать фотографии. Это заметил папа. Долго наблюдал за сыном, как тот перелистывал семейный фотоальбом. На следующий день он принес Игорю целую кипу журналов со сплошными  иллюстрациями. Именно тогда Игорь понял, что у него что-то изменилось внутри. Он стал иногда смотреть телевизор и даже умудрялся различать  некоторые  картинки, если они не быстро менялись. Его заинтересовала музыка, которая сильно отличалась от разговора.  Для понимания музыки не нужно было  сильно  напрягаться.  Оказывается, музыка была взаимосвязанная и одновременно разделенная на части, что делало ее приятной. Но разговор по радио он понимал плохо, слишком быстро говорили о непонятном.
  Отец купил батарейки и вставил в старенький транзистор,  который Игорь стал слушать чуть не круглосуточно.  Мать почти ничего не замечала.  Игорь был рад, что она не вмешивается. Она продолжала встречаться дома со своими знакомыми, которые хотели видеть и ощупывать Игоря. Но ему это стало сильно не нравиться, потому что они каким-то образом все лучше и лучше залезали  к нему внутрь.  Он отказывался,  кричал и волновался из-за непонимания матери,  когда она хотела его отвезти к гостям.  Мать стала пугаться такой реакции, а гостям объясняла, что он нервничает или, что сейчас главное поставить диагноз на компьютерах, а остальное потом.
  С матерью Игорю стало труднее,  чем с отцом.  Раньше ему казалось, что мама любила только его, но в последнее время он сообразил, что мама больше любит его болезнь, чем  его самого. И это было неприятно.
  Отец любил Игоря как-то по-иному. А может быть и не любил, но он всегда понимал,  что хочет сын,  и всегда старался помочь,  однако, никогда не жалел его,  как мама.  А мама нередко жалела его до слез,  чем волновала и расстраивала.  И еще одно заметил Игорь за собой:  ему перестали нравиться те книги, которые он читал раньше, кроме Ильи Муромца. Он прочитал «На западном  фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка и удивился,  что почти все там понял. Мир, описанный в книге, ошеломил его своей громадностью, беспощадностью и злобой. И рассказано об этом было просто и спокойно, даже обыденно.
  Его заинтересовало устройство радиоприемника,  играющего музыку и болтающего,  что попало.  Ему захотелось узнать, как он работает. Отец принес книги по электротехнике и книгу начинающего радиолюбителя. Они вдвоем прочитали их все,  и Игорь,  к своему удивлению, многое понял. Электроприборы были просты и хитры,  а иногда очень сложны.  Игоря поражало, что какие-то люди могли придумать все это.
  Диагностика на  компьютерах с некоторыми перерывами длилась второй месяц.
  Как-то,  проезжая через холл института,  Игорь остановил отца, решив определить: откуда тянет холодом в теплом фойе? На стенах вестибюля висело несколько картин. Левая, хорошо освещенная, изображала зимний лес в снегу. Вернее,  на переднем плане стояло несколько деревьев, у которых были видны лишь нижние части стволов,  занесенные сугробами,  а дальше,  в  просветах между  ними,  в  сизой морозной дымке,  серел хвойный лес.  Но не это было главное:  Игорь физически чувствовал,  что в картине есть ветер, и он дует от нее, между стволами деревьев, прямо ему в лицо.
  - Холодно, - поежился Игорь, дернув головой.
  Отец присмотрелся к картине, подошел поближе, вернулся к коляске и задумчиво сказал:
  - Иллюзия...  Действительно  от  нее тянет холодом,  - он с удивлением посмотрел на сына и, почему-то повеселев, покатил его к лифту.
  Анатолий Евгеньевич  за последнее время сильно похудел,  стал злиться, по любому поводу тихим страшным  голосом  отчитывал  сотрудников,  которые ежились и поджимались.  Работал он лихорадочно быстро,  будто боясь что-то не успеть, бесконечно комбинируя программы для компьютеров и экспериментируя с приборами. Его фанатизм пугал и вызывал уважение.
  Однажды перед сеансом в зал вошел огромный мужчина  и  сходу  зашумел, заметив, что в зале никого нет, кроме Анатолия Евгеньевича и Игоря:
  -  Анатолий! У тебя помощников, что ли нет. Сам датчики приклеиваешь?
  - Есть, Август  Семенович!  - зло бросил Анатолий Евгеньевич,  продолжая возиться с Игорем:
   - Но я им не доверяю.  Им это дело безразлично,  а для меня оно кровное!
  - Понимаю,  понимаю,  - сбавил мужчина тон. - Но и они должны свои сосиски отрабатывать! Развинтились! Плюют в потолок...
  - У меня не плюют.
  - Ну что, будут результаты? Или ты для страховки?
  - Будут!
  - Мне бы твою уверенность.  Ну,  ладно.  А что это за посторонний? – И Август Семенович показал на отца, стоявшего у окна.
  - Отец, - коротко ответил Анатолий Евгеньевич.
  - А!.. Извиняюсь... - он подошел к отцу, поздоровался за руку, поговорил о чем-то и, попрощавшись, ушел. На Игоря он не обратил внимания.
  Сеанс начался. Опять появился гул, но далекий и прерывистый, будто кто-то разговаривал за горизонтом, поэтому фразы были рваные. Игорь в уме посчитал соединенные компьютеры - их было семь. А соединяли всегда девять. Гудение было яснее, когда работали все девять. Он подергал головой и стал стаскивать шлем. Сразу подбежал Анатолий Евгеньевич:
  - В чем дело, Игорь?!
  - Соедините  девять,  а  то  семь мало,  - поворачивая голову, попросил Игорь.
  - Откуда  ты знаешь,  что включено всего семь?!  - Анатолий Евгеньевич оперся руками о подлокотники кресла и впился сумасшедшим взглядом Игорю  в лицо.
 - Зачем тебе еще два?!
  - Мне так лучше, - выдавил из себя Игорь.
  - Как ты узнал, что подключено всего семь?!
  - Просто знаю и все, - уперся Игорь.
  Ему не хотелось говорить про любопытное гудение, которое уже стало делиться на фрагменты.
  - Игорь!  - начал Анатолий Евгеньевич. - Я сделаю все, о чем ты попросишь, но говори мне, пожалуйста, обо всех твоих ощущениях, договорились?
  - Да, - соврал Игорь. И ему стало стыдно.
  Этот разговор произошел в тот момент,  когда в зале  никого  не  было, кроме  отца  и Анатолия Евгеньевича.  Отец стоял в стороне,  с напряжением прислушиваясь к их диалогу, не вмешиваясь. После этого  Анатолий Евгеньевич вообще запретил своим помощникам прикасаться к Игорю,  разгоняя их по другим работам во время сеанса,  а когда было поздно - отправлял домой. Сотрудники были не против. Игорь видел, как им надоело с ним возиться.  А Анатолий  Евгеньевич  пугал  своей  напористостью.
  Компьютеры стали для Игоря своеобразным наркотиком,  он испытывал удовольствие от ожидания чего-то необычного.  Интуитивно он чувствовал, что в его увлечении,  как у палки - два конца.  Ему нужно было суметь удержаться на середине, до какого-то момента. Но он не знал, до какого. У него все время крутилась в голове вычитанная в книге фраза, что за добро нужно платить, а за удовольствие - расплачиваться.  Но его это не пугало. Каждый новый день он с напряженным нетерпением ждал очередного сеанса.
  И снова он в зале со шлемом на голове. Анатолий Евгеньевич  разогнал всех помощников.  В этот раз гул был явственней и очень разнообразный.  Он почти напоминал чей-то разговор,  но речь была непонятной и шла в  бешеном темпе, уследить за которым не было сил. Мешало электричество, гулявшее по всем цепям компьютеров.
  Игорь всегда закрывал глаза при появлении гула,  чтобы не отвлекаться. Он видел разноцветные мелькания,  но проследить за ними не мог. Попытался рассмотреть  внутренним  зрением  устройство компьютеров,  однако там было столько непонятного, совершенно не похожего на схемы из книги радиолюбителя.
Гудение усилилось,  стали проскакивать  отдельные  слова,  отчетливые, быстрые. Речь была не человеческая. Игорь напрягся, пытаясь войти в разговор,  преодолевая шумное поле тресков и электрических  разрядов  в  недрах компьютеров.  Его не пускало,  но и не отталкивало. Тогда он рассердился и внутренне ударил по проводам,  которые  питали  установку  электричеством.
  Сверкнула ослепительная вспышка, и гудение на секунду затихло. Игорь услышал,  как Анатолий Евгеньевич,  проклиная нерадивость электриков, выскочил из зала чинить предохранители в щитке. Папа побежал ему помогать. Шлем, они не сняли.
  В этот  момент у Игоря возникло удивление от вновь родившегося негромкого гула.  Его кто-то увидел и осторожно потрогал.  Но испугался и быстро отскочил. Игорь сразу понял, что это был ребенок. Не такой, как у людей, а какой-то очень быстрый и сообразительный.  Ребенок позвал кого-то  на  помощь,  и тут же появился взрослый  -огромный,  глубокий,  добрый.
  За одно мгновение, осмотрев Игоря,  он сразу понял,  кто перед ним,  и хотел