Вот мы и встретились 9-10

педагог неуверенно хмыкнул.
- У вас в школе, наверное, нет мужиков-преподавателей?
-Ну, почему же, - возразила учительница. – Есть, и целых четверо: учитель физкультуры, учитель музыки, учитель технологии и труда и директор, который ведёт уроки обществоведения. А вы так хорошо рассказывали: сначала заворожили ребят, а потом быстрыми ответами так расшевелили, что никто не остался равнодушным, вот я и подумала, что вам и учительство по плечу. Я и то так заслушалась, что в какое-то время задумалась: а почему бы и мне не поехать куда-нибудь в дальние неизведанные края и начать новую, энергичную жизнь. Вдруг захотелось взбудоражить удобное вяло текущее существование, посмотреть на ваши лилии, хотя я не большая любительница цветов. – «Потому что у тебя чёрствая душа», - зло навесил ярлык недовольный собой несостоявшийся учитель.
- А чью поэзию вы любите? – спросил, пытаясь всё же понять как-нибудь характер соседки.
Она немного помедлила с ответом, вспоминая отзвуки рифмованных строк в душе.
- Особых пристрастий нет. Конечно, приходится много читать и перечитывать поэтических сочинений разных авторов самых разных эпох, но не помню, чтобы кто-то оставил наибольшее впечатление. – Ещё помолчала и неуверенно поправилась: - Разве только Тютчев да из современных - Ахмадуллина.
- Ну, а музыку вы, конечно, приемлете только классическую? – не отставал геолог-психолог.
Вера, не обижаясь, улыбнулась.
- К сожалению, у меня нет музыкального вкуса. – «Ясно», - сделал жёсткое заключение раздражённый Иван Всеволодович,- «чёрствая душа, начисто лишённая чувства прекрасного. Ей не учительствовать надо, а служить в армии». – Мне кажется, вы стараетесь узнать меня поближе, и в облегчение вам могу добавить, что люблю живопись, но только современную, что зовётся модернистской, над которой можно подумать по-разному, и каждый раз увидеть что-то новое и совершенно другое.
«Вот, вот», - тут же зацепился доморощенный психоаналитик, - «поскольку душа твоя молчит, не тормозит, то мозги заполнены перекошенными расчленёнными трупами с вывернутыми головами и конечностями и вынесенными наружу вытаращенными глазами и кричащими ртами на фоне знаменитых у идиотов квадратов, прямоугольников и колёс. Хаотическая Герника. Скучная, однако, творческая личность. Хорошо хоть, что не врёт и не притворяется».
- Как вы думаете, - воткнул ещё один шприц тестирования, - любят вас ученики?
Она опять долго не отвечала.
- Не знаю, - призналась, наконец, неуверенно. – Никогда не задумывалась на эту тему, - и, чуть оживившись: - Затяжных конфликтов между нами не случалось, всегда быстро приходили к взаимопониманию и разрешению.
«Нет», - решил он, - «не любят».
- Даже с этими… как их… - он поморщился, вспоминая, - …с Гугой и Лерой?
- Лера, которую на самом деле зовут Верой, - хорошая девочка, - встала на защиту подопечной нелюбимая учительница, - но с характером. Она живёт вдвоём с больной матерью, очень бедно, а ей очень хочется иной жизни, вот она и старается приукрасить её чрезмерным макияжем и надеждами на найденный клад, невесть откуда взявшееся наследство и обеспеченное замужество. Я её очень хорошо понимаю и, как могу, стараюсь внушить, что благополучие принесут только терпение, образование и труд.
- И есть успехи? – не поверил в добродетель куклы следователь-дознаватель.
- Трудно сказать, но я надеюсь. А Гуга, или Гриша по-простому, очень талантливый парень. Хорошо разбирается в математике, физике, химии и уже вполне сносно изъясняется на английском и немецком. У него исключительная память, она его спасает на уроках, когда он постоянно отвлекается, переполненный самыми неимоверными техническими идеями. Мне его жалко, - непоследовательно заключила Вера защиту вундеркинда.
- Это почему же, если он такой талантливый? – удивился Иван Всеволодович.
Вера объяснила:
- Такие, как он, не умеющие остановиться на одной задумке и довести её до конца, отвлекаясь на другое, никому не нужны ни на производстве, ни в науке. Ему сложно будет и в жизни, и с работой. Мы с ним много на эту тему рассуждали, он понимает, но сдержать себя не может, остаётся надеяться, что только пока.
До дома оставалось не так далеко, и Иван Всеволодович замедлил шаг.
- А мне почему-то показалось, что вы не очень-то увлечены учительством. Я не прав?
Вера взглянула на него сбоку ожившими глазами, в тёмных зрачках которых обозначились светлые точки.
- Да, вы ошиблись. Учительство я люблю, но не люблю учительствовать по указкам и инструкциям дилетантов от науки из нашего департамента образования. Приходится по этому поводу часто выслушивать нотации от директора. Хорошо, что он у нас умница и смотрит на мои педагогические вольности сквозь пальцы. Так вот и трудимся: с усердием, но с оглядкой.
У Ивана Всеволодовича от её признания потеплело на душе, повеяло родным и до тоски знакомым, да и она стала ближе и понятнее. Он тяжело вздохнул.
- У нас - то же самое. Как вы думаете, отчего это в последние годы расплодилось так много дурошлёпов во власти?
Вера не замедлила с ответом, очевидно, и её занимал этот вопрос не раз, когда приходилось внедрять идиотские наставления.
- Похоже, исконный русский этнос вымирает, вырождается, меняясь. В народе устоялась в неподвижности безвольная апатия и безразличие ко всему, в том числе и к своей судьбе. Это способствует тому, что наверх повылазили наиболее наглые и бессовестные, для которых самое главное – любыми способами, в том числе и криминальными, нахапать побольше и поскорее материальных благ. И процесс этот необратим. Возникла чиновничья родственно-коррупционная мафия, имеющая с негласной подачи руководства страны всё своё: и законы, и ответственность, и замкнутую иерархию. То, что уворовано, не отнимается, в крайнем редком случае можно и отсидеть пару-тройку лет в колонии в комфортных условиях, зато потом будешь обеспечен на всю жизнь. Они – вроде грибкового заболевания на апатии.
«Э-ге, да она, оказывается, умница-разумница, даже Гумилёва проштудировала и присобачила к своей, в принципе абсолютно верной, точке зрения на нравственно-физическое состояние страны», - Иван Всеволодович проникся уважением к молодой учительнице. – «А я-то, лопух, пристал к ней со стишками и музыкой!»
А умница ещё и ужесточила разумную мысль:
- Больше того, думаю, что наступает, вернее, уже началась экспансия пассионарной смуглой азиатской мультирасы, и продлится она очень долго, до пика оледенения, которое тоже уже началось.
Иван Всеволодович, довольный начавшейся мыслительной беседой, улыбался.
- Но выводы учёных о парниковом эффекте и глобальном потеплении свидетельствуют как раз об обратном.
Возражения соседского оппонента и учёных были отвергнуты решительно и безапелляционно:
- Наша несовершенная наука, как всегда, опаздывает и принимает уже свершившееся за начало процесса. Потепление – это частный короткий случай на грани изменения климата в сторону планетарного похолодания, максимум которого случится, как было уже в истории Земли, через полторы-две тысячи лет.
- Посмотрим, посмотрим, - длинно и облегчённо вздохнул недоверчивый скептик, подумав, что с ней, пожалуй, можно потрепаться не только об изящном, но и о более интересных, увлекательных глобальных проблемах мира. – Знаете что, - предложил вдруг спонтанно, - а не сходить ли нам в местную драму? Завтра – суббота, вы работаете?
- До обеда, - от неожиданного предложения Вера даже остановилась и повернулась к нему, вглядываясь в улыбающееся лицо соблазнителя.
- Лады. Ну, как?
- Вы приглашаете? – они остановились возле её дома.
- Настаиваю.
- Я согласна, - зажгла лучики в тёмных глазах.
- Тогда сделаем так: вы после школы зайдёте к нам, а я к тому времени узнаю, что нам хотят показать, и раздобуду билеты, тогда и сговоримся. Идёт?
- Хорошо, - она даже порозовела.
- До завтра?
- До свидания, - Вера помедлила, и он подумал, что, вполне вероятно, не отвергла бы и более тёплого и близкого расставания, но, пока раздумывал, как поступить, она повернулась и медленно пошла к дому, чуть сгорбившись и опустив плечи.
«Окликнуть, что ли?» - лениво подумал провожатый. – «Но зачем? Перед самым отъездом?». Ему вдруг вспомнился Иван-шахтёр: «Хватай всё, что попадает, не раздумывая, пока есть возможность». Ну, нет, Ивану-геологу такая упрощённая кобелиная философия не по душе. Он предпочитает сначала выстроить отношения, понять друг друга, найти общие и уязвимые точки соприкосновения и уж тогда… надо срочно сматываться восвояси. Одна рана на сердце не зажила, не хватает, что ли, ещё и душевной боли? И зачем он только задумал этот театр? Некстати пожалел молодую, красивую и неустроенную в личной жизни женщину. Жалость – она штука опасная, может довести и до непоправимых последствий. Бежать, только бежать. Вера, входя в дом, даже не обернулась.
Домой вернулся не в духе.
- Ну, как? – заинтересованно осведомилась мать, и отец тоже спрашивал внимательными глазами.
- Нормально, - по безразличному голосу «замечательного» лектора и не поймёшь, что значит «нормально». – Вера похвалила.
- Ну, и слава богу! – удовлетворилась родительница. – Отмучился и ладно. Садись, поешь, я тебе…
- Мам! – перебил любимец. – Ну, что ты всё «поешь да поешь»!
- А как жеть? – а сама уже выставляла на стол хлеб и посуду. – Поешь – и в душе радость, и в голове ясно. Сытый завсегда добрее голодного, - и поставила на стол сковороду с жареной картошкой, облитой яйцами.
- Да не до того мне, - Иван Всеволодович покорно уселся за стол.
- А чё такое? – забеспокоилась кормилица, и отец сел напротив, ожидая разъяснений.
- Никак, уже поцапались? Не даётся, что ль?
Сын не стал уточнять последнее предположение.
- В театр завтра идём.
- С ей? – выдохнула мать, улыбаясь.
- С ей, с ей, - раздражённо подтвердил ухажёр. – Не с тобой же.
- И не надоть со мной, - отказалась старая.
- Да хоть с ей, хоть с тобой – идти-то не в чем, - напал на неё иждивенец, - костюма-то нет.
Враз осознав беду, мать даже отшатнулась от бедолаги, скрестив руки между выпяченным животом и обвисшей грудью.
- И чё делать? – Но женщины, в отличие от мужиков, никогда не падают духом и в любых житейских неурядицах находят выход. – Давай-ка завтра по утрянке смотаемся с тобой в какой-то… этот самый… как его… ну, шоп, и нашопаем тебе костюмчик – ты приглядишь, а я куплю.
Ваньша в возмущении бросил вилку на стол
- Вот ещё! Чего не хватало!
- Хватало, хватало, - успокоила мать, присев рядом и довольная найденным выходом из форс-мажорной ситуации. – У меня есть в заначке, - и быстро взглянула на отца – тот согласно молчал. – И не спорь: я так хочу!
Иван нехотя взял вилку, ковырнул пару картофелин и снова отложил.
- Ладно, - согласился притворно, - там видно будет, - решив, что ни в коем случае не позволит тратиться старикам, хотя и оставалось у него только на обратную дорогу да ещё мал-мала несчитанного, но он надеялся, что на дешёвенький одноразовый китайский ширпотреб хватит. Надо же: прогорел! А ещё думал оставить старикам. Бездумный транжира! Костюмчик, видите ли, ему понадобился! Есть окончательно расхотелось, хотя и на душе было тяжело, и в мозгах темнило.
- Имей в виду, - пригрозил отец, - если у тебя не сладится, деньги за костюмчик вернёшь, - подытожил импортный