ПУКШЕНЬГА

вечера были на работе, поэтому мы с братом, если не было приготовлено что-то съестное дома, обедали в  столовой. Меню «блистало» разнообразием деликатесов: треска жареная, треска пареная, треска малосолёная и копчёная и, чудо кулинарного искусства - омлет из сухого яичного порошка. На гарнир, к так разнообразно приготовленным блюдам, пода- вали - пюре картофельное из сухого картофельного порошка, вермишель или макароны. Всё зависело от вкуса желающего насладиться великолепным обедом или ужином. И, как апогей прекрасного завершения обеда – предлагалось запить всё это «многообразие» кушаний - чаем сладким в накладку, чаем сладким вприкуску, чаем пустым (Вприглядку - без сахара), киселём молочным (естественно, из сухого молока), клюквенным или брусничным морсами – из этих же ягод. Оправдывала, оправдывала  себя народная присказка – "Тресочки не поешь... ", ну, и так далее….
В школу-семилетку меня определили на третий или четвёртый день после нашего приезда. Школа – две большие классные комнаты с голландскими печами в углу и тремя рядами парт в каждой. Не знаете, что такое голландская печь? Поясняю – это такая круглая печь, в виде цилиндра и поставленная на попа. Высотой она - от пола до потолка. Обёрнутая жестью и покрашенная чёрным печным лаком, она топится дровами или углём. У нас она постоянно протапливалась дровами. К этому, серьёзному для Севера делу, был представлен специальный топщик. Он приносил дрова и подкладывал их в печь даже во время урока. Бывало, откроет дверку печи, подбросит дров и, свернув самокрутку, сидит покуривает - выпуская дым в печь. Теперь получили представление о голландской печи? То-то! Ну, а я, наблюдая за ним, часто пропускал мимо ушей то, о чём говорила учительница.
Вот в один из таких классов меня и завели. Усадили меня в среднем ряду за парту, стоящую точно посредине ряда. Оказывается, в нашей классной комнате занимаются сразу два класса, а учительница одна, на оба класса. Мы, четвероклассники, занимали два ряда, а шестиклассники занимали  – один, правый.
Учительница вызвала к доске из нашего ряда одного бедолагу (ему не повезло – он первым, наверное, попался на глаза учительнице) и попросила объяснить, почему он во вчерашнем диктанте, написал – «мнясо», а не мясо, как должно быть и, где, скажите на милость, он это «мнясо» видел? В ответ, он что-то пробубнил, но так тихо, что я не смог разобрать. Учительница сказала: "Двойка" - и отправила его на место.
Дав нам письменное задание - переписать какой-то рассказ из учебника, она перешла к партам шестиклассников. Так, весь урок, до прозвучавшего звонка на перемену, она переходила от одних к  другим. Тяжёлая работа у наших учителей в посёлке, решил я, но заморачиваться таким вопросом не стал: Ходит? Ну и пусть себе ходит, мне-то какое дело. Правда?! Да, забыл ещё рассказать! Все наши девчонки-школьницы предпочитали обуваться в блестящие резиновые галоши с толстыми, обязательно белыми вязаными носками. Мода, что ли, такая? – мелькнула мысль у меня, но потом я всё же узнал – это, оказывается, самая удобная обувь для здешних мест. А, в остальном – девочки, как девочки.
С мальчишками дело обстояло несколько проще. Они обувались, кто во что горазд – валенки, сапоги, а некоторые, форсистые, приходили в школу в ботинках. Но таких  было  мало  –  раз,  два  и  обчёлся  и  то,  только  в  старших  классах.

                                                              Глава  девятая
Каждую субботу и воскресенье (иногда и в будние дни), вне зависимости от погоды, мы с братом отправлялись на вечернее культурное мероприятие (дневных в нашем ПГТ не предусматривалось, днём нужно работать). То есть, мы отправлялись впитывать искусство, культурно развиваться. Мы шли смотреть художественный фильм или концерт местной художественной самодеятельности. Между прочим – неплохо выступала наша самодеятельность.
Мне, во всяком случае, даже очень нравилось на них смотреть, особенно на клоунов – большого и маленького! Маленький каа-ак треснет большого клоуна по лбу - у того слёзы, из глаз каа-ак польются, прямо струйками. А, затем, большой клоун за маленьким начинает гоняться и всё обо что-нибудь спотыкается и падает. Такие смешные! А, однажды, а однажды… ой, не могу без смеха вспоминать - большой клоун в зал упал, на какого-то  дяденьку. Вот смеху-то  было  в зале! Наверное, минут десять в зале смеялись и всё не над клоуном, а над дяденькой, на которого клоун упал. Я тоже хохотал до упаду - аж в животе что-то заболело. А вы бы не смеялись? Смеялись-смеялись!
Нас, ребятишек, пускали на все мероприятия бесплатно. Мы, привилегированная каста! Помешать посещению культурных мероприятий могли, только наша болезнь или двойка в дневнике, и то, если замечали родители. Двойка в дневнике – заурядное явление, давно уже привычное для меня.
Приходя домой после «Культурного мероприятия» за полночь, я не высыпался, и на уроках, не столько вдавался в познание науки, сколько неудержимо зевал во весь рот.
Показ фильма – это отдельное театральное действо со своими актёрами, трагедиями, накалом страстей и нервными переживаниями. Согласно афише, начало фильма в девятнадцать  часов вечера, но это – если верить афише.
Правда, зрители народ культурный и воспитанный и всегда исправно собираются к началу сеанса, к семи часам вечера. А вот тут-то всё и начинается.
Вначале, ждём приезда разъездного киномеханика. Он приезжает в санях (или не приезжает совсем), запряженной усталой, заморенной лошадёнкой. Все будущие зрители, мужская половина, конечно, бросаются к нему и начинают помогать вытаскивать из саней передвижную электростанцию, кинопроектор, небольшой экран (два на полтора метра)  и  штук  двадцать  круглых  металлических  коробок,  с собственно,  фильмом. Кроме электростанции, всё остальное заносится в зал и раскладывается на столе. Зачем я всё это и так подробно рассказываю? Да потому, что именно процедура подготовки к показу фильма занимает две трети времени.
Затем настаёт очередь запуска электростанции. Вокруг столько «классных специалистов», что запуск может затянуться на час и… на три. Главное – как повезёт! Все остальные зрители, в основном женская половина, ждут - лузгая семечки, рассказывая анекдоты и перемывая косточки знакомым – не расходиться же по домам, раз за билеты «уплочено».
Мы, ребятня, крутимся вокруг мужиков, занятых электростанцией – интересно же, заведётся она или не заведётся? А время движется семимильными шагами. И, если запуск всё же успешно произведён, а на часах уже одиннадцать или двенадцать ночи, киномеханик, затурканный  «добровольными»  помощниками,  обращаясь к полному залу, спрашивает: «Фильм  будем  смотреть?»
- Давай, крути кино!! – кричат зрители на разные голоса.
Киномеханик прокрутит одну часть фильма, включит свет, перемотает ленту на ручной перемотке, потом поставит для просмотра вторую часть и так, ещё часа три.
Иногда  он хитрил  –  пропускал  две,  три  части.  Если  зрители не  заметили  –  хорошо. Расходились мы, любители искусства, под утро - довольные фильмом или недовольные, но без обсуждения увиденного – никогда!
собирались небольшими группками здесь же у крыльца, наблюдали, как киномеханик один, уже без добровольных помощников,  перетаскивает  аппаратуру  обратно  в  сани,  и  приступали  к  обсуждению…
Чередовались дни, недели. Мы с братом стали считать себя чуть ли не старожилами.
Прошло месяцев восемь-девять, и вот, однажды… слушайте дальше, что я Вам расскажу. Обхохочешься! А, может и нет. Как кто воспримет.

                                                              Глава  десятая
После одного из таких просмотров, я и брат возвращались домой более короткой дорогой, не через посёлок, а тропинкой, за крайними домами. Люди всё ещё были у кинотеатра, обсуждая только, что просмотренный фильм, как сейчас помню – «Броненосец Потёмкин».
Светила  луна.  Тропинка  просматривалась метров на пятьдесят- семьдесят. Впереди показалось что-то чёрное и большое, лежащее прямо поперёк тропинки. Мы остановились. В голове мельтешили мысли – медведь, собака, волк?! Испуганные, мы стояли и боялись пошевелиться, а ОНО не уходило!
Развернувшись, с колотящимися от страха сердцами, мы помчались в обратную сторону, надеясь центральными улицами вернуться домой. Не тут-то было! ОНО – это чёрное и большое, лежало посредине центральной улицы. Господи!!! У меня волосы встали дыбом на голове, и показа-лось мне, даже зашевелились, как живые!
С ужасом в глазах и издавая вопли на весь посёлок мы, схватившись за руки, помчались назад к «Дому Культуры». Люди ещё не разошлись. Услышав наши вопли и увидев в каком мы состоянии, они стали спрашивать, что случилось? Мы, перебивая друг друга, заикаясь от не про-шедшего ещё страха, кое-как сумели рассказать о случившемся с нами.
Быстро разделившись на две группы, люди пошли по разным направлениям. Одна группа пошла в сторону тропинки, другая, и мы с ней – пошла по центральной улице.
Улица была первозданно пуста. Как-бы издеваясь над нами, в ночном небе светила равнодушная ко всему, жёлтая, будто в масле и круглая как блин, луна. Обе группы сошлись у нашего дома, никого не встретив на своём пути. В посёлке о происшествии поговорили день-другой и, на этом, всё закончилось. Так мы и не узнали – кто же или, что же, нас напугало!

                                                      Глава  одиннадцатая
В свободное от занятий время, я любил прокатиться в рабочем вагончике. Я, раньше, об этом не  рассказывал? Нет? Тогда, сейчас, расскажу:
Дело в том, что работники леспромхоза работают сменами и каждую смену (бригаду) завозят на лесные делянки (там валят лес) в вагончике, прицепленном к трактору.  Вагончик, громко сказано. Это чуть удлинённый деревянный сарай, который  устанавливается  на  одну,  проходящую по  всей  длине,  центральную лыжу, а по бокам, сантиметров на десять-двадцать выше колеи, прикреплялись две коротенькие (два-два с половиной метра). При такой конструкции его легче повернуть или развернуть в обратную сторону.
Вход в центре боковой стенки. Двери нет. Посредине вагончика железная печь (буржуйка). В зимнее время её топят постоянно. Дровяных отходов много, не жалко. Так вот - трактор волочит вагончик через весь посёлок, не останавливаясь – лесорубы заскакивают в него на ходу. Он, переваливаясь с одного бока на другой, продолжает двигаться в сторону леса. «Пассажиры» обсуждают свои планы, делятся новостями, курят и наконец, пробыв в дороге минут двадцать-тридцать, прибывают на делянку.
На пересмену уходит около часа.
Забрав  отработавшую  смену,  трактор  с  вагончиком  возвращается  в  посёлок. Вот в этот час пересмены, я везде успевал сунуть свой любопытный нос. Мне всё было  интересно  на  лесоповале.  Особенно  автомобили-лесовозы  и  трелёвочные трактора (так их называют).
У лесовозов – впереди колёса, а сзади, вместо колёс гусеницы, как у трактора. И, это ещё не всё… на тракторах и лесовозах, с обеих сторон кабины стоят бочки и из них… вьётся лёгкий дымок. Время от времени, шофёр или тракторист выходят и засыпают в эти бочки, ведром, мелко наколотые берёзовые чурочки. Их для этой цели, оказывается, заготавливает специальная бригада рубщиков (чурочников). Вот чудеса-то в решете!.. Отец