И жизнь, и слёзы, и любовь

так и не понял, когда это Вы говорили мне гадости – ну да Бог простит…»
«…Я Рая. Та ненормальная, что кидалась под машину…».
«…Надеюсь, сейчас у тебя всё хорошо?..»
Хорошо? Да вроде бы. Рая написала, что учится в институте на факультете почвоведения. Вроде бы успешно. Учёба отнимает много времени, но вообще интересно. С личной жизнью пока не очень, но по Вадику давно уже не сохнет.
Так началась их дружеская переписка. Студенты, успевшие вкусить гласности и «маршей несогласных», завидовали Рае. Те же, чьё горло уже успел сдавать страх, предостерегали: смотри, мол, а то и тебе попадёт. Хотя, наверное, они тоже по-своему завидовали. Завидовали смелости, которая позволяла Рае и Антону быть свободными.

Тригорское…. Поместье Лариных… Нет, конечно, настоящая фамилия хозяев была совершенно другой, но каждый закуток этого дома, каждая вещичка – всё дышало строками из «Евгения Онегина». Анна, влюблённая в Пушкина – тихая смиренная Татьяна, её сестра Евпраксия – живая и задорная Ольга, их мать – «милая старушка Ларина», хотя, по современным меркам, вовсе не старушка. «Знакомые всё лица!» - так воскликнул бы герой Грибоедова.
А вот пианино, за которым сидела Александра (она же Алина). Это ей Пушкин посвятил строки:
«Алина, сжальтесь надо мною!
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою»…
- «Но притворитесь. Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня нетрудно!
Я сам обманываться рад».
Рая невольно заслушалась: с какой душой и любовью продекламировал последние строки парень из группы.
- Молодец! – похвалила его экскурсовод.
Из господского дома они вышли во двор. С высокого обрыва перед туристами открывалась роскошная панорама. Внизу, среди зелени полей, змейкой вилась голубая речка. Вдалеке виднелась мельница.
У обрыва, среди деревьев, стояла белая скамейка. Та самая, на которой Онегин выговаривал Татьяне за её пламенное письмо, доказывая, что напрасны её совершенства, он вовсе недостоин их. Не об этом ли она сама его просила?
- «Я жду тебя. Единым взором
Надежду сердца оживи.
Иль сон тяжёлый перерви,
Увы, заслуженным укором», - тот же парень, не задумываясь, процитировал последние строки письма Татьяны.
Экскурсовод, а вместе с ней и Рая, очередной раз подивились его знанию пушкинской поэзии.
- «Татьяна, бедная Татьяна,
С тобой я вместе слёзы лью.
Ты в руки модного тирана
Уж отдала судьбу свою».
Девушке казалось, эти строки обращены к ней самой. Нет, не к ней – к школьнице Рае, чей «обман неопытной души» сделал всё, чтобы её позор «всеми был замечен и в обществе ему принесть смог соблазнительную честь».
За домом пролегала широкая зелёная лужайка, окружённая по кругу деревьями. Здесь Пушкин с Евпраксией мерялись поясами.
- А теперь из Тригорского мы отправимся в Михайловское.
Но сперва туристам дали возможность приобрести сувениры в память о Лариных. Рая купила чашку. Знаток поэзии, немного подумав, купил блюдце.
- Вы так хорошо знаете стихи Пушкина, - воспользовавшись, что он идёт рядом, девушка решила к нему обратиться. – Вы, наверное, литератор?
- Да нет, я на самом деле на врача учусь. Просто папа заставлял меня в детстве читать Пушкина. Говорит, чувство эстетики прививает. Кстати, меня зовут Иван. Можно просто Ваня.
- Очень рада. Раиса. Можно Рая.
- Классное имя. Напоминает рай.
Вскоре они достигли Михайловского, где несчастный поэт жил в ссылке. На подходе туристов встретил сидящий на траве бронзовый Пушкин-лицеист. Закончив обучение, он приехал в Михайловское, не подозревая, что через несколько лет вернётся туда в качестве ссыльного. Да ещё столкнётся с предательством собственных родителей. Рая не могла толковать их поведение иначе. За всё время ссылки ни отец, ни мать даже не приехали навестить несчастного. Только сестра хотела к нему приехать, но родители её не пустили.
«А вот если бы меня сослали, - думала девушка, - мама с папой бы меня не бросили».
- А зачем у ворот стоят пушки? – спросил кто-то из группы. – Чтоб грабителей отпугнуть?
Но нет – это было, оказывается, чистейшее баловство. Фамилия вроде как обязывает.
С удовольствием рассматривала Рая окружавшие дом деревья, кусты. Ей всегда нравилось, как пахнет сирень. Просто невозможно было удержаться от соблазна наклонить белое, как фата невесты, соцветие, и вдохнуть сладкий аромат.
«Настоящий рай для поэта! – пришло девушке в голову. – Хотя если жить здесь в ссылке, некуда не отлучаясь – надоест до чёртиков».
- Теперь понятно, почему именно здесь Пушкин написал очень много произведений, - сказал Иван, словно прочитав её мысли.
А вот маленькое деревянное строение – домик няни, Арины Родионовны.
- Ей Пушкин посвятил стихотворение… - экскурсовод замолчала, выжидательно посмотрела на Ивана.
Тот сразу понял намёк:
- «Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя,
Одна в глуши лесов сосновых
Давно-давно ты ждёшь меня…»
- Правильно.
С удивлением Рая узнала, что свои сказки Пушкин писал на основе тех, что слышал в детстве от няни. Просто рифмовал то, что рассказывала ему Арина Родионовна. Просто ли? Девушке думалось, что ничего сложнее, чем писать стихи, на свете не существует.
Узкая аллея, засаженная липами – аллея, по которой Пушкин любил прогуливаться с Анной Керн. Той самой, которой он посвятил свой стих…
- «Я помню чудное мгновенье…» Кто знает, что дальше?
- «Передо мной явилась ты. - робко продолжила Рая, - Как мимолётное виденье. Как гений чистой красоты».
- Молодец! А дальше кто знает?
Дальше продолжал Иван. Признаться, Рая не помнила таких ужасов, как «бурь порыв мятежный» и «в глуши, во мраке заточенья». Не помнила и счастливого конца.
- «И сердце бьётся в упоеньи,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слёзы, и любовь».
Следующим пунктом программы был тёмный пруд, на берегах которого предок Пушкина Ганнибал мечтал об Африке далёкой.
После Михайловского экскурсовод повела группу в довольно уютную таверну, сказав, что после обеда каждый сможет зайти на почту, написать гусиным пером письмо и отправить самому себе.
- Себе неинтересно, - сказал Иван, сидевший за длинным столом рядом с Раей. – Лучше отправлю брату.
- А я – маме.
Девушка бы с радостью отправила и папе, но он возвращается из командировки только через три недели. А письмо, скорее всего, придёт раньше…
- Вань, а какая рифма к слову «маман»?
- Обман… графоман…
- Во, «графоман» будет очень кстати.
На десерт подали яблочный пирог, от которого Рая не смогла отказаться. Тем более, по словами экскурсовода, это было любимое лакомство Пушкина. Отказ означал некую обиду для великого поэта.
После обеда Иван и Рая устремились на почту. Вскоре на руках у обоих было по разлинованному бланку, на котором они старательно выводили буквы гусиным пером. Ужас! И как только Пушкин с ним управлялся? Прежде Рае и в голову не приходило, что писать пером может быть так тяжело. Буквы получались толстыми и кривыми, чернила растекались. Иван, судя по всему, тоже изрядно мучился в попытке стать «владыкою пера». Но у него хотя бы не было ни одной кляксы.
- Как Вам, Рая?
«Привет, привет, мой братец рыжий,
Уж не серчай – тебя прошу.
Из мест из пушкинских пишу,
Бумагу пачкая бесстыже».
- Да Вы прямо поэт! – откликнулась Рая. – Только в последнем я больший специалист. Это я насчёт «пачкать бумагу».
И вправду, результат оказался печальным – две кляксы в таком коротком стихотворении:
«Приветствую тебя, маман!
Пишу тебе из Пскова, душка.
Ах, в рифмах я отнюдь не Пушкин,
А так – обычный графоман».
- А что, классный стих!
Затолкав своё письмо в конверт, Иван принялся старательно выводить гусиным пером адрес. Рая последовать его примеру не рискнула:
«Нет уж, с меня хватит!»
Кроме того, если в адресе будет клякса, на почте письмо не примут. Поэтому девушка попросила обычную шариковую ручку. Работница почты одобрила её выбор, попеняв Ивану за легкомыслие. Краем глаза Рая увидела на конверте написанное расплывчатыми каракулями имя – Бекетов И.В.
Покидая Михайловское, Рая купила в сувенирной лавке блюдце.
- А я на этот раз возьму чашку, - сказал Иван.
Последним они посетили монастырь с могилой великого поэта. Жаль, что он погиб так рано, да ещё и долго мучился. В школе, то ли в первом классе, то ли во втором, учительница рассказывала, будто Пушкин специально выстрелил мимо Дантеса, чтобы сделать врагу хорошо, но Дантес подобным благородством не отплатил. Хорошо бы расспросить экскурсовода, насколько эти слухи правдивы. Но в автобусе Рая отчего-то не стала этого делать.
Зато искренне порадовалась за Ивана – в награду за чтение стихов он получил приз – магнит с изображением Пушкина.
Вернувшись в Псков, девушка отправилась в Поганкины палаты, но музей к тому времени уже не работал. Тогда Рая направилась к Кремлю. Длинная стена тянулась вдоль берега реки. Терпеливо меряя шагами улицы провинциального города, девушка, наконец, вышла на крутой обрыв. На другом берегу возвышалась башня, соединённая узкой галереей с соседней. Полоска реки в этом месте была не широка. Казалось, её можно перейти вброд… Но попробовать Рая, однако же, не рискнула. Всё, что она себе позволила – это спуститься по сетке с насыпи (лукавый надоумил надеть каблуки вместо кроссовок) и сфотографировать башенку с берега.
Но уже следующим днём (а это был последний день пребывания в Пскове) Рая с высоты этой самой башни смотрела на тот берег. А также слушала хвалебные речи Ивана в адрес псковского митрополита. Ещё бы! Чуть ли не в лицо самому царю намекать, что он людоед! Да ещё какому! Ивану Грозному.
Впрочем, не только митрополит произвёл на девушку впечатление. Памятник Александру Невскому и его воинам на окраине Пскова, на высоком холме, с которого открывался живописный вид; река Великая, через которую будущая княгиня Ольга перевозила князя Игоря, - поразили даже больше, чем «Довмонтов град».
Из Пскова автобус повёз туристов в Изборск. Тут-то Рая на все лады прокляла свои туфли. Не самая подходящая обувь для долгих пеших прогулок по некошеным лугам «Труворова городища» до источников с чистой водой, до которых надо было ещё дотянуться. А тянуться стимул был. Экскурсовод сказала, что вода в них приносит здоровье, удачу и сохраняет молодость. Сам Бог велел умыться и набрать воды в бутыль. Ради этого Рая даже вылила на землю минералку.
Подниматься к крепости крутой дорожкой по примеру древних завоевателей тоже удобнее в кроссовках. Но другой, более пологой, Рая не захотела. Не захотел и Иван, подавший ей руку, чтобы помочь подняться. И это вместо того, чтобы посмеяться над её неловкостью! Рая вдруг вспомнила, как заливисто смеялся Вадим, глядя на то, как хромает на одну ногу учительница физики Мария Александровна, тогда ещё не оправившаяся после перелома. Если бы девушка тогда задумалась, если бы не проморгала этот неприятный эпизод, не закрыла бы глаза… А впрочем, есть ли смысл сожалеть теперь? Что было, то было.
Вскоре Рая, залюбовавшись крепостными стенами и великолепным видом, простирающимся под башней, и вовсе забыла про Вадима. Иван стоял рядом, наблюдая, как внизу узкой лентой вьётся старая дорога на Псков.
После Изборска был Печорский монастырь, уникальный тем, что построен был в