мать.
— Не знаю, — ответил я, — какой-то парень.
— Это сын Эллы, — с неудовольствием сказала мать.
— Приятный человек, — сказал я, — жаль, что редко здесь бывает.
18 марта 2013
Снег шел и в феврале, и в марте. Серая пелена застилала росшие за дорогой березы, — сосны за ними висели тенями между серым и серым, –– а за ними стояла мгла.
Время от времени я расчищал балкон — белые тяжелые глыбы летели вниз и разбивались в тусклую пыль у калитки, — прокапывал дорожки в туалет и к колодцу, а вечерами слушал Моцарта. И каждый день пытался пробиться к Волге.
За калиткой мир исчезал, только мощная тень нашей черной собаки скользила впереди, да сухой дробью стучали пластиковые бутылки, надетые на колья заборов. Снег забивался в ботинки, летел бесшумно непроницаемой стеной, сёк лицо.
Я знал, что Волга рядом, за нешироким полем, таким же неразличимо тусклым, как и она сама; я знал, что все дороги завалены метровыми сугробами, мосты засыпаны шуршащей ледяной крупой, и, значит, Москвы больше нет.
— Хорошо-то как! — прокричал я неуверенно, но льдистые снежинки тут же влетели мне в рот и быстро расстаяли на языке.
Собака осталась у последнего дома, не подержав моих поисков берега. Ее черная тень уже расплывалась во мгле, но я видел ее, — и значит, найду дорогу домой.
