Эти глаза напротив

смутясь, но тут же, взяв лицо горячими руками, поцеловала в губы. Робко, неумело.
Он догнал её на пятом этаже. Она не отстранялась, лишь придерживала руками его спадавшую «морскую» шапку.
Потом они пили с бабушкой чай, и он чувствовал как хорошо ему в этом доме. С ними. Ноги давно отогрелись в цигейковых тапочках, пахло имбирными пряниками и нарезанной на мелкую тарелку колбасой, а с комода глядели стеклянные слоники.
Завтра поезд. Лифт – это слишком быстро, и они спускались пешком. На лестнице первого этажа она пропустила его вперёд и осталась стоять на третьей ступеньке.
– Это наша с тобой ступенька. Слышишь?.. Наша!.. На всю жизнь.
Он не мог на неё наглядеться. Её глаза!..
– Ты жди, я обязательно приеду, я вернусь!
Смятенье, счастье, страх… Она кивнула.
А он почему-то добавил:
– Я куплю тебе самую красивую куклу!
Она не удивилась, не отговаривала и не спросила «зачем?» Лишь улыбнулась краешками губ и всё крутила и крутила дрожащими пальцами верхнюю пуговицу его чёрной суконной шинели.
– Белка, что с тобой?
Её глаза!.. Они плакали.
– Не уезжай… Я прошу! Я так долго тебя ждала… Я уже не верила…
– Белка, у меня увольнительная. Понимаешь?.. Я должен ехать!
– Должен?..
– Скоро практика, а перед практикой дают недельный отпуск, и я обязательно приеду!
Она подняла заплаканное лицо.
– Должен?..
Он растерялся.
– Можно я поцелую твои глаза?
Она опередила. Она будто в него ворвалась. Ворвалась в его сердце, в сознание, в губы… Из-под ног уходила земля. Он стиснул её в объятьях и яростно впился губами в пылающий рот. Их души носились над городом… Он ощущал, он чувствовал её желание и тело, он чувствовал пьянящий аромат её волос.
 
В ту минуту он даже не догадывался, что это был прощальный поцелуй. Многие женщины потом любили его, но в обмен на все поцелуи он попросил бы себе у Бога только этот один.
 
Он сдержал своё слово. Он купил в Ленинграде самую красивую куклу и два года возил её в своём багаже. Бритва, бельё, любимые книги и… кукла. Кукла жила в его каюте, летала на больших и маленьких самолётах, она объездила с ним всю огромную страну, но однажды… Однажды в каком-то маленьком заполярном аэропорту он увидел плачущую девочку. У девчушки не было с собой игрушек, и у неё болела мама. Он дал поиграть заплаканной девочке Белкину куклу, а через час улетел от стихающей бури на свой ледокол.
 
«Четыре часа, и я там. Всего четыре часа, – и я увижу её!» Машина завелась сразу, будто всё знала и всё понимала. «Полбака… Там заправлюсь». Колёса рванули асфальт. «Только не суетись: дорога дальняя… Господи, в какую же минуту я её потерял? Когда отдал девчушке куклу?.. Мой сожжённый мост».
Он обманывал себя. Он просто не умел тогда любить. По-настоящему. Ему чудилась впереди бесконечная жизнь, и в любой момент можно было вернуться назад, и в любой момент можно было встретить другую, и в любой момент можно было тихо мечтать… Он был полон великих замыслов и надежд, и не знал, что великие замыслы не согласуются с великими поступками. Он понял это только сейчас. А ещё он понял, что великих поступков не бывает, бывает лишь великое – любовь. Взаимная любовь.
 
«А вот и город, вот универмаг, вот улица, вот постаревший Белкин дом. Как всё здесь изменилось!.. Вот её подъезд».
В волнении смотрел в прохладу темноты, но онемели пальцы на руле, сдавило неразрывными тисками грудь, удавкой в шею впился воротник.
Хватило полчаса, чтобы собраться с духом.
Он вышел из машины. Та же лестница наверх, вот только дверь… железная, с глазком. Помедлив, трепетно вдохнул и позвонил. И тут он вспомнил, что не знает, как её зовут. Замешкался: «Как мне о ней спросить?»
В дверях высокий парень.
– Вам кого?
– Простите, я ищу…
– Минуту, – парень отступил по коридору. – Ма, тут мужчина… Белку ищет. – И шёпотом: – По-моему, не псих.
Из комнаты донёсся тихий голос:
– Белку?.. У нас в помине белок не бывало. Сбежала, что ль?
А он уже спускался. «Не она! А Белка не сбежала, Белка…» Осёкся. «Белка… Быстрей в машину!» Ноги в слякоть, в грязь. «Нет, не смогу сидеть. Вот, значит, как болит душа?.. Пей эту чашу! Так тебе и надо! Пей до дна!.. О, Боже, как болит душа!.. Ах, Белка! Где ты?.. Где сейчас она? Да где угодно! Замужем, могла уехать… в отпуск, навсегда… Могла и… Господи, да что же это я! Наверняка есть дети, внуки. Внуки?..» Полоснула боль – раскаянье и ревность. «Тот прощальный поцелуй!.. Как мне расстаться с ним, расстаться с той любовью, с не состоявшейся в любви… с любимой… жизнью?..»
Он пришёл в себя. «Похоже, стадион… А вот дорога к школе… Где-то рядом дом… А вот и он, дом бабушки».

И город, и «бабушкин» дом жили своею отлаженной жизнью. Во дворе играли маленькие дети, на скамейке у подъезда тяготились ревностные женщины. «А кто здесь ты?» – спросил он сам себя. И сам себе ответил:
– Здесь никто.
Вошёл в подъезд. «Ого! Прошло так много лет, а у светильника всё тот же вымазанный краскою плафон! Да чёрт с ним, со светильником!.. Ступени… Третья. Наша!.. Господи!» Он сделал шаг назад, встал на вторую, как тогда… «Её глаза!..» И он взлетел над городом… Он вспомнил всё. Он вспомнил аромат её волос, и трепет рук, и губ пылающих волнительный ожог, и милое, солёное лицо… От непорочных слёз. И данное той ночью обещанье.
 
Валидол остался в машине. Женщины на скамейке заставили его сесть и послали смышлёную девочку за аптечкой.
– Белка, говорите?.. Нет, не знаем. Если б девушка жила у нас, в нашем доме… Уж не взыщите.
     
По дороге домой он пытался себя успокоить.
– А может, она меня сразу забыла!..
«Нет. Пять лет спустя Толик писал мне на Север, что Белка спрашивала его обо мне, сказала, что всё ещё ждёт какую-то куклу. Пять лет!.. А если она ждала меня дольше?»
Колёса скатились с асфальта и захлебнулись в пыли.
«Как тяжело дышать… Где же ты, Белка? А вдруг ты всё ещё ждёшь мою куклу?.. Нет, не может быть! Мы одногодки, и значит, ей тоже уже пятьдесят».
 
Шелестом шин он летел над осенней унылостью серой дороги, а в лесную чащобу вползали вечерние сумерки. Навстречу пронёсся автобус. В их город. Ему показалось, в одном из окошек… «Опомнись, – одёрнул он тут же себя, – чудес не бывает».
 
Он рассеянно запирал гараж. «Кажется, я кого-то обгонял, и кто-то обгонял меня. А на въезде в город останавливал гаишник?.. Не помню. Ну, какое это теперь имеет значение! Главное – я побывал в своей юности. Правда, я пока не нашёл в ней себя».
 
Он еле успел, даже запыхался. Плюхнулся на пластиковое сиденье и открыл повидавший многое на своём веку «министерский» портфель. Всё оказалось на месте. Подошла кондуктор – неопрятная, всклокоченная женщина.
– Оплатите проезд.
Он не верил своим глазам: билет оказался счастливым. «Кажется, я должен загадать желание и…» Машинально скомкал крохотную бумажку и, отвернувшись к окну, положил её в рот.
– Я должен, я обязательно должен найти мою Белку!
Кто-то тронул его за плечо.
– Граждани-ин! Вы меня слышите?
Он обернулся.
– Гражданин, мы поможем найти вашу белку, а вы пока предъявите нам свой проездной документ. Вот удостоверения.
Контролёры с удивлением смотрели то друг на друга, то на странного пассажира, который ни с того ни с сего вдруг рассмеялся, но в следующую секунду, сделавшись серьёзным, озадачил их уже окончательно:
– Найти-то можно, а вот вернуть…