«Ори, сопляк, посмертным воем! Ты воплем обозначь себя!» - крикнул довольный Бэс и спрятался.
Потом мне снился гроб. Я кричал, чтобы его немедленно убрали. Но никто не хотел меня понять. Этот телевизор КВН был для них предметом развлечений. А для меня - сжигателем моей плоти, гробом.
Я сознавал факт предательства со стороны родителей: гроб не хотели убирать, значит, хотели, чтобы я умер…
Глава вторая.
Поиски того самого дневника.
- Скажи, друг мой Кристоф, в чём я перед тобой провинился? За что ты меня так люто ненавидишь? Вот из-за этой хрени я должен был бросить все дела и примчаться к тебе за тысячу километров? - потрясая дневником перед его лицом, возмущался я не совсем искренне: - Я подобную муру мог найти и в какой-нибудь заброшенной сельской библиотеке!
- Я знал, я знал, что вначале тебе очень не понравится,- пытался защищаться Кристоф,- надо дальше читать. Читай дальше.
- Для чего? Нет ни одной точки соприкосновения с моей темой. Не понимаю, какое отношение имеют записи какого-то недоумка, возомнившего себя полубогом, к моим поискам?
- Олег, ты опять задаёшь много вопросов.
- В сравнении с потерянным временем - не так уж и много. Согласись?
Не согласится ни за что и никогда! Мы разные: у нас мозги загнуты по-разному, хотя и загибали их в едином социалистическом лагере. Но немец, он и в ГДР - немец. И что русскому в тягость - немцу невдомёк.
Я откровенно кривил душой, когда говорил Крису о потерянном времени. На самом деле, намедни, когда он позвонил и зачитал в телефонную трубку по моей настоятельной просьбе несколько строк из дневника, я заговорил от волнения фальцетом, и готов был лететь в Берлин, чтобы только немедленно убедиться в подлинности документа.
О ценности записей Кристоф тоже имел кое-какое представление. Он сказал: - Завтра я буду в Москве!
Значит, мне надо было успокоиться и за сутки придумать, как проще и безболезненнее обмануть немого иноверца - так, кажется, недавно на Руси переводилось слово немец - сбить с него спесь, а потом убедить, что этот дневник - совсем не то, что я искал, то есть, что мы вместе с ним искали.
Кристоф - доктор каких-то там кудрявых наук, профессор (я никогда не вдавался в
подробности, даже визитную карточку, испещрённую его достижениями в науке, ленился дочитать до конца) часто наведывался в Москву по приглашению Университета и читал курсы лекций на русском о чём-то, совершенно нерусском.
Кроме того, среди своих соплеменников и коллег по научному цеху он считался лучшим специалистом и знатоком России. Сам Крис часто пересказывал хвалебные характеристики, отпущенные в его адрес то ли губернатором Вестфалии, то ли канцлером, то ли директором городской Лейпцигской свалки, что в обратном переводе на немецкий обозначает полигон твёрдых бытовых отходов г. Лейпцига.
Кристофа я знал десять лет. Мы познакомились в октябре 1998 года, в ресторане гостиницы Украина. Меня пригласили туда бизнесмены из Германии и, как принимающую сторону, накормили и напоили за свой немецкий счёт, вписав моё трепетное отношение к халяве в графу своих представительских расходов
Криса я ещё трезвым вычленил из остальных. Я сказал ему:
- Гитлер - сволочь!
- Да, Гитлер нехороший,- подтвердил Кристоф.
- Очень.
- Да, очень нехороший.
На том уровне и определились поддерживать наши тонкие, дипломатические отношения. После третьей рюмки я решил закрепить параграф Устава Марксистско-Ленинской идеологии:
- Гитлер - жлоб и тупица одноклеточная.
- Гитлер спроектировал мост в Вене.
- Что-о-о?!
- И отстроил дороги в Германии.
Я быстро посчитал примерный возраст Кристофа и сделал вывод:
- Ты был гитлерюгенд.
- Я ещё был очень маленький.
- Это тебя не оправдывает.
- В школе учился хорошо.
- В разведшколе?
- В Лейпциге, в обычной школе.
- Мне надо тоже съездить в Лейпциг, подучить свой язык немного.
Кристоф рассмеялся:
- Мог бы просто попросить приглашение. Я - не против. Посетишь заводы, производящие геомембрану. Экология - это актуально сейчас во всей Европе.
- Уговорил, немецкий шпион. Поеду в Берлин и Вену.
- Почему именно туда? В этих городах нет заводов.
- Мне надо!
Через неделю Крис вручил торжественно мне приглашение, подписанное директором фирмы, у которой я обязался закупать геомембрану для монтажа на полигонах ТБО в качестве гидроизоляционного слоя.
- А виза? - посетовал я на правах долгожданного гостя.
- Я звонил в консульство. Сделают визу в два дня.
Хорошо Кристофу было говорить - в два дня. Позвонить друзьям и договориться - одно, а мне доехать до консульства - совершенно другое, практически невыполнимое условие.
В продажу поступили переводы на русский Фабра де Оливье, шумерское сказание об Энке и Энлиле с комментариями Артюхова и множество сопутствующей литературы.
Я пролежал с книгами на пузе у родственников в загородном доме ещё две с половиной недели. Потом неделю занимался выписками из книг и словарей, пока не понял окончательно, что поездка в Берлин мне крайне необходима.
Несколько цитат из книг привлекли моё внимание. Требовался мозговой штурм, чтобы более тщательно разобраться в прочитанном, отсеять вымысел и прожевать истину.
Например, два часа, ковыряясь ватной палочкой в ушах, я приводил свои извилины в порядок и пытался понять: откуда шумеры доподлинно знали о происхождении Земли и о том, как Луна не сумела перерасти в планету. После столкновения планеты Нубиру, кусок от Земли, величиной с Антарктиду оторвался и улетел в космос, а супруг Земли, чтобы зализать раны, гибнувшей Земле, прислонился и отдал всё своё железо и более не стал расти, но навсегда остался спутником своей любимой. Красивая легенда!
Для чего-то нунаки, жители Нубиру, передали эти знания шумерам? Тем самым шумерам, которых и создали в качестве биороботов только для того, чтобы люди-шумеры добывали из недр Земли железо и золото вместо них.
Для каких целей нунакам нужно было золото, шумеры могли только догадываться, рассматривая в небе нунакские космические корабли.
А вот знания свои, особенно по серийному созданию человека из сопутствующих материалов, нунаки оставили в наследие в форме Предмета. Предмет этот напоминал, увеличенную до размеров африканской кобры, молекулу ДНК с полной клинописной расшифровкой, паспортом и руководством по применению.
Опыты нунаки проводили долгие и кропотливые, пока вместо Сфинкса, Кентавра или Циклопа не получилась у них совершенная форма, в которую можно было вдуть, то есть вселить тонкую структуру (душу), по своему образу и подобию, но уживающуюся с земными, материальными законами.
Конечно, больше, чем законы Вселенской Любви меня привлекал конкретный Предмет, который можно было держать в руках, манипулировать Им, передавать Ему божественную власть и силу посредством сакральных слов, пользоваться как волшебной палочкой из сказок.
Кадуцей - царский жезл власти с головами змей Ахопа и Апопа вместо набалдашника.
Кажется, в Зоаре говорилось, что Господь, выпроваживая Адама из райского Эдема, вручил ему, символом земной власти, Посох, сотворённый или выструганный «плотником» из священного древа Жизни - по одной версии, и из дерева познания Добра и Зла - по другой. Ствол Посоха обвивал окаменевший змей-искуситель. Видимо, в райском саду пресмыкающихся не жаловали и избавлялись от них при любом удобном случае.
Предмет, оставленный нунаками в наследство человечеству и Посох Адама, в моём понимании искусно переплетались друг с другом.
Из исторических намёков и упоминаний я знал, что Посох передавался по наследству из рук в руки.
Если быть кратким, то мои познания о хранителях Посоха были довольно скудными и фрагментарными. Несколько интересных догадок об эксплуатации Посоха Каином, потом Посохом наследил Ной, потом Он перешёл к Аврааму, затем к Исааку, затем к Иакову, после Иакова достался по наследству десятому сыну Асиру, который за мешок ячменя продал Его брату Иосифу, и таким образом Посох остался в Египте до правления Иофора, который передал Его Моисею, а тот должен был так же оставить Посох Аарону, но почему-то оставил двум сыновьям своим, или не оставил? Моисей - это Египет времён царя-еретика Аменхотепа Четвёртого, назвавшегося божественным Анх-Атоном, привычнее для слуха - Эхнатоном.
А Эхнатон - это Берлинский Музей Египетского искусства. Короче, мне надо. Предчувствие гнало меня в Германию.
- Кристоф, кто меня встретит в Берлине?- звонил я другу.
- Я думал, ты уже обратно вернулся. У тебя же срок действия приглашения заканчивается через 4-5 дней!
- А ты видел очереди в ваше немецко-фашистское посольство? Добрая половина нашей страны погостить к вам выезжает.
Я бы и визу никогда не получил, если бы не случай: подкатил снежно-белый «Мерседес» и из него вышел лётчик-космонавт Леонов.
Я ошарашил его отрепетированным вопросом:
- Вы не узнаёте меня? Как же так? Отряд космонавтов, 1988 год!
Нет, не узнал. Пришлось ослабить натиск и взывать не к совести, но к генетическому и кастовому благородству:
- Там был мой брат, (и это могло оказаться правдой, потому что родственников у меня хватило бы на два отряда космонавтов), мы очень похожи,- назвал наугад первую, пришедшую на ум фамилию.
У космонавта была цепкая память, он оказался первым, кто тактично обнаружил мало сходства между братьями. Хорошо, что не понадобилось предъявлять первому выходцу в космос те места, которые неотличимы по принадлежности у всего мужского населения земного шара.
Он провёл меня сквозь охранный пост, как Моисей соплеменников - по дну расступившегося Чермного моря.
Через день я уже одиноко качался в купе поезда Москва - Берлин. По этой ветке железной дорогой я ехал впервые. Пейзаж навевал тоску, искусственно вживлённую в меня ещё уроками современной истории в советской средней школе. Мелькала перед глазами многострадальная земля, постоянно оккупируемая захватчиками: немцами, итальянцами, венграми, финнами, французами, шведами, поляками, тевтонами, монголо-татарами… Трудно было вспомнить нацию или народность, которая не воспользовалась возможностью потоптать русский чернозём и суглинок. Их - тьма! Топтали с чувством достоинства и почётной обязанности, как петух наседку. Топтали настолько рьяно, насколько наседка позволяла себя топтать.
Я-то родом с Предуралья. У нас со времён исхода арийцев не было захватчиков. Так, имели место мелкие междоусобицы: белые придут и перебьют красных, зелёные захватят власть и перебьют белых, красных и синих в форме «Динамо» - до кучи.
А западные земли постоянно притягивали к себе человеческое поголовье интуитивно, на уровне безусловного рефлекса. Запад всегда считался священным местом захоронения, огромным, безымянным могильником, даже для тех, кто жил западнее русского запада.
В Египте река Нил строго делила мир на Восток и Запад. На тех, кто готовился почивать в Елисейских полях и, уже спёкшихся в стране Кхем.
«Рама некогда увёл Ариев из Предуралья на юго-восток, чтобы дать им новую жизнь. Через войны с негроидной расой,
