первоклассно, что вся компания отрывалась до поздней ночи, не желая расходиться, не позволяя мужчинам замолкать надолго, шумно умоляя их продолжать, скандируя эти требования хором.
Света же слушала не шевелясь. Она боялась отвлечься и перевести взгляд на кого-то с Арсения, словно боясь упустить какую-то деталь, какую-то черту его характера, которая могла бы раскрыть его перед ней окончательно и полностью. Перед ней сидел обычный парень, молодой мужчина, любящий хард-рок, имеющий хороший голос и способность к пению, который вкупе с собственной харизмой в данный момент что-то творил с молодыми людьми и девушками, подчиняя их своей воле, своему ритму и своей силе. Этот голос, эти глаза, эти руки могут творить с людьми все что захотят, и все беспрекословно будут ему подчиняться, потому что это в кайф!
А он даже и глаз не поднимает ни на кого из окружающих, посвящая всю свою силу и энергию музыке, которая так часто спасала его от отчаяния, вытаскивая его из лап черной тоски и неоправданной жестокости. Как молодой Давид, играя на арфе, помогал царю Саулу освободиться от гнева и эмоциональных приступов, усмиряя его дурной нрав.
И сейчас на небольшой поляне, залитой лунным светом, в отблесках ставшего в этот час ночи волшебным костра красивый мужчина, прикрыв откровенность глаз темными длинными ресницами пел о любви, о верности, о красоте отношений, к которым его сердце стремилось всю жизнь, так и не находя отклика в других людях.
Поэтому он так одинок, что не встречал еще девушки, которая могла бы быть настолько сильной, чтобы прижать его к себе, дав насладиться не только своим телом, своей близостью, но и силой и красотой своей души, своей женственностью и слабостью подчинив и утихомирив его собственную волю и силу. Превратив огромного дикого зверя в домашнего котенка, счастливого от того, что он может играть хотя бы волосами своей хозяйки. Он искал ту, которая увидит в нем его самого, которого он и сам потерял много лет назад, и который лишь неясным прозрачным образом изредка всплывает во сне, как неясное отражение на запотевшем зеркале, но исчезает как рябь на воде, как только пытаешься вглядеться в эти черты.
В конце концов, далеко за полночь Арсению с Бертом удалось уговорить всех разойтись поспать, но главным аргументом стало их сообщение об усталости.
- Артистам нужен отдых, чтобы завтра быть в форме, - объявил Берт. – Все помнят, в каких палатках будут спать? Тогда всем приятных снов и доброй ночи! - и он первым, положив гитару на бревно, где только что сидел, направился к своей палатке.
Арс еще немного посидел, обнимая свою гитару, потом поднял глаза на Свету и посмотрел в упор. Он молчал. Света тоже не знала, что сказать. Весь вечер она думала, что он играл и пел для нее. Она слишком самонадеянна? Она нахалка, думающая о себе слишком много. Но Арсений сразу подтвердил ее предположение.
- Тебе понравилось? – спросил он немного охрипшим голосом.
Света увидела, что он очень устал, на лбу сверкали капельки пота, под глазами залегли темные тени, весь его вид стал каким-то нездоровым, словно он выложился на все сто процентов, и устал настолько, что готов упасть. И, тем не менее, его глаза светились каким-то теплым внутренним светом. Ей очень хотелось прикоснуться губами к сбитому в кровь кулаку.
- Было… здорово, - призналась девушка. – Никогда не думала, что песни у костра – это так сногсшибательно.
Мужчина устало улыбнулся, поднялся со своего места и медленно направился спать.
- Арсений, - окликнула его Света. Он обернулся.
- Арсений, спасибо, - просто сказал она. – Ты очень красиво поешь. И сам весь такой… красивый. Я наслаждалась все это время. И я никогда не забуду эту ночь.
Он посмотрел на нее пристально, в его глазах мелькнули искры, тень улыбки пробежала по усталому лицу. Но он только кивнул, и пошел к палатке.
По пути его окликнула предприимчивая брюнетка. Она говорила что-то вроде того, что если он ночью вдруг перепутает палатки и забредет к ней, она не будет сильно кричать и возмущаться. Что ответил ей мужчина, Света не расслышала, но его мягкий и завораживающий голос с легкой хрипотцой от долгого напряжения говорил что-то милое, заставляя брюнетку улыбаться. Пожелав ей спокойной ночи, он, наконец, скрылся ото всех. Этот день оказался для него непростым и очень насыщенным. Богатым такими разнообразными эмоциями, что у него просто не осталось сил, чтобы бодрствовать еще какое-то время. Как только он забрался в свой спальный мешок и закрыл глаза, тут же провалился в сон.
Света же наоборот долго вертелась, не в силах заснуть. Она видела перед собой Арсения, сидящего с гитарой в отблесках костра, загадочного, сильного, красивого, энергичного. Исчезла его мрачность и подавленность. Был живой человек, понимающий музыку, выпускающий ее из глубин своего сердца на волю. Его голос разносился по всему лесу, достигал небес и развлекал звезды, которые высыпали на небосвод в огромном количестве по такому торжественному случаю. Он пел так, словно это его жизнь. Он мог бы стать известным певцом, если бы захотел, подумала она. Он мог бы стать любым, кем бы только захотел. У него получается абсолютно все. Но он захотел стать убийцей. Ей было грустно. Грустно, что между ними пропасть. Или нет, не так. Между ними стена. Она вроде бы не видимая, стеклянная, но она существует, и оба ее ощущают. Их тянет друг к другу, но невидимая преграда надежно их разъединяет.
Она так вертелась и крутилась, что решила выбраться из палатки, боясь разбудить Катю и еще одну девушку, разделившую с ними ночлег. В городке царила тишина, не считая ночного пения цикад и сверчков, все поголовно спали, и только Бертуччо нес вахту у костра. Он сидел, облокотившись локтями о колени, о чем-то думал и время от времени помешивал горящие угли в костре, который почти затух, и светился тихим мягким светом. Танцующие языки слабеющего пламени словно что-то рассказывали ему, а он внимательно слушал.
Света наступила на сухую ветку, и мужчина обернулся на этот звук.
- О, кого я вижу! – поприветствовал он девушку, которая не решалась приблизиться к нему.
- Не помешаю?
- Конечно нет, присаживайся рядом, - и Берт демонстративно подвинулся, приглашая ее к себе. Света не стала ломаться и присела рядом. – Не спится?
- Да, перегуляла, теперь сон никак не идет, - призналась она.
Он взял плед, лежащей по другую сторону от него, и накинул ей на плечи. Она благодарно кивнула ему.
- Вы здорово смотритесь вместе, когда играете и поете, - сказала она.
Этой ночью ни о чем другом думать она уже не могла. Сильное впечатление накрыло ее словно пологом, и никакие другие мысли, видения и образы не могли пробиться через его невидимый покров.
- Да, мы делаем это много лет. Было бы обидно, если бы за такое долгое время мы не смогли бы сыграться, - улыбнулся Берт.
- Да, вы нашли друг друга, - Света задумчиво смотрела на огонь.
- Нас свела война, лет пятнадцать назад. Музыка не давала Арсу сойти с ума, а он в свою очередь помогал мне оставаться человеком. Ну, насколько это вообще было возможно в тех условиях, - произнес Бертуччо.
- Вот как….
- Гитары были для нас всем. Отцом и мамой, богом и женщиной. Однажды в одном полуразрушенном доме он обнаружил пианино, и даже с неплохим звучанием. Было не понятно, как оно уцелело при бомбежке. Для него это было просто подарком судьбы. Он что-то играл, и весь наш взвод обалдело слушал. Не поверишь, у этих буйволов даже слезы блестели в глазах.
- А что он исполнял?
- Баха. Прикинь! И пока мы дислоцировались в том городке, каждый день всем взводом ходили в тот дом, и Арс играл, и все слушали. Это стало для всех обязательным и даже необходимым, как поесть, или помолиться на ночь. Или написать письмо любимой девушке.
- Здорово.
- После этого он стал душой компании. Его обожали. Его даже от пуль старались прикрывать. Как же, он же был в глазах всего этого сброда жестких наемников утонченным романтиком, - вспоминал Берт.
- Вот как. Удивительно. А он опекал тебя?
- Ага. Мы ели из одного котелка, кусок хлеба делили пополам, спали голова к голове. Было весело.
- А страшно было? – тихо спросила Света.
- Всегда, - не стал рисоваться перед ней мужчина.
- Значит, ты такой же знаток и ценитель музыки, как и Арсений? В одном взводе встретились два музыканта.
- Еще чего! У меня вообще три класса образования. И слуха не было никакого. Все что я сегодня могу – полностью заслуга одного только Арса. Он с маниакальным упорством обучал меня, пока я сам не почувствовал вкус к этому делу. А потом понеслось. Музыка – это круто. Это кайф. Короче, я рад, что тебе понравилось.
- Не думаю, что это можно забыть, - призналась Света. – Я под таким впечатлением, не знаю, как это выразить.
- Могла бы просто подойти и поцеловать его, - усмехнулся Бертуччо.
- Ты серьезно?
- Ты разве не поняла, что он делал это только для тебя? Пел и развлекал тебя.
Света смутилась под его пристальным взглядом.
- Если это так, то… я просто чудо, - пошутила она, не смело подняв на мужчину глаза. – Только очень удивительная девушка заслуживает таких подарков.
- Да, и ты как раз из таких, - кивнул Бертуччо, внимательно ее разглядывая. Он хотел что-то спросить у нее, но потом вдруг передумал и сменил тему.
Они о чем-то говорили, Берт тихим голосом рассказывал ей какие-то истории из их жизни, когда до Светы долетели странные звуки, не то всхлипы, не то какое-то бормотание. Поскольку Бертуччо сидел немного дальше от палатки, то он не сразу это услышал. Но когда предрассветную тишину прорезали крики: «Мама! Мамочка! Нет! Неееет!», он мгновенно сорвался с места, и, перепрыгнув через костер и чуть ли не через девушку, бросился к своей палатке. Света понеслась за ним. Когда она подбежала, Берт уже стоял на коленях возле спящего брата, который метался во сне, плакал, всхлипывал и уже шептал что-то бессвязно и неразборчиво. Отчетливо слышалось только слово «мама». Берт старался разбудить друга, чтобы тот не переполошил весь лагерь. Наконец, тот раскрыл глаза, мокрые от слез.
- Что, опять? – спросил он слабым голосом.
- Ага, - сказал Берт, наклонившись над ним.
- Ччерт! – прорычал Арсений, окончательно просыпаясь и садясь в спальном мешке. – Черт, все было так хорошо, почему мне приснилось это опять, а? – он стал тереть глаза.
- Ты устал. Может, перенервничал. Я же говорил тебе, ни на что не рассчитывай. Зачем ты пел эти облака?
- Ты же сам мне предложил.
- Да что я, не знаю, что ты обязательно бы это спел, даже если бы я затыкал тебе рот? Как же, надо же было тебе порисоваться перед ней.
- Скажи, она поняла, да? Ей понравилось, ты видел?
- Да, видел, и слезы видел, и восхищение видел. Давай, скажи, что тебе надо? Выпить хочешь?
- Ни за что. Дай подышать свежим воздухом. И вообще, что ты так наклоняешься надо мной, поцеловать что ли хочешь?
- Что??? Еще чего, придурок! Не надейся, не дождешься.
- Конечно, мамочка, я только об этом и мечтаю.
Толкаясь и отпихивая друг друга, с приглушенным смехом парни выбрались из палатки, а Света к этому времени уже прошмыгнула к себе. Спрятавшись в темноте, слушая мерное сопение девушек, она долго смотрела сквозь затененное окошко в брезентовой стене, как Арсений задумчиво сидел у костра, уставившись в огонь. С первыми лучами солнца она
