Огромный толстый мальчуган, сын первого секретаря Стукинского райкома партии, стал обижать хрупкую маленькую третьеклассницу. Он отлавливал ее в коридорах школы, на лестницах, где свесившись с верхнего пролета, неожиданно обрушивал на голову девочке здоровенный портфелище, набитый книжками, сменной обувью и бутербродами с дефицитной тогда колбасой. Леночка падала и скатывалась по ступенькам лестницы, а откормленный боровок – отпрыск главного партийного деятеля района злорадно хохотал. Впрочем, Леночка советской власти спуску не давала, и однажды на перемене она очень ловко подставила ей подножку, так что советская власть кубарем покатилась кверху тормашками; точнее, покатился тот толстый мальчишка, который носил важную фамилию Лонгашов, и чья мама работала первым секретарём стукинского райкома партии или, как говорил Леночкин Папа, была главной стукой района.
БАБА ЦАТЯ.
Баба Цатя любила курить «Беломор». Любила она иногда и выпить. Напуская на себя браваду, часто распевала песни, балагурила. Она всегда была в благодушном расположении и никогда не падала духом.
- Эх, родимая, поила бы ты меня всю жизнь! – говаривала баба Цатя, целуя бутылку водки, потом прижимая ее к груди и к голове. Затем пела забористые частушки, отплясывала чечётку и, слегка задыхаясь, плюхалась на диванчик.
Бабушка была остра на язычок. Если кто-то долго икал и говорил, что его кто-то вспоминает, она неизменно добавляла: -Свинья кучу починает!
Если кто-то закашлялся в ненужный момент, она весело кричала:
-Что за кашель и пердеж – ничего не разберешь!
Леночку она любила до самозабвения и по утрам ласково и весело будила малышку словами « Сюлька, сюлька, вставай, картосюлька поспела!» Да и потом, когда Леночка выросла, баба Цатя оставалась такой же жизнерадостной, прикрывая свою скорбь шутками. Но глаза ее оставались грустными.
Вообще судьба бабушки была не из легких. Фелицата происходила из старинного поповского рода. В семье было девять детей, отец не стал принимать священный сан, хотя и его отец, и дед, и прадеды были священниками. Даже в роду по преданию был митрополит Киевский - Феогност Лебедев...
Отец Фелицаты удовольствовался бухгалтерской должностью при храме. Он не полез в это пекло и с удовольствием регентовал на клиросе, где пели все его дети, и маленькая Цапачка тоже. Вечерами они собирались на крылечке и распевали церковные канты. И тогда над тверской землей из села Покровское, что под Кимрами, звучало стройное многоголосое пение, которое неслось над туманами и лесами, поднимаясь к небу: Аллилуиа, аллилуиа, слава Тебе, Боже!
Все дети росли в труде. Они собирали ягоды - клюкву и бруснику на болотах, порой погружаясь в холодную жижу по самую шейку. Мешками они таскали домой грибы – рыжики, волнушки, грузди. Бабушка была замечательным грибником и никогда не возвращалась из леса с пустой корзинкой. Да и места были нетронутые, девственные.
По утренней росе, когда только просыпались птицы, дети уже аукались в лесу. День был длинный до безконечности. Возвращаясь из леса, дети опять пели, поэтому голоса у них были сильные и звонкие.
На дворе дома их уже ожидал кипящий самовар и вкусные свежие плюшки, баранки, пряники, напеченные мамой.
На роду, как и вообще на всём государстве Российском, явно почивало благословение Божие.
На втором этаже дома бочками стояла кислая капуста с клюквой, солонина, соленые грибы, моченые яблоки, маринованные и соленые огурцы, помидоры. Было полное и всяческое изобилие. Как в сказке. Или, говоря по-поповски: долгоден-ственное и мирное житие.
Но как и в каждой сказке, появлялись и отрицательные персонажи, без которых, видать, и нам не обойтись…
СБОРИЩЕ.
Смеркалось. Зимний вечер грозился превратиться в ночь. Но звёзд на небе не было видно. Всё заволокло тучами, в Москве в этом году было не по-зимнему слякотно и туманно. Редкие прохожие, спешившие по своим делам, скользили и падали на мокром льду, и чертыхались.
Лишь за массивными стенами древнего монастыря в высоких палатах сияли электрические паникадила, бросая свой яркий синтетический свет. И сквозь туманную мглу пробивались маяком.
Но маяк был тоже синтетический, это был тот фальшивый маячок, который загнал на погибель и на рифы царскую яхту Российской империи. Белоснежная «Ливадия» раскололась пополам и затонула. Это было недавно. А теперь подобная участь готовилась уже самой державе.
Над длинным столом возвышался высокий седовласый мужчина с окладистой бородой и огромным носом с плюшкой. Обычно добродушный вид его в этот раз сменился на чрезвычайно озабоченный. Он выступал в роли радетеля и спасителя человечества. Было видно, что он пользовался особым авторитетом брадатой братии, собравшейся за столом. Все были не по этикету в чёрных рясах, как бы претендуя на неофициальность встречи и особую избранность. На столе было богато. Осетры, белорыбицы, водка и коньяки французские, кагоры всех сортов, икра чёрная, красная, дичь и прочая снедь в неописуемых количествах и совершенно не свойственная для голодного времени этой страшной зимы наполняла столы.
Народ голодал, шла война. Собирались последние силы для решительного рывка. Но всё это было там, за высокими стенами монастыря. Здесь же шёл праздник…
Поводом для сборища было католическое Рождество. Поэтому здесь присутствовал папский легат. Где-то на заднем плане маячил и пейсатый раввин. Зловеще поблёскивали погоны высшего генералитета царской армии. Представители государственной думы и правительства сидели за столом, жрали и пили. В ряду заговорщиков особое место занимал долговязый князь – родственник государя, который по-видимому руководил собранием.
Длинноносый поп продолжал свою речь.
- В эти трудные, решающие для родины дни, когда весь народ прилагает титанические усилия для того, чтобы выжить и не погибнуть, мы – высшее священство, весь клир – готовы поддержать водворение новых начал, основанных на свободе, равенстве и братстве, на этих трёх китах и основополагающих началах, на которых зиждется наше священное братство вольных каменщиков.
В зале одобрительно зашушукались, кто-то заёрзал ногами под столом.
- Правильно, правильно!!
- Я ещё не закончил, - сделал нетерпеливо упреждающий жест рукою выступающий. – Думаю, что выражу общее мнение всего Священного Синода и всей полноты русской православной церкви, если скажу, что Николай не может стать правителем такой огромной державы, какой станет Россия после войны! Весь мир окажется у его ног, он на самом деле намерен освободить Константинополь и возродить Византийскую империю под своим патронажем, а кем тогда станем мы? А вдруг он действительно победит и создаст мировую империю, станет патриархом – новым папой, а там и до догматов веры доберётся! – Шнобель перешёл на визг, ему сочувственно поддакивали папские легаты и пейсатые раввины.
- Дочек поставит европейскими королевами,- немку императрицей,- царевича императором Византийским, - теперь уже лаял, выплёвывая слова, Шнобель.
Теперь уже все переполошились, началась паника, поднялся гвалт, кто-то поперхнулся водкой, кого-то затёрли и чуть не затоптали, кто-то упал мордой в салат...
Подождавши, пока водворится порядок, Шнобель объявил наконец лозунг дня: - наша позиция неколебима. - Старый режим прогнил, царь у нас – пьяница и мягкотелый человек, подкаблучник, всем руководит его жена – немецкая шпионка. А ею руководит распутный мужик в косоворотке. Такое терпеть мы больше не в силах. И нужно положить этому конец.
Лязгнули шпоры. Раздался голос:
- Так оно и есть. И я под присягой могу это подтвердить! – рявкнул великий князь, вскакивая с места, и грохоча шашкой, украшенной рубинами. Его медалька болталась на кителе, как награда у породистого пса.
Было видно, что великий князь очень раздосадован и обижен на нынешнюю власть. Каждое слово и каждый жест его сочились ядом.
- Этот мальчишка – совершеннейший бездарь! Он ничего не смыслит в военных действиях! И неминуемо приведёт державу к краху и капитуляции – к потере всего. Всем руководит эта баба – немецкая шпионка! И её полоумный любовник. Мне известно, что именно по его совету, переданному через эту бабу,
Николашка снял меня с поста Верховного Главнокомандующего. Это Я-а, я-а всё сделал и подготовил для победы на фронтах! Я подготовил почву, выпестовал генералов, а теперь Он, – оН! – пожинает плоды моих трудов! И трубит о своей великой гениальности. Но эта камарилья всё равно плохо кончит. И чем быстрее мы их уберем от власти, тем лучше для всех нас. Вы знаете, что я не рвусь к царской власти и не страдаю манией величия, моё мнение вам известно. Отречение царя и регентство над больным цесаревичем. Царицу с Великими Княжнами – в монастырь, мужика – в кандалы и на каторгу!
Все одобрительно захлопали и засмеялись. Радостно подняли полные фужеры. Попы криво ухмылялись. И маслеными глазками посматривали на пробегавших мимо молодых мальчиков-послушников в облегающих подрясниках, служивших за столами официантами. Некоторые отцы не удерживались и слегка похлопывали подростков чуть пониже спины.
Все выпили и послышался нестройный говор.
- Давно пора навести в стране порядок, - говорил какой-то штатский своему соседу, по внешности напоминавшему пивную бочку, но имевшему на голове – тыкве не свойственную бочкам митру, одобрительно покачивавшуюся в такт словам своего визави.
- Господа, господа! – кричал рыжий всклокоченный господин в пенсне. – Предлагаю тост! За будущего регента! А в последующем, и царя нашего, великого князя Сосипатра Никандровича! Ура!
- Ура! – воскликнули все и вновь хлопнули по полной.
- Господа, господа, я очень тронут вашим доверием, - по видимости растрогавшись, великий князь как бы собирался с мыслями… - Безусловно, если я возглавлю династию, всё будет по- новому. Вам известна моя программа. Это свобода церкви, её неподконтрольность государству. Это назначение, или выборы патриарха… - тут вся поповская братия радостно заёрзала и засмеялась.
- В государственной жизни я поборник конституционной монархии, с приоритетом закона над властью, но допускаю и толковую республику, - на выбор народных избранников… - тут уже одобрительно заёрзали и засмеялись штатские члены государственной думы.
- Весь преданный нашему движению генералитет должен быть достойно награждён… - теперь уже «генералитет», перестав двигать в такт челюстям ушами и насторожившись, ловил каждое слово. – Да – да, и это не просто слова.Сейчас, в шаге от победы, мне представляется не только возможным, но и необходимым назначение наших генералов генерал-губернаторами оккупированных нашими доблестными войсками территорий. Причём наделить их чрезвычайными полномочиями с правами не только казнить-миловать на оккупированных территориях, но и взыскивать репарации. Фактически вы, господа, станете полноправными соправителями великой империи, - каждый в своём графстве, разумеется, с получением графского титула и пожизненного наследуемого владения. Можете не беспокоиться, владений будет более чем
