САТИСФАКЦИЯ

                                 САТИСФАКЦИЯ

    Нервозность… нервозность… непонятная, гнетущая нервозность…
    Проснулся в пятом часу утра – за окном ветер полощет в своих тёплых струях зелёное платье яблони – с гнетущим предчувствием исполнения пригрезившегося ночью видения. Непонятное ощущение  ожидания чего-то неизбежного сосёт под ложечкой, ментоловой прохладой липкого пота скользит по позвоночнику ниже крестца, теряясь… Снова воспалился, что ли?.. И – нервозность… нервозность… Зубной щёткой разодрал десны; вместо ополаскивателя для зубов глотнул моющего средства для посуды.
    Раздражённость вкупе с нервозностью…
    Бью флакон с одеколоном о кафельную стену ванной – летят мелкие брызги стекла по сторонам, в комнате повисает тяжёлым высказанным упрёком аромат дорогого одеколона – понимаю, стеклянный пузырёк, это всего лишь часть предмета обихода; он здесь не при чём. Досада… Досадую?.. Увы…
    Скептически осмотрел подбородок. Да, бриться просто необходимо. Выдавливаю крем на намоченный помазок, намыливаю лицо. Открываю упаковку. Беру новый станок. Подношу к лицу, рука вздрагивает, это всё нервозность, лезвие срезает часть кожи на щеке возле уха. Маленькая капля крови растёт в размере, увеличивается, стекает по щеке на подбородок… Зависает, срывается на грудь, скользит вниз, оставляя алую блестящую полоску. Смотрюсь в зеркало; капля за каплей срываются вниз; ничего не предпринимаю, чтобы остановить кровотечение и дезинфицировать порез; указательным пальцем. Обмакнутым в кровь, рисую на своём отображении в зеркале, покрытом патиной пара брови, усы, волосы… Они растекаются, размываются; они тоненькими ниточками медленно, с геометрической последовательностью ускоряясь, бегут, льют, скользят вниз по отполированной поверхности зеркала, фантасмагорически украшая, уродуя моё лицо.
    Нервозность… нервозность…
    Наклеиваю пластырь на рану; набухает, отвисая, словно живот у беременной, ткань пластыря; срываю его, выбрасываю в унитаз, кровь ручьём; наклеиваю новый…
    Руки дрожат – нервозность изнутри сотрясает тело; руки знают своё дело, они делают это изо дня в день, как автомат, чётко выполняя вложенные в него действия при помощи микросхем; нервозность заставляет дрожать окружающий мир…
    Нервозность…
    Выхожу из квартиры; встречаю соседку. Она отпрянула, округлив в ужасе глаза: - Ой, что это с вами?! И бегом вниз по лестнице, теряя на ходу модельные босоножки.
    Иду следом, пиная её плетёнки ногами; иду, нервозно скрежеща зубами и дико поводя глазами по сторонам.
    Нервозность… она меня доконает, если… если только новая нервозность не перекроет кислород старой.    
    Нервозность посредством моего внутреннего «я» проецирует себя на окружающих, на внешнюю среду, твёрдым натиском мягкой агрессии подчиняя всё вокруг: от малейшего атома водорода, до большого космического объекта под названием планета Земля.
    Нервозность избирательна; она действует не на всех одинаково.
    Выходя из лифта, чуть не падаю, машу руками, восстанавливаю равновесие и способность адекватно реагировать: - Какая хвостатая сука не нажралась бананов  у себя на пальме!
    Продавец овощей, пожилой, седой, круглый как арбуз азербайджанец, магнетизируя золотой улыбкой, спрашивает:
    - Что хочешь, дорогой? Апельсин-мандарин, виноград-бананад…
    - Стоп! – прекращаю неиссякаемый ручей слов-извращений. – Бананад?
   - Бананы, дорогой! – светится золотом инков рот продавца овощей. – Бананы!..
    - Пожалуй, полкило достаточно.
    Расплачиваюсь, иду домой, ем бананы на ходу, вкуса не чувствую. Кожуру  бросаю в урны, их на пути много. Последний банан доедаю, входя в подъезд. Ароматную, липкую кожуру на ощупь опускаю в пакет (в подъезде третий день не света); она беззвучно падает.
    Электронный замок, установил на воротах гаража по настоянию друга, не работает. Бью – клятая нервозность! – ладонью по воротам. Они и внутреннее пространство гаража обидчиво и гулко отвечают. Выглядывает из двери сосед автослесарь, работает с раннего утра, лицо и руки в масле: «Чо шумишь?» Указываю на замок, не работает, мол; сосед разводит руками, в электронике ни бум-бум. Интересуюсь, есть ли у него болгарка, срезаю – снова эта неотвязчивая нервозность! – замок. «Ты чо это так радикально?», - у соседа отвисает челюсть. Отвечаю, что на деликатное обращение с техникой времени нет, спешу; он мне, мол, спешить нужно медленно. Что будешь делать? Не оставишь же гараж открытым. Предлагаю ему заварить ворота на десять припаев, а вечером разберусь.
    Выезжаю медленно, а нервозность так и норовит, так и подстёгивает надавить на газ; останавливаюсь и обращаюсь к соседу.
    - Ну, что, Митёк, с почином! – поздравляют друзья. – Наконец-то ты решился на смелый поступок – приобрёл автомобиль!
   «Да! Молодец! Респект! Ух-ха!» - дружеские голоса перебивают друг друга, смешиваются и повисают в воздухе огромным коконом чистосердечных поздравлений.
   - Как тебе твоя ласточка? – кто-то из друзей осторожно поглаживает серый округлый бок машины. – Нравится… - говорит нараспев, отвечая за меня.
   - Не ласточка, - поправляю я. – Птеродактиль.
    Повисает тишина.
    «Вот только не надо, как корабль назовёшь, так он и поплывёт».
    Тишина полная. В изумлении умолк даже магнитофон.
    - Почему птеродактиль?
   И снова тишина. Несколько кокетливая, жеманная и робкая и в тоже время колючая, как ёж, и густая, как осенние сумерки.
    Внимание заострено на мне; ждут ответа. Тяну, думаю, как ответить; ждут, не торопят меня.
    В гаражный кооператив заезжает джип, высвечивает светом неоновых фар нашу компанию. Плотные, чёткие и строгие тени ложатся на стены строений.
Что-то отдалённо знакомое рассмотрел в этих быстро промелькнувших образах.
    - Птеродактиль – скудный, однообразный предок нынешнего разнообразия мира пернатых, - говорю и слежу за реакцией друзей.
    - Мне кажется или нас тут красиво забалтывают, - раздаётся чей-то порядком захмелевший голос. – Или к чему чьи притягивают уши?
    Послышалось «не перебивай! Пусть счастливый автовладелец справится с волнением» и кое-какие колкие, но вполне безобидные сравнения и высказывания.
    Обхожу вокруг машины, лью несколько капель водки из пластикового стаканчика на крылья, капот, чтобы долго служила и без поломок ездила.
    - Это моя первая машина, следовательно – птеродактиль, - терпеливо объясняю друзьям. – А вот следующая будет, действительно, ласточка.
    В ответ послышалось «Клёво, дружбан! За это надо обязательно выпить! За птеродактиля!» и снова в вечернее небо полетели шарики из неразборчивого коктейля из слов и звуков.
    От вспышки глаза прикрываю рукой. Сосед поставил девять клёпок, объяснил, что число должно быть нечётным. Соглашаюсь.
    Выезжая из ворот кооператива, в заднее зеркало вижу соседа, он улыбается, что-то говорит и машет рукой.
    Не успеваю выехать на дорогу, подрезает блондинка – снова нервозность, почти на грани взрыва – на красном «Шевроле». Истово сигналит, безжалостно насилуя клаксон. Показывает средний палец и едет дальше.
    Делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание, медленный выдох через трубочкой сложенные губы. Повторяю. Успокаиваюсь, но нервозность, как дамоклов меч, упирается шпильками предчувствия в затылок. Нервозность…
    Выезжаю на Портовское шоссе; нужно встретить подругу, возвращается из отпуска. Вот же угораздило проснуться уснувшему чувству; когда узнал лучший друг, съязвил, что, всё-таки потянуло на комиссарское тело, к тёплым сиськам и на мягкий бабий животик?
    Тревога не проходит, вместе с ней – нервозность…
    Комиссарское тело, тьфу, чёрт, прилипнет что-нибудь к языку, изо рта не выплюнешь.
    Без затруднений проезжаю все перекрёстки. Комиссарское тело!.. Блин! Нервозность… нервозность всё!.. Загорелая. Отдохнувшая. Лоснится светло-кремовым загаром кожа. Комиссарское тело…      
   А тут откуда ни возьмись, блондинки на «ласточках» подрезают… И снова нервозность надсадно лупит по наковальне затылка, - немеют плечи, - молотом не определившихся тревожных предчувствий.
    Остаётся последний перекрёсток – пересечение Портовского шоссе и проспекта Транзитного. И застываю намертво в бесконечно длинной пробке. Откуда столько машин в такую рань воскресенья. Чо не спится-то народу?! Плотный поток машин окружает меня со всех сторон и с разных направлений.
    На часы не смотрю. Успеваю.
    Медленно, со всеми вместе двигаюсь в общей массе, будто еду на черепахе. В открытое окно настойчиво вторгается дикая смесь звуков из работающих двигателей, шуршащих по асфальту шин, скрипа тормозов, визга колёс, звуков музыки из автомагнитол.
   - Это моя первая машина, следовательно, птеродактиль…
   «Выпьем за птеродактиля!»
   «Хитро, змей, выкрутился!»
   «Чтоб не ездил, летал, касаясь колесами дороги!»
   - Что, баран, вылупился! – это ко мне из рядом стоящей машины; хозяин, жирный боров, истекающий крупными каплями пота, еле дыша, с астматическим сипом. – Чо новое увидел?
   Изгибаю бровь.
   - Ничего примечательного.
   Боров оглядывается по сторонам, вертясь неповоротливой тушей на сиротливо скрипящем сиденье.
    Улыбаюсь. Думаю, что мечтательно. Рот до ушей, хоть завязочки пришей.
    Складываю пальцы пистолетом; целюсь борову прямо в лоб; произношу чётко и громко: - Пуф! Якобы стреляю, подношу указательный палец к губам, сдуваю несуществующий сизый пороховой дымок резким выдохом: - Пфу…
   И улыбаюсь – нервозность, чёрт бы её побрал – думаю, что мечтательно.
   В салоне соседней машины огромный жирный череп водителя раскалывается – медленно-медленно, – затем внутри быстро разлетаются крупные брызги крови, дымящиеся ошмётки мозга, жирные лохмотья кожи с остатками черепа с кровью и потом пополам.
    Один кровавый сгусток попадает мне на правый висок, прилипает; немного повисев на месте, пополз вниз со скоростью улитки к подбородку, оставляя на бритой скуле, пахнущей дорогим одеколоном, кровавый длинный след.
    Жирный боров, истекающий потом, крутит пальцем у виска.
    Я на него не смотрю. Нервозность, нервозность… Минута тянется за минутой; бросаю взгляд на светофор, на нём красный свет будто застыл. Издевается, что ли?
    Нервно барабаню пальцами по рулю. Красный. Минута. Красный. Ещё минута. Моргает. Ну, наконец-то! Застывает жёлтый, странно помаргивая, чуть не дрожа, как банановое желе.
     Из соседней машины, она уходит вправо, боров решил ехать другим путём, доносится: - Чтоб ты здох, п…
     Барабаню пальцами по рулю, выстукиваю какой-то ритм.
     Горит жёлтый.
     Да что ж ты будешь делать?
    К пальцам присоединяется чечётка, ногами стучу по полу.
    Трат-та-та-та-та!.. Трат-та-та-та!.. – выбивают пальцы по кожаному чехлу руля.
    - Трат-та-та… та-та… Трат-та-та!.. – стучат подошвы туфлей по резиновому коврику.
    Ну, это ж надо, Его Величество Жёлтый сигнал решил заморгать.
    - Трат-та-та-та-та!.. – пальцы долбят баранку.
    - Трат-та-та… та-та… - туфли выбивают пыль из коврика.
    Резко выворачиваю влево, давлю на газ…
    Удар…
    Лечу…
    - Раньше за вашим сыном ничего подобного не замечали? – шум в ушах резонирует, но мне удаётся распознать женский голос, обращающийся